Дочь палача и король нищих - Пётч Оливер (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
С короткой гардой и без острия, он достает мальчишке до груди. Отточенное лезвие сверкает на солнце.
Толпа резко умолкает, все взоры направлены на клинок. Лишь изредка кто-то невнятно бормочет. В конце концов офицер наклоняется к мечу и проводит пальцем вдоль лезвия.
– Боже правый, настоящий меч правосудия, – шепчет он. – Где ты его достал? Стащил?
Мальчишка мотает головой.
– Это меч моего отца, моего деда и прадеда.
Якоб снова заворачивает клинок в грязную, покрытую пятнами крови тряпицу. Слова эти он произнес с необычайным благоговением, и не верится, что исходят они из уст пятнадцатилетнего деревенского сопляка, которому вздумалось повоевать.
– Отец умер, и меч теперь мой.
После чего сын палача пополняет ряды молчаливых пехотинцев, и его подводят к так называемому коромыслу – к пике, установленной на двух вонзенных в землю алебардах.
Старый солдатский обычай. Кто под ней пройдет, того прибирает к рукам война.
Куизль все так же лежал на полу и не сводил глаз с надписи на стене.
Жнецу тому прозванье – Смерть…
Потом он наконец встал, нашарил на полу камешек и принялся соскабливать слова песни.
Букву за буквой.
А Магдалена тем временем была так далеко от дома, как никогда раньше.
Она с наслаждением растянулась на жестких бревнах плота и смотрела на облака, белыми драконами плывшие по небу. Впервые за долгое время девушка чувствовала себя счастливой. Она слушала, как о борт размеренно плескалась вода, и выкрики плотогонов казались до странности далекими. Рядом напевал Симон – лишь его голос существовал в реальности. Молодой лекарь сидел, прислонившись к винной бочке, и задумчиво смотрел на проплывающий мимо берег. Лицо у него до сих пор было синим после Бертхольдовых кулаков, но теперь он мог, по крайней мере, открыть глаза. Временами Симон выплевывал в воду вишневые косточки. По неосторожности он попал одной косточкой в рулевого, и тот шутя погрозил пальцем.
– Еще одна такая выходка – и я вас обоих в Дунай сброшу. Тогда до Регенсбурга можете хоть вплавь добираться. – Он покачал головой. – Детям и влюбленным не место посреди реки, люди здесь делом заняты.
Затем лицо его снова растянулось в улыбке – вероятно, он вспомнил, как сам познакомился со своей женой.
Магдалена взяла одну вишенку и раздавила языком сочную мякоть. Шонгау был так далеко! Прошла ровно неделя с тех пор, как они посреди ночи сбежали к пристаням – у обоих лишь по мешку и сумке. Большую часть груза составляли медицинские инструменты Симона и некоторые из его книг, с которыми он ни в какую не захотел расставаться. Кроме того, они взяли с собой кое-что из одежды, немного еды и два одеяла. Все прочее – вместе с насмешками, упреками, тайными встречами и вечными страхами быть обнаруженными – осталось в прошлой жизни.
Сначала они проплыли по Леху мимо Аугсбурга и к Донауверту, а уже оттуда – по Дунаю, на плоту, доставляющем к Черному морю соль и материю. Путь их пролегал мимо университетского города Ингольштадта, где в свое время обучался Симон, мимо городка Фобурга и, наконец, через знаменитую Вельтенбургскую теснину, где плот швыряло в водоворотах, словно сухой листок. Долгое плавание и постоянная смена пейзажей наполняли Магдалену чувством свободы, какого она никогда прежде не испытывала.
«Родной дом далеко позади. Наконец-то…»
Девушка подумала о матери с близнецами, и на лицо ее легла тень. Прежде чем навсегда закрыть за собой дверь, она еще раз поцеловала Барбару и Георга, а скупое письмо, оставленное матери, промокло от слез. Но еще ни разу в жизни Магдалена не была так уверена в своей правоте. Останься она, и гонения продолжились бы, а потом какой-нибудь полоумный спалил бы их дом – слишком глубоко засели в жителях Шонгау предрассудки. И пекарь Бертхольд сделает все, чтобы они никогда не рассеялись.
Магдалена надеялась лишь, что мама думала примерно так же.
