Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж. (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

— Я была сама не своя. Джек не хотел, чтобы вы видели меня такой. А вы? Как ваше здоровье, сэр?

— Весьма удовлетворительно, — улыбнулся я. — Много работаю и процветаю, в том числе и благодаря вашему Джеку.

— Он просто восхищается вами, сэр. Все время рассказывает о том, как мастер Шардлейк выиграл то или иное дело, «обнаружив новые доказательства и опрокинув все бастионы противника».

— Правда? — Я рассмеялся. — Мне действительно кажется, что иногда он смотрит на меня как на полководца.

— Так и есть, сэр.

Я улыбнулся женщине. Кода мы впервые познакомились два года назад во время большого королевского путешествия в Йорк, уверенная в себе, полная жизни Тамазин поначалу вызывала у меня некоторые подозрения, но по мере того, как мы сообща преодолевали опасности, я проникся к ней поистине отцовской привязанностью. Глядя на уставшую домохозяйку, сидевшую напротив, я думал: куда девалось все это?

Эти мысли, видимо, невольно отразились на лице, потому что губы Тамазин задрожали, а по щекам скатились две крупные слезы. Она опустила голову.

— Тамазин, — проговорил я, приподнявшись на стуле. — Ну зачем вы это?

— Простите, сэр.

— Ну же! По сравнению с тем, через что нам пришлось пройти в Йоркшире, несколько слезинок — ничто. Расскажите мне, что вас тревожит?

Она, захлебываясь, вздохнула, вытерла глаза рукавом и повернула ко мне заплаканное лицо.

— Все началось со смертью ребенка, — тихо заговорила она. — Для Джека она стала таким же потрясением, как для меня. Говорят, когда умирает ребенок, сердце матери каменеет, но у Джека оно окаменело тоже. О, он так зол!

— На вас?

— На всех. На самого Бога. Он считает, что Всевышний поступил жестоко, забрав у него ребенка. Он и раньше не особенно часто ходил в церковь, а теперь и вовсе носу туда не кажет. Завтра Пасха, но он не пойдет ни на литургию, ни на исповедь.

— А вы пойдете?

— Да, хотя… Я чувствую, будто из меня тоже выдавили веру. Но вы же меня знаете, — добавила она с оттенком своего прежнего юмора. — Я предпочитаю находиться на той стороне, где и власть.

— В наши дни это очень осмотрительно.

— По словам Джека, я хожу в церковь лишь для того, чтобы похвастаться своими лучшими нарядами.

— Да…

Она посмотрела на свой фартук.

— Что ж, в этом есть доля правды. После того как целую неделю носишь вот это, хочется хоть изредка приодеться во что-нибудь нарядное. Но я опасаюсь, что, если Джек и дальше будет упрямо отказываться посещать церковь, это привлечет внимание, поползут слухи, церковные старосты начнут задавать вопросы, и в итоге он окажется в беде. Тем более что всем известно: в его жилах течет иудейская кровь.

Тамазин скорбно сложила губы, помолчала и добавила:

— Он мечтал о том, что его род продолжится через нашего ребенка, и все время говорит об этом, когда напьется.

— Он часто пьет?

Я вспомнил, каким потрепанным выглядел мой помощник сегодня утром.

— Все чаще. Уходит со своими старыми приятелями и иногда пропадает ночами. Вот и сейчас где-то шляется. И я думаю, что он водит шашни с другими женщинами.

— С кем? — ошеломленно спросил я.

— Не знаю. Наверное, с соседками. Вам же известно, что за публика здесь обитает.

— Вы в этом уверены?

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Да. Запах, который исходит от него иногда по утрам, не оставляет места для сомнений.

— Нет ли признаков того, что через какое-то время у вас может появиться… другой ребенок?

— Нет. Наверное, я, как старая королева Кэтрин Арагонская, не способна производить на свет здоровое потомство.

— Ну-ну, зачем вы так! Ведь со времени смерти вашего первенца прошло — сколько? — всего полгода. Разве это срок, Тамазин?

— Этого хватило, чтобы Джек отвернулся от меня. Иногда в пьяном виде он начинает сетовать на то, что я, дескать, подавила его, превратила в домашнее существо.

Она обвела взглядом свое убогое жилище.

— Как будто здесь можно хоть кого-то превратить в домашнее существо!

— Иногда Джек бывает невыносим, даже жесток.

— Что ж, он хотя бы не бьет меня. А ведь многие мужья поколачивают своих жен.

