Первая жертва - Элтон Бен (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Врач положил руку на грудь Кингсли, от чего пациент сразу же закричал от боли.
— Осторожно, доктор, мои легкие! — взвыл он.
— Полученные им побои оказались сильнее, чем я думал, — продолжил врач. — Не думаю, что этот заключенный долго проживет в камере, и, боюсь, я вынужден официально уведомить вас, что, по моему мнению, его нужно держать отдельно от остальных для его собственной безопасности.
— А вам обязательно выражать свое мнение в письменной форме? — спросил Дженкинс.
Доктор ненадолго задумался.
— Ну, я должен свериться с инструкцией, но мне кажется, что в рамках моих полномочий устного замечания будет достаточно.
— И вы выскажете это устное замечание, только если к вам обратятся с вопросом? Скажем, некие высокопоставленные особы?
— Приставать к вышестоящим чинам с непрошеными замечаниями определенно не входит в мои обязанности. Но если ко мне обратятся,то конечно…
— К вам не обратятся.
Все было решено. Не останется никаких записей, где было бы указано, кто уклонился от выполнения своих обязанностей и дал ему погибнуть от побоев. Садист Дженкинс, ответственный за его безопасность, желал ему смерти, а врач этому не препятствовал, при условии, что его тылы будут защищены. Кивок и ухмылка послужили Кингсли смертным приговором.
— Тогда, доктор, заштопайте его, как я и сказал, согласно вашей драгоценной инструкции, а когда он наконец сможет доковылять до двери, отдайте его мне.
На самом деле Кингсли уже достаточно поправился и мог вернуться в камеру, но при отсутствии лучшего плана он, не сумев заручиться поддержкой ирландского братства, изо всех сил симулировал немощность и сумел убедить врача, что у него сломаны ребра.
Когда Дженкинс ушел, врач вместе с санитаром стали менять бинты на груди Кингсли. Посмотрев в окно, а затем на часы, свисавшие с цепочки на упитанном животе доктора, Кингсли понял, что сейчас утро. Несмотря на ранний час, от доктора все так же пахло бренди; очевидно, он бывал нетрезв не только после ужина, но и вообще весь день. Кингсли громко охнул от боли, когда врач начал наматывать неуклюжими руками бинты, а когда он всем весом облокотился вдруг на грудь Кингсли, закричал еще громче.
— Тихо ты! — рявкнул доктор. — На тебя даже бинтов жалко, их следовало бы отослать на фронт, где они пошли бы солдату, а не трусу.
— Доктор, — прошипел Кингсли сквозь сжатые зубы, — я не читал вашей инструкции, но вряд ли в список ваших обязанностей входит вдавливать сломанные ребра в легкие пациентов. Если вы продолжите в том же духе, я умру прямо здесь, на этой лавке, и что на это скажет инструкция?
Врач выпрямился.
— Ну и черт с тобой, неблагодарная свинья! Я не обязан марать о тебя руки! Инструкция требует, чтобы я пришел к больному и поставил диагноз. Это я уже сделал, сэр! И сделал отлично. У вас сломаны три ребра, каждое из них было обследовано, внесено в список и зарегистрировано, я сделал все необходимые записи и подшил материал к делу! Я выполнил свои обязанности, сэр, и никто не сможет этого опровергнуть! Теперь я могу на законном основании оставить вас на попечение санитара. Сомневаюсь, что в правилах министерства внутренних дел, где говорится об обязанностях тюремного офицера медицинской службы, есть пункт, по которому я обязан терпеть неуважение и оскорбления всяких отказников. Я перевязываю ваши раны в знак христианского милосердия, но если моя помощь вам не подходит, то можете отправляться к черту, потому что я умываю руки. Санитар! Перевяжите заключенного!
С этими словами доктор поднялся со скамейки и с важным видом покинул комнату.
18
И снова клуб «Карлтон»
Лорд Аберкромби выглядел так, словно его поразила молния. Потребовав у военного министерства предоставить ему подробности касательно смерти своего сына, он был готов к любому объяснению, но только не к такому.
— Убит? Это невозможно, — повторял он. — Кто мог убить моего мальчика? Его так любили. Его все любили.
