Secretum - Мональди Рита (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Все черретаны расхохотались. Непристойные речи нового руководителя возбуждали их воображение.
– Платон, папаша всех писак, был мошенником и умер как мошенник. Аристотель – сын беглого шарлатана и всю жизнь не хотел отказываться от мошенничества. Пифагор был из семейки опустившегося торговца, а Диоген, как наш человек, вообще спал в бочке без сена. Но оставим все эти греческие и языческие времена и поговорим о римлянах. Разве Ромул, знаменитый основатель Рима, не был жалким сыном ободранного солдата, который воровал деньги у богатых? Его мать, а это все знают, была изгнанной из монастыря монашкой, а сам он стал каменщиком, который помогал строить стены Рима. Пока он жил как мошенник, то был великим человеком, уважаемым человеком, но как только повернулся к мошенникам спиной, удача отвернулась от него. И наконец еще долго после Ромула римский народ и его войско управляли всем миром. Но кем являлись эти люди? Мошенниками, чернью и деревенщиной! А кем были предводители римского войска?
– Мошенники! – хором грянуло все собрание.
– Так кто же воевал, кто разрушил и подчинил себе весь мир?
– Мошенники!
Триумфальный шум ликования и аплодисментов последовал за этой фразой, и только через какое-то время снова установилась тишина. Предводитель дождался нужного момента и продолжил:
– Вергилий, этот подражатель Гомеру, родился в Монтове, в хижине, ведь он был сыном простого мошенника. Поскольку он желал до конца дней оставаться мошенником, то, едва приехав в Рим, устроился в императорские конюшни. И только император Август вытащил его оттуда, ведь он был с Вергилием одних убеждений, они оба были простофилями. Цицерон жил как мошенник и любил мошенников. Он ненавидел притворство и жеманность. Сцевола был пекарем, и он вовсе не обжег руку, когда стал героем, спасая Рим, хотя именно так нам и рассказывают. Нет, ему отрубили руку судьи, потому что, поставляя в город хлеб, он подмешивал в него бобы, чтобы хлеб был тяжелее. Марк Марцелл был вшивым скотобойщиком, а Сципион, отнявший у него жизнь и власть, разводил кур.
– Какая интеллектуальная речь, – проиронизировал Атто. – Достойна опустившегося, но истинного дворянина. Неудивительно, что он генсшерер.
И действительно, судя по речи нового главы этого сборища, он знал лучшие времена. Однако он продолжал:
– А знаменитые древнеримские семьи? Фабии продавали фазанов, Корнелии – корнеплоды, Валерии – валерьянку, а Клавдии клали кладку, и именно поэтому получили свое имя. Цезаря тоже боялись и уважали только до тех пор, пока он жил как мошенник, подобно своим коллегам. Но едва он отказался от этой идеи и стал тираном, чтобы неволить других, его убили как собаку. Август, сын пекаря, исповедовал идею святого мошенничества и, как предсказал ему пророк Вергилий, поднимался тем выше, чем скромнее и проще жил. Его пасынком был Тиберий, он следовал примеру отчима и ему все удавалось, ибо, кто придерживается мошенничества, тому все силы помогают, а кто отказывается от него, тот становится неблагодарным захватчиком, чудаковатым ненавистником всего мира, а после смерти попадает в ад.
Снова послышались аплодисменты, свисти громкая отрыжка. Кто-то пускал газы. Атто вытянул шею, стараясь хоть немного приподняться над толпой одержимых дьяволом черретанов.
– Скоро все закончится, – сказал он Бюва среди грома аплодисментов. – Следи за тем, чтобы тебя никто не увидел, иначе все пропало.
Секретарь оставил нас и пошел к центру амфитеатра, забросанного старыми ветками и всяким мусором. Никто не обращал на него внимания – все черретаны внимали речи своего нового предводителя. Мне показалось, что накидка Бюва в одном месте оттопыривается, и я вспомнил, что заметил это еще в карете.
