Погребенная во льдах - Питерс Эллис (книги полностью бесплатно txt) 📗
— В какой день это произошло? — резко перебил его Хью.
— Во второй день этого месяца. «Приезжайте ночью, — писала она, — и заберите меня, я вас с нетерпением жду». Ни слова не было сказано о тех, кто был с ней. Я знал только то, что она мне сообщила; сделал, как она просила, захватив для нее лошадь, и увез ее в Каллоулис. Она своим призывом захватила меня врасплох, — сказал он, с вызовом подняв голову и пытаясь оправдаться, — но я хотел только одного — обвенчаться с ней, и она этого хотела. И я привез ее в свой манор, обращался с ней со всем почтением и с ее согласия послал за священником, чтобы тот обвенчал нас. Однако на следующую ночь, когда он еще не успел до нас доехать, на Каллоулис напали разбойники.
— Я видел, как они там все разорили, — сказал Хью. — С какой стороны они появились? И сколько их было?
— Слишком много по сравнению с нами! Мы не успели понять, что происходит, как они уже были во дворе и в доме. Я не могу сказать, с какой стороны они к нам подошли, — вокруг склона холма или через гребни, так как они повалили половину частокола и вломились в усадьбу со всех сторон сразу. Видит Бог, я, возможно, был слишком поглощен Эрминой, чтобы охранять манор как следовало, но ведь не было никаких слухов о том, что в наших краях разбойничают. Это было как гром среди ясного неба. Что касается их количества, мне трудно судить, но, безусловно, не меньше тридцати, и все они были хорошо вооружены. Нас было вдвое меньше, и они захватили нас сонными после ужина. Мы сделали все, что могли, и меня ранили… — Кадфаэль уже заметил, что левое плечо и рука хозяина неподвижны — противник явно целился в сердце. — Мне надо было спасать Эрмину, — говорил Ботрель, — и я не осмелился продолжать борьбу. Я вскочил на коня и увез ее оттуда. Путь вниз с холма был открыт. Разбойники не стали нас преследовать. Они были заняты другим. — Его рот скривился в гримасе боли. — Так что мы благополучно добрались сюда.
— А потом? Как случилось, что вы снова потеряли ее?
— Вы не сможете укорить меня сильнее, чем я сам, — устало произнес Эврар. — Мне стыдно смотреть в лицо этому мальчику и сознаваться, что она проскочила у меня между пальцев. Меня не оправдывает то, что я потерял так много крови, что ослабел и свалился в постель. Мой лекарь может это подтвердить, но я не стану просить о снисхождении. В общем, на следующий день эта царапина на плече воспалилась и началась лихорадка. К вечеру, когда я на некоторое время пришел в сознание и спросил о ней, мне сказали, что она обезумела от страха за брата, оставшегося в доме, из которого я ее увез. Теперь, когда Эрмина узнала, что в этих краях орудуют такие головорезы, она не могла успокоиться и должна была убедиться, что мальчик в безопасности. Итак, в середине дня она взяла лошадь и оставила мне весточку, что едет в Клитон разузнать о нем.
— И вы не последовали за ней! — упрекнул его Ив, который стоял рядом с Кадфаэлем, прямой, как копье, и весь дрожа от волнения. — Вы отпустили ее одну и остались залечивать свои царапины!
— Ни то и ни другое, — кротко и грустно ответил Ботрель. — Я не отпускал ее, так как не знал, что она уехала. А как только узнал — мои люди вам скажут, — то встал с постели и отправился на поиски. Именно та холодная ночь, полагаю, а также езда верхом и соприкосновение раны с одеждой и осложнили мое состояние. Я виноват, что потерял сознание и упал с седла, и те, кто был со мной, отнесли меня домой, пройдя пешком все расстояние, которое я проехал. Я так и не добрался до Клитона.
— Тем лучше для вас, — сухо заметил Хью, — поскольку именно в ту ночь дом, куда она направлялась, был разорен и сожжен, а семья фермера едва спаслась.
— Да, я об этом слышал. Вы же не думаете, что я оставил все, как есть, и далее не попытался найти ее? Но когда напали на тот дом, ее там не было. Если вы там были и говорили с теми, кто ее приютил, вы все знаете. Она туда не приезжала. Все это время мои люди ее разыскивали, хотя я и лежал совершенно беспомощный, в бреду и трясясь в лихорадке. А теперь, когда я снова встал на ноги, я продолжу поиски. Пока не найду ее! — исступленно крикнул он и умолк, скрипнув зубами.
