Смерть и фокусник - Мид Том (книги полностью TXT, FB2) 📗
– Вот как? Но вы заезжали к ним домой после помолвки с Лидией?
Боуман пожал плечами:
– В основном чтобы забрать ее. Ужин и выпивка, все в таком духе, понимаете.
– Вы когда-нибудь встречали Деллу Куксон?
– Деллу…?
– Куксон.
– Актрису, что ли? Не думаю. Хотя, раз уж вы об этом заговорили, видел ее в спектакле недавно.
– Она была пациенткой покойного доктора. Вы хотите сказать, что никогда не встречали ее в доме во время своих визитов?
Боуман снова мягко пожал плечами:
– По правде говоря, старина, мне трудно вам ответить. У меня, видите ли, нет памяти на лица.
Флинт внимательно и без сочувствия изучал его:
– А как насчет Флойда Стенхауса?
– Нет. Почти уверен, что запомнил бы любого с таким имечком.
– А Клода Уивера?
– Это который писатель? Кажется, я помню, как Лидия болтала об одной из его книг. Триллеры и кровавые убийства, это в его вкусе. Может быть, вам стоит спросить его, кто убил бедного старика?
– Но вы никогда не встречались с ним?
– Боюсь, я не очень интересуюсь литературой. Никогда не любил читать. Думаю, это началось еще во времена учебы в школе. Они пытаются вбить любовь к книгам палкой. А это только отталкивает, вы не находите?
– Не мне говорить, сэр, – ответил Флинт. Но по правде говоря, в этом вопросе он мог посочувствовать Боуману. – Может быть, вы расскажете мне вот что, сэр: как вы вообще познакомились с Лидией Рис?
Боуман откинулся на спинку кресла, погружаясь в историю, которой он был более чем счастлив поделиться:
– Это было в клубе «Пальмира» в Сохо, возможно, вы его знаете? Оживленное местечко. Прекрасная музыка.
– Вас познакомили?
– Скорее, мы просто столкнулись друг с другом. Буквально, как мне кажется, хотя память у меня не очень хорошая.
– И вы собираетесь пожениться?
– В новом году, если все будет хорошо.
– Поздравляю. – Флинт перехватил взгляд Спектора и подмигнул ему. – А теперь расскажите мне, как вы провели вчерашний вечер?
– Мы ездили в «Савой». Там был чудесный ужин. Палтус.
– А потом?
Боуман скорчил гримасу, делая вид, что вспоминает:
– После этого мы поехали в «Пальмиру». Теперь мы там завсегдатаи. Много счастливых воспоминаний.
– Ага, – поддакнул Флинт. – И как долго вы там были?
– Пока не вернулись домой. Во сколько это было, я не могу сказать точно.
– И вы были вместе все это время?
– Конечно, были. На что вы намекаете?
Флинт упорствовал:
– И вы нигде не останавливались по пути?
– Нет. Не останавливались. Мы взяли такси от «Савоя» до «Пальмиры». А потом на другом такси из «Пальмиры» вернулись в Доллис-Хилл, чтобы отвезти Лидию домой и забрать мою машину.
– Полагаю, вы не помните номер такси, которое привезло вас обратно в Доллис-Хилл?
– Послушайте, что все это значит? Кто-то кокнул старика. И это все очень печально и все такое, но стоит ли оно всей этой шумихи?
– Я не уверен, что ваша невеста одобрила бы такой взгляд на этот вопрос, мистер Боуман.
– Это правда, она может и не одобрить, – согласился молодой человек. А затем добавил более тихим голосом, как будто говоря с самим собой: – А может, и одобрить.
Бармен в клубе «Пальмира» был на удивление приветлив, когда Флинт и Спектор вошли в дверь. А ведь за свою долгую историю существования клуб не раз становился свидетелем полицейских рейдов. Но парень быстро снабдил их выпивкой (разумеется, за счет заведения) и опознал фотографии Лидии Рис и Маркуса Боумана:
– Да, они были здесь, определенно.
– Во сколько они приехали?
– Не могу сказать точно, но я обслужил их около десяти.
– После этого вы их видели?
– Конечно. Они пробыли здесь некоторое время, тут не ошибешься. Немного потанцевали и навели шороху на танцполе.
– Что за шорох?
– Да ничего такого. Немного подурачились, выпивши. Катались по полу в пролитом шампанском, как это обычно делают молодые люди.
Флинт бросил на Спектора косой взгляд:
– Это не похоже на Лидию.
– Нет, зато похоже на Маркуса Боумана.
К этому времени уже стемнело.
– Пойдемте, – сказал Флинт. – Мне нужно вернуться в Скотланд-Ярд и разобраться со всей этой чепухой. Вам нужно куда-нибудь?