Никаких помощников министра в комнате уже не было. Военный министр лично поспешил на встречу с лордом Аберкромби, узнав, что парламентский организатор партии тори — человека на этой должности называли «главным кнутом» — отказывается принять официальное объяснение гибели известного поэта.
— Увы, милорд, его все же убили, — повторил министр. — Премьер-министр попросил меня передать свои глубочайшие соболезнования и…
— К черту его соболезнования! — бросил старик. — Этого не может быть. Алан — солдат. Что я скажу его матери? Это какая-то ужасная ошибка, и я позабочусь о том, чтобы те, кто ее совершил, никогда…
— К сожалению, никакой ошибки не было, — перебил его министр. — Мы получили сообщение непосредственно из военной полиции, и его подтвердила Секретная разведслужба. Нет ни малейших сомнений, что капитан Аберкромби убит.
— Секретная разведслужба? Какое, черт побери, имеет отношение к делу эта банда ищеек?
Военный министр вздохнул. Услышав новости об убийстве столь известного человека, он, а также другие посвященные в это дело министры сразу поняли, что ситуация сложилась в высшей степени деликатная.
— Лорд Аберкромби, — сказал он, — мне придется попросить вас дать мне слово, что ничего из сказанного мною не станет известно за пределами этой комнаты.
— Я не стану обещать ничего подобного, сэр! — прогремел старик. — Как я могу обещать такое? Я понятия не имею, о чем вы говорите, я знаю только, что мой сын погиб и вы по какой-то причине решили исказить обстоятельства его смерти.
— Мы полагаем, что вашего сына убили по политическим причинам. Его убил революционер. Большевик.
— Русский? Русский паршивец застрелил моего сына? — взревел лорд Аберкромби, и на секунду потрясение, казалось, затмило его горе.
— Нет, сэр. Это сделал англичанин, военнослужащий, но все же сторонник большевизма.
Лорд Аберкромби тяжело опустился на кожаный диван. Весь его пыл угас.
— Что я скажу ее светлости? — почти прошептал он. — Что скажет его мать?
— Сэр, вам не стоит ничего рассказывать ее светлости. Ваш сын был героем, у него есть право остаться в памяти людей именно таким. Представьте себе, как скажется на боевом духе армии известие, что его убил его же соотечественник! Виконт Аберкромби доблестно сражался два года и часто писал о своем желании погибнуть в бою. И у его матери, и у всего народаесть право верить, что его желание осуществилось. Виконт не виноват в том, что его жестоко убили, пока он поправлял здоровье после битвы, в которой он легко мог бы сложить голову. Не лучше ли будет для всех, и особенно для памяти вашего сына, чтобы правда об этом ужасном происшествии никогда не всплыла?
Старик подавленно молчал.
— Да, — наконец сказал он. — Да, вы правы. Такой человек, как Алан, не должен запомниться только бесславной кончиной.
Министр с готовностью согласился:
— Его песни и стихи станут восприниматься по-другому. Его наследие будет опорочено.
— Я ничего не скажу его матери. Пусть лучше думает, что он погиб так же, как и жил. Героем.
— Я благодарен вам, мой лорд, — сказал министр. — Сейчас в стране крайне напряженная экономическая ситуация. Тот солдат, которого арестовали, был довольно известным профсоюзным деятелем. Если такого рода скандал станет известен широким кругам общественности, это только усугубит разногласия. Всегда найдутся те, кому хотелось бы думать и о правительстве, и об армии самое дурное. Аристократа убил представитель рабочего класса, более того, коммунист. И сейчас, когда Россия катится в пропасть, нам бы особенно не хотелось, чтобы подобный инцидент стал причиной классового разделения.
— Как вы поступите с этой свиньей? — спросил лорд Аберкромби.
— Его допросят при закрытых дверях и, несомненно, расстреляют, — ответил министр. — Родственникам скажут, что он погиб в бою. Так в армии всегда поступают, если солдата расстреляли за трусость.
— Ну разве что его расстреляют, — ответил Аберкромби, и его морщинистое лицо исказилось от отчаяния и злости.
