Загадка Рафаэля - Пирс Йен (книги без регистрации TXT) 📗
— Ну, если так, я согласен, — неохотно промолвил он. — Вы меня убедили. Но я должен предупредить: даже моя неоценимая помощь не гарантирует успеха.
— Поройтесь у себя в картотеке. У вас же есть каталог произведений Мантини.
— Неполный. И в него занесены только те картины, которые сохранились до нашего времени. А сколько их было на самом деле, никому не известно.
— Вы должны постараться. Подумайте, а вечером обсудим. Сейчас я ухожу по своим делам.
— Мне нужна ваша помощь. Когда будете общаться с аукционистами, постарайтесь выяснить, какие картины покупал в последнее время Морнэ, и проследите судьбу этих картин. Узнайте, какие картины покупали другие подозреваемые.
— Где?
— По всей Европе.
— Что покупали по всей Европе все наши подозреваемые? И только-то?!
Аргайл кивнул.
— Я понимаю: это — непростая задача. Но если мы узнаем, что кто-то купил картину того же размера, что и Рафаэль, у нас появится зацепка.
— Хорошо. У вас есть еще просьбы?
— Ответьте только на один вопрос: вы верите в мою виновность?
Флавия подняла с пола сумку и перебросила ее через плечо. Слегка нахмурив брови, она прикинула, стоит ли сказать ему правду или полезнее выразить недоверие.
— Не думайте об этом, — сказала она наконец и вышла прежде, чем Аргайл успел ответить.
Погруженный в свои мысли, Аргайл смотрел из окна, как Флавия сбежала по ступенькам и поймала такси, потом рассеянно убрал со стола и принялся ходить по комнате, раздумывая, с какого конца взяться за дело. Трудно собраться с мыслями, когда знаешь, что малейший промах может стоить тебе долгих лет жизни за решеткой. Найдет он картину или нет, в любом случае ему лично ничего не светит. Будь проклято все! Аргайл мечтал совсем о другом, собираясь в Рим. Но одно он знал точно: времени у него в обрез. В расположении Флавии он был почти уверен и надеялся, что она не считает его преступником, а вот ее шеф, похоже, придерживался на этот счет иного мнения.
Задача предстояла нелегкая. Аргайл предполагал, что в его картотеке содержатся сведения примерно о пятистах картинах Мантини. Около половины из них были написаны до 1724 года, то есть до того, как он принял участие в афере с Рафаэлем. Остальные картины были написаны либо позднее, либо не имели точной датировки. Аргайл подошел к коробкам из-под обуви, в которых хранились материалы диссертации и начал просматривать картотеку. Через несколько минут он решил высыпать карточки из коробки; сложить их по порядку можно будет потом. Отчаянное положение требует отчаянных решений. Час работы принес неутешительный результат: количество картин, местонахождение которых было точно известно, приближалось к ста.
Аргайл вспомнил письмо леди Арабеллы и просмотрел выбранные карточки еще раз, откладывая те, в которых не упоминалось о руинах или о чем-то, что можно было назвать руинами, но и тогда у него осталось пятьдесят пять картин. Сев на пол, он включил плейер и начал составлять список. Не потому, что считал это жизненно необходимым, просто хорошая музыка и монотонное составление списка успокаивали нервы.
Остаток дня все, связанные с этой историей, занимались объяснениями и оправданиями. Томмазо с другими музейными работниками строчили заявления для прессы; Боттандо тоже некоторое время потратил на обдумывание ответов журналистам, но потом решил, что все равно окажется виноватым, и занялся более насущными делами.
Для него было совершенно ясно, что кто-то из музея — скорее всего Томмазо, — изо всех сил пытается свалить всю вину на полицию, Спелло и злосчастный комитет по безопасности. Боттандо проклял день, когда впервые услышал про этот комитет. Конечно, Томмазо можно понять, думал генерал в благородном стремлении быть объективным, — он пытается спасти свою шкуру; но подставлять при этом под удар Боттандо совсем не обязательно. Хотя, возможно, сам он поступил бы точно так же, случись ему оказаться на месте директора. Возможно. Но генерал знал, что сделал бы это более тактично и уж, во всяком случае, не стал бы набрасываться на человека, который в этот момент пытается найти настоящего виновника.
