Нюансеры (СИ) - Олди Генри Лайон (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
– С какой целью?
– Могут возникнуть ситуации, требующие вашего личного присутствия. Потом уезжайте и ни о чем не беспокойтесь. У вас ещё есть вопросы ко мне?
– Да. Та женщина в приёмной...
– Какая женщина?
– Она принесла свежий «Южный край». Мне показалось, я её знаю. Она у вас работает?
Янсон встал:
– Я не знаю, о ком вы говорите. У меня не работают женщины.
И добавил, поджав губы:
– Я не выписываю «Южный край».
Не говоря ни слова, Алексеев прошёл в приёмную и вернулся с газетой:
– Там было два экземпляра. Один унёс Вишневский.
– Я не выписываю «Южный край», – повторил нотариус. На лице его читалось раздражение; впрочем, слабое. – Это какое-то нелепое совпадение. Должно быть, разносчица ошиблась дверью. Рядом размещается землеустроительная комиссия, они выписывают.
______________________________________________
[1] Дарий, сын Гистаспа – персидский царь из династии Ахеменидов, дальний родственник царя Кира. Жесточайшим образом подавлял восстания против царской власти.
[2] «Крещёный в детстве» (нем.).
Глава пятая. «ПОЕДЕМ, КРАСОТКА, КАТАТЬСЯ!»
1
«Не отдаст – твой он, Лютый»
Костя Филин постучал в дверь условным стуком, как учили: три-раз-три. Рядом переминался с ноги на ногу Ёкарь, скрипел сапогами, а может, снегом.
В окошке колыхнулась занавеска.
– Шо надо?
– Мы к хозяину.
Филин придал голосу солидности, хотя под ложечкой ныло, тревожило. К весовому Гамаюну, человеку авторитетному, в городе известному, их с Ёкарем звали впервые. Костя и видел-то Гамаюна издали, по случаю.
– По каковой нужде?
– По нужде в нужник ходят! Хозяин звал.
– Хто такие?
Открывать не спешили, проверяли. Вдруг борзые[1] заявились?
– Филин с Ёкарем.
Глухо лязгнул засов. Дверь приоткрылась, на гостей с подозрением уставился ражий детина: брови в шрамах, нос свёрнут набок. Чувствовалось, что детина свою беспутную жизнь провёл на «кула̀чках» за Михайловской церковью, на собственной шкуре выяснив, что значит «дать бло̀ку», «пустить звонаря» или «положить гриба в живот».
– Стволы, перья?
Когда зовут на хазу к весовому, ствол лучше не брать. Костин «Smith&Wesson» остался дома. У Ёкаря с собой была финка. Детина финку забрал, сноровисто обхлопал обоих по одежде – не припрятали ли чего? – и крикнул в горницу:
– Они самые. Чистые.
– Впусти, – донеслось в ответ. – Дозволяю.
Горница Костю разочаровала. Он-то думал, весовой живёт – ого-го! У Гамаюна гро̀шей – хоть свиней корми! Хватит дворец отгрохать. Ну, с дворцом Филин загнул, но уж на хату не абы какую точно хватит. Десять комнат, одна другой просторней, потолки в две сажени с гаком, стены бѐлены-ско̀блены... И в каждой комнате – люстра электрическая!
А тут что?
Потолок башку трёт. Окошки мутные. Доски под ногами ходуном ходят. Скрипят хуже Ёкаревых говнодавов. Или это Ёкарь скрипит?
Он думал, что Гамаюн затеет разговор с глазу на глаз. Нет, за столом сидели трое. Холодный пот прошиб Костю: а ну как резать позвали? Он не знал, за что его нужно резать, но страх и не искал причины. Сунут перо под ребро: был славный парень Филин, да в лес улетел...
Ёкарь – ладно, подсказал страх. Ёкаря не жалко. Если что, спасай себя.
Гамаюн был нахохлившейся птицей. Нос-клюв, хищный взгляд. Губы сжаты в тонкую ниточку. Рядом на табурет взгромоздился натуральный медведь. Косая сажень в плечах, рубаха на груди трещит. Волосатые ручищи – каждая с Костину ляжку. На левой скуле – шрам. О зверствах Лютого с Залютино по городу ходили легенды. Третий – хорёк хорьком, мелкий, юркий. Глаза – крючки рыболовные: вцепятся – не отпустят.
– День добрый.
Костя поспешил стащить с головы шапку.
– Добрый, ё! – поддакнул Ёкарь.
– Звали?
– Пасть захлопни, – буркнул Лютый. – Спросят – ответишь.
