Secretum - Мональди Рита (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
– В вашем трактовании сонета не хватает третьего человека, о котором в стихе говорится, что он был лишен своего богатства.
– Браво! С радостью могу отметить, что медлительность твоего духа не идет рука об руку с рассеянностью. Третий – это сам Мазарини.
– Неужели он умер бедным? – удивился я. – Когда мы с вами познакомились, вы говорили, что он оставил после себя огромное наследство, если я правильно запомнил.
– Твои воспоминания совершенно верны, но он выбрал не того наследника. Арман де ла Мейере, супруг Ортензии Манчини, был сумасшедшим, – отметил Атто, меряя шляпы и береты разных цветов и материалов, от флорентийского шифона до алого ратина и крепа, не говоря уже о кружевном льне и вышитом атласе. Вид у Атто был такой, словно он сошел с ума.
Не обращая внимания на безумнейшую пантомиму, которую разыгрывал передо мной полураздетый аббат, я раздумывал об Армане де ла Мейере. Собственно, я уже знал от Бюва, что Атто после отъезда Марии из Парижа стал следовать по пятам за Ортензией, чем довел до белого каления ее супруга. Тот в ответ избил Атто и выгнал его из Франции Мелани воспользовался этой возможностью, чтобы переехать в Рим и при финансовой поддержке короля сохранять связь с Марией, которая тогда была невестой коннетабля Колонны.
– Это же просто смешно, – продолжал Атто, не уставая предаваться своему блистательному танцу примерки нарядов, который перешел теперь из менуэта в сарабанду – Кардинал Мазарини долго искал выгодную партию для самой красивой, самой любимой из своих племянниц, которая должна была сделаться его единственной наследницей. Выбор пал на племянника Ришелье, герцога де ла Мейере. Ему-то и судилось стать хозяином огромного состояния Мазарини, награбленного за время правления. Они поженились за десять дней до смерти кардинала, так что тот умер, не подозревая, какому чудовищу оставляет свои деньги.
Арман де ла Мейере был безумен сверх меры, рассказывал Атто с едким сарказмом: неудивительно, ведь аббат был его злейшим врагом. Мейере стыдился того, что стал наследником Мазарини, он считал его подлым вором, место которому в аду. Поэтому, приняв наследство, Мейере решил уничтожить его. Он повсюду разыскивал жертв интриг кардинала и договаривался с ними, чтобы они оспаривали его наследство, то есть подавали в суд на самого Мейере. Ему удалось «насобирать» около трехсот процессов. При этом он делал все, чтобы проиграть дело в суде и возвратить награбленное законным владельцам. Для этого он советовался с самыми знаменитыми и дорогими адвокатами, чтобы потом делать совершенно противоположное тому, что они советуют. Однажды утром он дал своим слугам молотки и краски и повел их в помещение, где его преосвященство с любовью разместил свое собрание величайших шедевров искусства. Там он принялся разбивать древнегреческие и древнеримские статуи, объясняя это тем, что фигуры голые. Пораженным его поведением слугам Мейере приказал зарисовывать работы Тициана, Корреджо и многих других великих художников черной краской. Когда министр Кольбер в ужасе поторопился прийти в галерею, чтобы спасти шедевры, он обнаружил этого безумца в центре учиненного им разгрома, Наследник был очень доволен творением своих рук. Полночь прошла, и началось воскресенье – день, отведенный покою. Погром остановили, но почти ничего из шедевров не удалось спасти.
– К тому же надо знать, что Мазарини видели перед смертью в этой картинной галерее. Он ходил между картинами и статуями поглаживая их, и, всхлипывая, повторял: «Как подумаю, что мне придется все это покинуть! Как подумаю, что мне придется все это покинуть!»
– Кажется, его поразило проклятие, – заметил я.
– Попытки великих людей увековечить себя, пытаясь выставить себя в лучшем свете, просто смешны, – отрезал Атто.
Он помолчал немного. Вероятно, его самого поразила в самое сердце фраза, которую он только что произнес.
– Смешны, – механически повторил он.