– Домой, я полагаю, – ответил Спектор. – Мне нужно кое-что почитать.
В тот вечер, устроившись в кресле у камина в своем низеньком домике на Джубили-Корт, Спектор начал перечитывать записи, оставленные доктором Ансельмом Рисом.
Это были неопубликованные истории болезни, которые он уже с интересом просмотрел. Здесь не было змей. Это были рукописные записи, которые доктор вел с момента своего приезда в Лондон. Они касались пациентов А, В и С, и, расшифровав докторские каракули, он прочел следующее:
«Пациент А – человек с выдающимся музыкальным талантом – также обременен сильным чувством вины. Откуда берется это чувство? Я не могу найти ничего явного в его недавней личной истории, что могло бы возложить на него это психологическое бремя. Возможно, это груз его огромного музыкального мастерства (должен признаться, я сам являюсь его поклонником и приобрел несколько граммофонных записей его работ еще до встречи с ним). Насколько я понимаю, его родители были ничем не примечательны. Это делает его роль вундеркинда еще более удивительной. Но он социально неловок, затворник, не имеет особых романтических интересов (как я понимаю, у него была невеста, которая умерла несколько лет назад, но он не хочет об этом говорить).
Причиной, по которой он впервые пришел ко мне, были его кошмары – или, как он их называет, его «ночные демоны». Я убежден, что ключ к его травме лежит в этих снах. В центре внимания, по-видимому, находится его отец, который часто появляется как персонаж в картинах сна. Но сами ситуации настолько возмутительны, настолько причудливы, что, кажется, они почти не поддаются объяснению.
Почему этот молодой человек настолько иной? Его мозг – колыбель символов и идей. Они переплетаются и взаимосвязаны, но в то же время не имеют ни начала, ни конца. Возможно, изложение этих снов в письменном виде откроет их смысл».
– Клотильда, – позвал Спектор, – подойди сюда.
Его горничная подчинилась и терпеливо стояла, пока он искал в блокноте определенный отрывок.
– Послушайте вот это. – Он прочистил горло и начал читать вслух: – «Во сне я сижу у озера. Передо мной мольберт и наполовину законченный холст. Я пишу картину. Раннее утро, на поверхности воды легкий туман. И вдруг, словно удар кулаком в грудь, я ощущаю внезапный ужас. Я смотрю на свой холст и понимаю, что на нем изображено вовсе не озеро, а фигура в капюшоне, несущая фонарь. Фигура наблюдает за мной с холста. Я поднимаю глаза и вижу, что озеро неуловимо меняется. Над ним собираются облака, и они выглядят мрачно. Из воды медленно поднимается фигура. Она держит фонарь, который горит, но не дает света. Я не вижу ее лица. Но знаю, что она смотрит на меня. И в моем сердце так много страха».
Спектор закончил чтение вслух и захлопнул блокнот:
– Ну, Клотильда, что ты думаешь об этом?
Лицо служанки выглядело мягким в отблесках огня, но его выражение было своенравным. Эта девушка прислуживала Спектору, казалось, уже целую жизнь и все эти годы отличалась редкой молчаливостью.
– Это, – объяснил Спектор, – без фантазии названный «Первый сон» из записной книжки доктора Риса. Он приписывает его «пациенту А», он же Флойд Стенхаус. Что вы думаете об этом?
Но Клотильда промолчала, что, возможно, было мудрым решением.
В следующем разделе блокнота Спектор прочел:
«Пациентка В – это своего рода получеловек. Ее манера поведения при общении в социуме полностью фальшива, как будто у нее нет собственных импульсов или подлинных реакций. Ее единственный истинный инстинкт – это инстинкт выживания. В этом отношении можно сказать, что она рождена быть актрисой, что она играет всегда. Но за сыгранными эмоциями внутри остается чувство пустоты. Это чувство проявляется буквально: в то время как она наслаждается жизнью в комфортных условиях и даже в роскоши, она испытывает непреодолимую тягу к воровству. Она призналась, что впервые эта склонность проявилась в детстве. Она вспоминает, как стащила блестящую авторучку со стола школьной учительницы и с трудом скрывала свое ликование, когда несчастная учительница обыскивала парты всех учеников. Но наша пациентка В была очень хитрой даже в столь юном возрасте. Когда учительница отвлеклась, она выбросила ручку в открытое окно. Дерзость этого преступления вызвала извращенное восхищение у ее сверстников, и ее так и не призвали к ответу. У нее много подобных историй о происшествиях в подростковом и раннем взрослом возрасте. Действительно, похоже, что ее поверхностное обаяние спасло ее от многих неприятностей в жизни, и не стоит говорить, что именно оно послужило бесценным фундаментом для ее карьеры на сцене.