Все-таки вопрос состоял не в том, исчезать ли им насовсем; они лишь раздумывали, куда им податься. В итоге решение им подсказала тетя Магдалены. Решительность, с какой Элизабет Куизль все оставила, не переставала удивлять ее. Уж она-то точно поймет Магдалену. Они только дождутся, когда уедет ее отец, и тут же постучатся к ним в дом. Тетя откроет им дверь, обнимет Магдалену… А Симон станет подмастерьем при цирюльнике Андреасе Гофмане. Он бы пускал кровь посетителям и лечил бы им незначительные болячки. Главное – начать, и, кто знает, быть может, со временем Симон дослужился бы до городского хирурга. Они бы зажили новой жизнью, и никто не узнал бы, что Магдалена была дочерью палача.
А если тети уже нет в живых? Если умерла от опухоли, перед которой даже отец оказался бессилен?..
Магдалена тряхнула головой, чтобы разогнать дурные мысли. Она хотела насладиться мгновением, а будущее ведомо одному лишь Господу.
– Добрались! Магдалена, мы добрались!
Крик Симона вырвал Магдалену из раздумий, и она поднялась на ноги. За следующим изгибом реки показался Регенсбург – его дома, мосты и церкви миражом отсвечивали под послеполуденным солнцем. Мощные городские стены вкупе с надстройками и окопами тянулись от берега реки и до самых полей с южной стороны Дуная. Далеко позади высился собор – символ города, и до путников доносился словно приветственный колокольный звон.
Под громкие крики плотогоны начали готовиться к подчаливанию. Полетели канаты, загремели приказы. Справа под городской стеной тянулась пристань, размеры которой Магдалене казались просто невероятными. Причалы и волноломы простирались, наверное, на полмили, и всюду покачивались на волнах лодки и плоты. Вокруг сновали рабочие, тащили бочки с ящиками и скрывались с ними в бесчисленных складах, примостившихся возле стены. Еще дальше над Дунаем навис громадный каменный мост, связывая свободный имперский город с герцогством Бавария. Со стороны последнего Магдалена разглядела обугленные руины, оставшиеся со времен Большой войны, да и предместья Регенсбурга, похоже, не убереглись от поджогов.
Плот легонько стукнулся об один из бесчисленных причалов и замер. Симон с Магдаленой взвалили на плечи мешки и сумки, попрощались с плотогонами и смешались с толпами батраков и путников, что тянулись к воротам в конце Каменного моста. Воздух полнился множеством запахов – приправ, тухлой воды, рыбы и топленого жира. Магдалена почувствовала, насколько была голодна, – с самого утра оба они, кроме вишен, ничего больше не ели. Она потянула Симона к открытому трактирчику за мостом, где молодые люди купили за пару крейцеров несколько дымных, пропитанных жиром колбасок и небольшую буханку хлеба. Затем уселись на одном из причалов и свесили ноги через край.
– Что теперь? – спросил Симон и вытер жир с губ. – Что ты намереваешься делать дальше?
– Что мы намереваемся делать, хотел ты сказать? – поправила его Магдалена и улыбнулась. – Не забывай, что мы сюда вместе приехали… – Она пожала плечами и откусила кусочек жирной колбаски и продолжила с набитым ртом: – Предлагаю немедленно отправиться к моей тете и посмотреть, там ли еще отец. А дальше посмотрим. Как карта ляжет!
Она вытерла руки о юбку и потянулась за своим мешком.
Мешок пропал.
В нескольких шагах от себя Магдалена увидела тощего парня, который вознамерился – с ее мешком в обнимку – смешаться с толпой. Она вскочила и бросилась вслед за ним.
– Чертов воришка!
Симон тоже пустился следом. Они сшибли нескольких путников, которые как раз высаживались с плота. Магдалена слышала позади себя крики и всплески, но оглядываться не было времени. Парень уже скрылся из поля зрения. Магдалена отчаянно пыталась его нагнать; юбка ее, словно знамя, развевалась на бегу. В украденном мешке хранилось все, что еще связывало ее с родным Шонгау. И среди прочего – небольшой выцветший портрет матери, который в свое время нарисовал заезжий мастер. Нельзя его потерять!