Уголки его рта опустились, лицо стало напоминать маску трагика. Старый кастрат внимательно осмотрел себя – кюлоты брюки, ботинки, жабо из венецианских кружев и все остальное что он на себя нацепил. Он казался манекеном в витрине магазина. Медленно подойдя к окну, аббат выглянул в сад, где его до сих пор, очевидно, ждала мадам коннетабль.
И тут внезапно все эти испанские шляпы и береты, перевязи и жабо, манжеты, брюки и кюлоты взлетели вверх. Атто подбрасывал в воздух драгоценный шелк, сияющую органзу, вышитый лен, бархат из Милана и сатин из Генуи. Взвивались вверх репс, вуаль, флорентийский шифон, ратин и креп. Наполняясь воздухом, они неслись прямо на меня. У меня глаза разбегались от вида всех этих цветов: перламутрово-серый, ярко-красный, изумрудно-зеленый, цвет высушенных роз, темно-коричневый, алый, вишнево-черный, виноградно-серый, перламутрово-белый, каштановый, болотный, темно-серый. Меня ослепляло золото и серебро на всех этих тканях, которые Атто в отчаянной ярости молча швырял вверх и вниз.
У меня перехватило дыхание при виде этого зрелища. Я был просто шокирован, особенно когда вспомнил, как страшно ругался Атто много лет назад в подземных коридорах Рима, когда хоть капелька грязи попадала на его манжеты или любимые красные аббатские чулки. Когда этот гротескный парад одежд закончился и все вещи безжизненно упали на пол, Атто рухнул на шезлонг в изножии его кровати. Старое тело Мелани напоминало полуголое тело сатира.
Я наблюдал эту картину не дольше нескольких Секунд. Наконец, преодолев оцепенение, я уже хотел броситься на помощь к аббату, который сидел, спрятав лицо в ладонях, но тот поднял голову, вскочил и надел халат.
– Теперь ты понимаешь ту строку из сонета о фортуне, которую произнесла Капитор? – спросил он, как будто ничего не произошло.
Подойдя к столу, он налил подслащенное красное вино в два бокала и протянул один мне.
– Третий лишился всего своего добра, – сказал он, хотя я промолчал. – Как только кардинал Мазарини утратил свое главное достояние – жизнь, он потерял все, для чего столько лет плел интриги.
– Да, – произнес я. Больше мне на ум ничего не приходило. Я залпом выпил вино. Руки у меня дрожали.
Атто налил мне второй бокал, стараясь не глядеть в глаза. К счастью, алкоголь вскоре успокоил наши растревоженные чувства, и мне удалось восстановить душевное равновесие.
– Да ведь это было истинное пророчество! – воскликнул я, переварив объяснения аббата насчет высказываний Капитор.
– Или дьявольское совпадение, – возразил он.
Я улыбнулся. Этот старый кастрат был неисправим. При мне он не хотел признавать необъяснимости некоторых феноменов, и я решил не лишать его такого удовольствия.
– И все-таки одно из так называемых «пророчеств» Капитор не исполнилось, – продолжил аббат. – Я имею в виду те слова, которые безумная произнесла перед чашей с тетракионом: «Кто лишит испанскую корону ее детей, того испанская корона лишит собственных». Что это должно означать? Кто лишил Испанию наследников престола? У Карла II никогда не было детей, и никто не мог их у него отнять. Здесь Капитор ошибалась.
Но если память мне не изменяет, – вставил я, – сначала капитор, указывая на чашу, сказала: «Два в одном». И в то же время она указала на Посейдона и Амфитриту, а затем на скипетр в форме трезубца, не так ли?
– Да, ну и что? – проворчал Мелани с видом человека, не желающего и дальше говорить на эту тему.
– Вам не кажется, что это поразительным образом совпадает со словами Клоридии о монстре тетракионе?
– Не кажется, – сухо отрезал аббат.
– Возможно, тетракион – это близнецы, сросшиеся в области бедер так, как божества моря на чаше, как тот образ, который мы увидели в зеркалах, – объяснил я, сам удивляясь тому, что говорю. – И Капитор ведь ясно сказала: «Два в одном».
– Да, но она говорила лишь о фигурах на чаше. Это единственный тетракион во всей нашей истории, мальчик мой, ведь то, что мы видели на «Корабле», было лишь оптическим обманом. Ты что, забыл об этом?