Его соперники из других полицейских подразделений также организовали против него кампанию, и единственным ответом на их нападки мог быть только арест преступника. Поэтому генерал надиктовал расплывчатое заявление о том, что следствие отрабатывает все версии и рассчитывает в скором времени выдать ордер на арест. «Уж что-что, а это мы можем, — подумал Боттандо, — а является ли арестованный действительно тем, кого мы ищем, не так уж и важно».
Поручив сотрудникам управления допрос гостей, приглашенных в тот вечер на прием, он направился в Национальный музей поговорить с директором и с его противниками. Не со всеми, для всех у него физически не хватило бы времени.
Разговор с Томмазо получился натянутым — тот, как всегда, изо всех сил старался изобразить приветливость, а Боттандо — скрыть неприязнь, поэтому, когда они наконец разошлись, генерал вздохнул с облегчением. Теперь ему предстояло гораздо более приятное общение со свидетелями и подозреваемыми. Он начал с Манцони, пригласив его в кабинет Ферраро, предоставленный ему для этих целей. Реставратор вошел неуверенным шагом, вид у него был жалкий. Боттандо не знал, чему это приписать: эмоциональному напряжению или избытку алкоголя накануне вечером.
Первым делом он задал Манцони стандартные вопросы: где был, с кем говорил и так далее. До того момента, как он расстался с Боттандо, все было ясно. А потом?
— Если честно, не помню. Не имею не малейшего понятия, с кем я говорил. Кажется, я прочитал кому-то целую лекцию о реставрации гравюр. Помнится, у меня мелькнула мысль, что если бы я был трезв, то, наверное, осознал бы, как наскучил своему собеседнику.
Боттандо немного подумал и затем с полным безразличием в голосе задал вопрос:
— Скажите, вы входили в комиссию, которая проводила экспертизу картины? На днях я просматривал заключение и увидел там вашу подпись.
Манцони кивнул.
— Да, только я был, скорее, наблюдателем. Эксперименты проводили английские специалисты, приглашенные Бирнесом. Они лучше разбирались в технических тонкостях.
— Понятно. То есть экспертизой как таковой занимались люди Бирнеса?
Молодой человек кивнул.
— И вас удовлетворила их работа?
— Конечно, — немного чопорно ответил Манцони. Казалось, он почувствовал себя уязвленным. — Если бы это было не так, я бы не стал подписывать заключение. Экспертизу проводили люди с безупречной репутацией. Картина прошла по всем статьям. У меня не было и тени сомнения. — Он вдруг умолк, задумчиво покусал ноготь и поднял на генерала взгляд. — Во всяком случае, не было тридцать секунд назад.
— Что вы хотите этим сказать? — хмуро спросил Боттандо, недовольный течением разговора. Он рассчитывал провести допрос более тонко.
— Не все технари — идиоты, — с оттенком снисходительности заявил реставратор. — От этого Рафаэля зависела репутация Томмазо. В случае возникновения каких-либо проблем с картиной Томмазо утратил бы кредит доверия, и его место занял бы Спелло. Возможно, картину сожгли для того, чтобы избавиться от Томмазо. Очевидно, вы, просматривая результаты экспертизы, обнаружили там нечто такое, что заставило вас усомниться… Что наводит меня на подозрение…
— Ни на что это вас не наводит. У вас слишком богатое воображение.
Боттандо быстро свернул разговор, обеспокоенный тем, что он начал выходить из-под его контроля. И как-то слишком уж быстро реставратор увязал все концы с концами. Генералу это не понравилось.
Он проводил Манцони до дверей. В приемной, где обычно сидел секретарь, терпеливо ждал своей очереди следующий свидетель.
— Я понимаю, вам предстоит напряженный день, — сказал Манцони, прощаясь, — но мне хотелось бы продолжить наш разговор, если вы, конечно, не возражаете. Я еще раз просмотрел бы заключение экспертизы и поделился бы с вами своими соображениями.