– Калигула был скорее дураком, чем мошенником, – спокойно продолжал далее глава всех черретанов. – Поэтому он и скатился к чертям собачьим. Нерон, конечно, мошенник, которого знали все, но так как он прежде всего был обжорой, нас это мало интересует. Вряд ли нужно перечислять и дальше: все эти цезари, титы, веспасианы, отгоны и троянцы – все они, вплоть до нашего времени, рождались как мошенники и жили как мошенники, и чем усерднее они мошенничали, тем более благородными императорами становились, А кто не мошенник, тот никто, он был никем и будет никем. Он не был и никогда не станет богатым, возвышенным или сильным. Ни в одной науке нельзя добиться мастерства и славы, кроме как путем мошенничества. Идея мошенничества свята, ибо в ней есть вера, надежда и любовь. Она божественна, потому что делает людей бессмертными. Она благословенна, поскольку дает людям власть и богатство. От нее все радости, все утешения. Наш досуг тоже возможен благодаря ей, начиная от карт Таро и кончая игрой в кости. Всегда думайте об этом. Настоящего мошенника все любят, уважают, привечают и вожделеют, даже если никто не хочет этого показывать. Пускай же каждый посвятит себя мошенничеству, пусть доверится этой святой идее и обогатится на ней. Упражняйтесь и совершенствуйтесь в мошенничестве, как мой дорогой мошенник Лукаччо, тот что сидит рядом со мной. Он обманывает, ворует и побирается с таким же мастерством, с каким господин Бернини создавал свои статуи. Благодаря мошенничеству мы можем стать кем угодно – поэтами, ораторами, философами, князьями, дворянами, королями и императорами. Да здравствует идея мошенничества! Вы сами увидите, что судьба пошлет вам знак своей благосклонности!
– Да уж, не беспокойся, будет тебе сейчас знак, – прошипел Атто, в то время как вокруг нас ликовала толпа – конец речи был встречен одобрительными криками, аплодисментами и свистом.
– А что с Бюва? – шепнул я.
– Телемах.
Я слишком поздно понял, что аббат имел в виду, но так было даже лучше.
Все произошло в считанные секунды. Сначала раздался громкий треск, напоминающий грохот землетрясения.
Я взглянул в глаза Угонио, сидевшего наверху на сцене. Мы переглянулись над толпой черретанов, столь растревоженной этой речью. Сейчас толпа замерла. Снова послышался грохот, на этот раз еще более страшный.
Серая смердящая масса черретанов мгновенно пришла в движение: одни вскочили от ужаса, другие бросились на землю, третьи кинулись врассыпную.
Третий взрыв не дал этой жалкой массе очнуться, но на сей раз он сопровождался появлением роскошного пурпурного цветка, распустившегося над нашими головами. Малиновые лепестки окрасили толпу в цвет темной киновари, хотя она и не была достойна столь сиятельной красоты. Красные шары, взлетевшие над амфитеатром, также распустились искрящимися цветами, чьи лепестки опустились на землю и постепенно погасли.
Название первых ракет говорило само за себя: «огни землетрясения». Перед нашим отъездом Атто послал секретаря к дону Паскатио, чтобы выяснить, не осталось ли в подвалах виллы Спада чего-нибудь от запасов свадебного фейерверка. Его предположение оказалось правильным, и Бюва заставил дворецкого объяснить ему в мельчайших подробностях, как устраивать фейерверк (к счастью, на собрании черретанов огня было предостаточно) и как хранить ракеты: никакой влаги, никакой тряски, держать все время направленными вперед. Как правило, «огни землетрясения» использовались для триумфального завершения пиротехнического представления, когда уши уже привыкнут к грохоту взрывов, но Бюва использовал их без предупреждения. К тому же кратерообразное расположение амфитеатра усиливало звук, что делало воздействие на толпу еще эффективнее. Использовав две ракеты «огня землетрясения», Бюва зажег разноцветную ракету фейерверка.
Аббат Мелани воспользовался тактикой Телемаха, сына Одиссея, который – как недавно напоминал нам Альбикастро – притворился перед собранием женихов, что сошел с ума, а потом, когда они не ждали от него этого, отомстил за своего отца.
Расчет Атто оправдался. Черретаны вели себя точно так же, как и женихи Пенелопы у Гомера: несмотря на всеобщую сумятицу, со сцены никто не сошел – ни глава черретанов, ни двое его коллег, ни Дреманиус, голландский переплетчик. Увидев фейерверк, они не могли понять, розыгрыш ли это, развлекательное зрелище или нападение. Угонио стоял рядом с ними. Он сделал все очень быстро и точно. Когда первая красная ракета поднялась в небо и взоры всех в амфитеатре устремились к ней, фледдерер запустил свои пальчики в вещевой мешок голландского переплетчика. Вытащив трактат, он вложил туда книгу, которую Мелани дал ему в карете. Обе книги были внешне совершенно одинаковыми. Должно быть, Атто или Бюва было нетрудно найти книгу такого же размера в пергаментном переплете и без надписи, с такой же обложкой, какую аббат заказал бедняге Гаверу для своего трактата. «Голландцы Уничтожают голландцев», – шепнул мне Мелани несколько минут назад.