— Тамазин…

— О, протрезвев, он извиняется, он снова полон любви, называет меня цыпочкой, говорит, что не хотел меня обидеть, а все злые слова произносил лишь от злости на то, что Бог забрал у него сына. В этом я с ним согласна. Почему Господь поступает столь жестоко? — спросила женщина с внезапно вспыхнувшей в голосе злостью.

Мне оставалось лишь покачать головой.

— У меня нет ответа на этот вопрос, Тамазин. Подобные вещи и меня ставят в тупик.

— Сэр, — заговорила она, выпрямившись и устремив на меня взгляд, — не могли бы вы поговорить с Джеком, выяснить, что у него на уме? Он в последнее время стал таким странным, непредсказуемым. Я уже даже не знаю, нужна ли я ему еще.

— О Тамазин! — воскликнул я. — Я уверен в том, что он вас по-прежнему любит. А вот говорить с ним на такие темы — вещь непростая. Если он узнает о том, что мы с вами обсуждали вашу семейную жизнь, то не на шутку разозлится.

— Да, он гордый. Но вы все же могли бы попытаться выяснить хоть что-нибудь.

Она смотрела на меня умоляющим взором.

— Я знаю, вы умеете заставить людей разговориться, а мне больше некого попросить о помощи.

— Я постараюсь, Тамазин, но торопиться не буду. Для этого нужно очень тщательно выбрать подходящий момент.

Она согласно кивнула.

— Благодарю вас.

Я встал.

— А теперь мне пора идти. Если он сейчас вернется и застанет вас изливающей мне свои печали, то не на шутку рассердится.

Я положил ладони на ее руки.

— Но если вам станет совсем невмоготу или захочется с кем-нибудь поговорить, отправьте мне записку, и я буду тут как тут.

— Вы так добры, сэр! Иногда я часами сижу, как бесчувственное бревно, и таращусь на эти пятна плесени, не ощущая в себе сил, не понимая, что со мной происходит. Я снова и снова отчищаю плесень, а она возвращается опять.

Женщина вздохнула.

— Это не старые добрые времена, когда я прислуживала бедной королеве Кэтрин Говард. О, я была всего лишь ничтожнейшей из служанок, но там всегда было что-нибудь интересное.

— И опасное, как показало время, — с улыбкой вставил я.

— Верно.

Тамазин помолчала.

— Говорят, скоро будет новая королева. Вдова Кэтрин, леди Латимер. Она станет шестой. С ума сойти можно!

— Действительно, странно.

Тамазин удивленно покачала головой.

— Ну был у нас еще когда-нибудь такой король?

Я оставил ее.

Спускаясь по темной, скрипучей лестнице, я вспоминал чудесный весенний день, когда поженились Барак и Тамазин. Я тогда, признаюсь, невольно завидовал их счастью. Холостяку несложно поверить в то, что все браки счастливы и благословенны. Именно это я наблюдал на примере Роджера и Дороти. Но сегодня я видел изнанку брака, грустные вещи, которые скрывались под его гладкой, ничем, казалось бы, не нарушаемой поверхностью. Я был прав, предположив, что в семье моего помощника не все ладно, но и подумать не мог, что дело обстоит так скверно.

— Чертов Барак! — выругался я, выйдя на улицу и едва не столкнувшись с джентльменом, входившим в дом, возможно, чтобы навестить одну из здешних шлюх.

Большую часть Страстной пятницы и пасхальной субботы я провел дома, работая над документами. На Пасху я не пошел в церковь. Погода оставалась не по сезону холодной, к тому же снова повалил снег. Я находился в состоянии беспокойства. В воскресенье даже достал карандаши и альбом для рисования.

В последний год я вернулся к своему старому хобби, рисованию, но в тот день из-под моего карандаша не выходило ничего путного. Я смотрел на пустой лист бумаги, но в воображении мелькали лишь какие-то расплывчатые круги и темные линии. Человек, находящийся в здравом уме, вряд ли мог бы составить из них хоть какое-то изображение.

Я улегся в постель, но уснуть не мог. В голове носились мысли о том, как в разговоре с Бараком так подойти к теме о переживаниях Тамазин, чтобы не усугубить положение дел. Незаметно я задремал, и мне приснился несчастный безумец Адам Кайт. Будто я вхожу в жалкую каморку в Бедламе и вижу его скрючившимся на полу и отчаянно молящимся. Но, приблизившись, слышу, что в молитвах он называет не имя Господа или Иисуса, а мое. «Мастер Шардлейк…» — бормочет он и просит меня даровать ему спасение души.