Больше им тут нечего было делать и, судя по всему, некого обвинять. Девушка сама стала причиной всей цепочки бедствий, сначала из-за своего упрямства сбежав с возлюбленным, а затем, когда он слег, попытавшись исправить то, что натворила.
— Если вы что-нибудь о ней услышите, — попросил Хью — пошлите мне весточку в Бромфилд, где я остановился, или в Ладлоу, где вы найдете моих людей.
— Я сообщу, милорд, непременно сообщу. — Эврар снова откинулся на смятые подушки и передернулся от боли, осторожно пытаясь устроить поудобнее раненое плечо.
— Перед тем как мы уедем, позвольте мне перевязать вашу рану? — предложил брат Кадфаэль. — Я вижу, что она вас беспокоит, и полагаю, пока еще не затянулась, а соприкосновение с одеждой усугубляет вашу боль. Вас лечит какой-нибудь врач?
Запавшие глаза молодого человека широко открылись при проявлении такого участия. Он кивнул.
— Да, мой лекарь, как я его называю. Он не врач, но имеет некоторый опыт. Я не сомневаюсь, что он хорошо пользует меня. Ты искусен в подобных делах, брат?
— Как и ваш человек, благодаря большому опыту. Мне часто приходилось иметь дело с ранами, дававшими осложнения. Чем он вас лечил? — Брата Кадфаэля интересовали чужие рецепты. На ране была чистая льняная повязка, а на полке у стены стоял глиняный кувшинчик с мазью. Открыв крышку, монах понюхал зеленоватую мазь. — Полагаю, это василек и желтая мягкая крапива — и то, и другое хорошо действует. Да, ваш лекарь знает толк в травах. Сомневаюсь, что кто-нибудь смог бы вам лучше помочь. Однако, поскольку сейчас его здесь нет и вы неважно себя чувствуете, не могу ли я попробовать?
Эврар покорно отдался в его руки. Кадфаэль расстегнул куртку молодого человека и, осторожно высвободив плечо из широкого рукава, стянул вниз рубашку и наконец обнажил руку.
— Вы сегодня были на улице и много двигались, поэтому ваша повязка высохла и вся в складках, так что неудивительно, что она вас беспокоит. Вам бы нужно спокойно полежать день-два и дать плечу отдых. — Это было сказано тоном врача — профессиональным, уверенным и даже немного суровым.
Его пациент смиренно слушал Кадфаэля и позволил ему снять повязку с плеча и предплечья. Последние витки бинта присохли к ране от удара мечом, которая шла от сердца и виднелась на внутренней стороне предплечья, — это была тонкая кровавая линия, по концам которой сочилась бледная сукровица. Здесь Кадфаэль действовал осторожно, разматывая бинт так, чтобы не причинить сильной боли. Наконец повязку удалось снять.
Удар, который мог убить Ботреля, удалось отразить, и меч врезался в руку. Рана не была опасной, хотя, вероятно, крови было много, а поскольку в ту ночь раненый проскакал верхом большое расстояние, неудивительно, что он ослабел от кровопотери. Рана уже заживала и была чистой, но, поскольку в нее попала грязь, она сначала нагноилась, и даже теперь в центре ее было незатянувшееся розовое мясо. Кадфаэль промыл рану льняной тряпочкой и наложил травяную мазь. Бледное молодое лицо было обращено к монаху, и раненый молча смотрел на него немигающими воспаленными глазами.
— У вас больше нету ран? — спросил Кадфаэль, накладывая свежую повязку. — Ну что же, передохните день-другой и дайте отдых вашей измученной душе — ведь мы все тоже занимаемся поисками Эрмины. В середине дня немного подышите свежим воздухом, если выглянет солнце, но не охлаждайтесь. А теперь рукав, вот так… Сапоги лучше снять, а сейчас завернитесь в халат и устройтесь поудобнее.
Кадфаэль поймал восхищенный и благодарный взгляд Ботреля. Когда гости уже выходили, Эврар сказал вдогонку:
— У тебя легкая рука, брат. Я чувствую себя гораздо лучше. Да поможет тебе Бог!
Они вышли на двор, к лошадям. Дневной свет постепенно угасал. Ив не произносил ни слова. Он явился сюда, чтобы бросить вызов, но сейчас, чуть ли не против своей воли, был преисполнен сочувствия. Раны, боль и страдания были ему внове, так как до потрясения, пережитого в Вустере, он был ребенком, которого лелеяли и ограждали от всего неприятного. Что касается сестры, то мальчик испытывал горькое разочарование и одновременно глубокое беспокойство и не нуждался ни в чьих подсказках.