После этого троица замолчала надолго. Курили, окурки гасили в мятой жестяной миске. Кроме этой миски, коробка̀ спичек и пачки «Гусарских», на столе ничего не было.
– Спрашивайте, – не выдержал Костя.
Понимал, что жизнью рискует. А смолчать не мог.
– Уж мы спросим, – заверил хорёк.
В горнице ощутимо похолодало.
– На гранд ходили? – разлепил губы Гамаюн. – В Волжско-Камском?
– Ходили.
– Четверо сгорели, а вы соскочили?
– Соскочили.
– Как такой расклад вышел?
– Они все на площадь ломанулись! – кинулся объяснять Ёкарь.
На лице его ясно читалось, что лучше бы Ёкарь кинулся головой в прорубь. От вора отчаянно несло едким потом. Ноги Ёкарь сжимал так, будто ему срочно требовалось по малой нужде, и он едва сдерживался, чтоб не напрудить в штаны.
– Там их фараоны с дубака̀ми[2] и повязали! А мы с Филином – на второй этаж, и в окно! Которое во двор. В сугроб сиганули, потом дворами, ё...
– За фарт спросу нет, – веско заявил Лютый.
У Кости отлегло от сердца. Ну, самую малость.
– Ещё кто сдёрнул? – поинтересовался хорёк.
Костя пожал плечами:
– Не знаю. Не видел.
– Не видели, ё! Как шухер, мы давай ноги рисовать!..
– Нишкни, – велел Гамаюн.
Ткнул пальцем в Костю:
– Ты говори. Что сказать хотел?
Костя с трудом проглотил ком в горле.
– Нас семеро было. Четверых повязали. Значит, ещё кто-то сдёрнул, окромя нас.
– Счетовод, – хмыкнул в усы Лютый.
И вытащил из пачки папиросу. Чиркнул спичкой, прикуривая. Филину дико захотелось курить, но спросить позволения он не решился.
– Кто же?
– Гастон, ё! – не вытерпел Ёкарь. – Кто ж ещё?!
– Гастролёр, – уточнил Филин. – Который нас на дело собирал.
– Верняк, гастролёр! Сто пудов!
– Гастон, – птица-Гамаюн щёлкнул клювом, раскусил имя как орех. – Кто таков? Из деловых, или так? Вас, балбесов, как нашёл?
Следующие четверть часа Филин с Ёкарем стирали языки до корней. Наперебой докладывали: срисовал, значит, их Гастон на базаре. Что они делали на базаре? Промышляли по мелочи. Сам подставился под покупку[3], потом возник в переулке, где жиганы делили бабки из его лопатника.[4] Что сделал? Наставил наган. Лопатник забирать не стал, подарил. Вперёд, мол, плачу̀! Предложил дело, объяснил, что к чему. Куда банковских карасей складывали? В его мешок деньги кидали, в Гастонский... Не на пол же, ё?!
Костя даже успокоился. Гастон нужен весовым, точно, Гастон.
– Сколько он взял?
– Не знаю, – растерялся Филин. – Я не считал.
– А ты прикинь, прикинь, – ласково посоветовал хорёк. – Без прикида гробы шьют.
От хорьковой ласки у Кости скрутило живот. Сам Филин успел прибрать к рукам полторы косых[5] без двух целковых – как дома посчитал, на радостях песню затянул! Теперь сеструхе на самолучших докторов хватит, и на свадьбу со студентом, и самому останется на разгуляево! Сколько ж тогда Гастону досталось?!
– Думаю, косых пятьдесят, – с осторожностью произнёс Костя. – Не меньше.
И сладко ужаснулся названной сумме. Это ж агромадная куча гро̀шей! На три жизни хватит!
– Уверен?
– Прикинул, как велели...
– Счетовод, – повторил Лютый.
И обернулся к Гамаюну:
– Гастролёр шпану под фараонов подставил, а сам сдёрнул. Это чухня, закос правильный. Дураков учить надо. Эти тоже сдёрнули – видать, фартовые. Ну, пусть ходят своими ногами. Не возражаю. А вот куш... Нехилый куш пёс унёс.
– Он кассира завалил, – рассудил Гамаюн. – Больше некому.
– Потому и шухер по городу. Мокрый гранд.
– Фараоны как с цепи сорвались.
– На бану[6] второй день работы нет! – взвизгнул хорёк. – Городовые всех трусят, борзые на каждом углу!
– По Москалёвке шмон... Моих замели.
– Всюду шмон! По хазам ховаемся, ветошью отсвечиваем.
– Боком гранд вышел!
– Меркую я, Гастона этого сыскать надо.
– Зачем?
