Голос ночной птицы - Маккаммон Роберт Рик (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Шилдс снова обтер лицо платком, рука его дрожала.
— Мне не было жаль Николаса Пейна. Совсем. Я просто… хотел уничтожить его, как он уничтожил какую-то часть моей души. И я пошел по его следам. От дома к дому. От деревни и поселка в город и обратно. Все время рядом, но отставая. Пока я не узнал, что он меняет лошадей в Чарльз-Тауне, и хозяин конюшни сообщил мне, куда он едет. И на это ушло восемь лет. — Он посмотрел в глаза Бидвеллу. — А знаете, что я понял в первый же час, как его убил?
Бидвелл не ответил. Он не мог говорить.
— Я понял… что убил и себя самого, восемь лет назад. Я бросил практику, отвернулся от жены и второго сына… которым был нужен еще больше, чем раньше. Я их оставил, чтобы убить человека, уже во многих смыслах мертвого. И теперь, когда это завершилось… я не ощущал гордости. Никакой гордости за это. И ни за что другое. Но он был мертв. Он истек кровью, как истекало кровью мое сердце. А самое страшное… самое страшное, Роберт… это когда я теперь думаю… что Николас не был тем же человеком, который спустил курок. Я хотел, чтобы он был хладнокровным убийцей… но он совсем им не был. А я… я был тем самым человеком, которым был всегда. Только намного, намного хуже.
Доктор закрыл глаза, голова его запрокинулась.
— Я готов уплатить свой долг, — сказал он тихо. — Какова бы ни была расплата. Я кончился, Роберт. Совсем кончился.
— Я не согласен, сэр, — возразил Мэтью. — Ваш долг ясен: облегчить магистрату Вудворду его последние часы. — Эти слова вызвали боль, как вонзенный в горло кинжал, но они были правдивы. Здоровье магистрата резко ухудшилось в то утро, когда сбежал Мэтью, и было безжалостно ясно, что конец уже близок. — Не сомневаюсь, что все мы ценим вашу искренность и ваши чувства, но ваш долг врача выше долга перед законом, в чем бы мистер Бидвелл — как мэр этого города — ни счел этот долг выражающимся.
— Что? — Бидвелл, побледневший во время исповеди, теперь был ошеломлен. — Вы оставляете это решать мне?
— Я не судья, сэр. Я — как вы мне часто и с хорошей дозой перца напоминали — всего лишь клерк.
— Ну, — выдохнул Бидвелл, — будь я проклят!
— Проклятие и спасение — это братья, разделенные только направлением движения, — сказал Мэтью. — Когда наступит время, я уверен, вы выберете правильную дорогу. А сейчас — можно ли продолжать?
Он перенес внимание на учителя.
— Мистер Джонстон, не будете ли вы так добры прочитать молитву Господню?
Джонстон посмотрел на него пристально:
— Дозволено ли спросить, Мэтью, какова цель всего этого? Вы предполагаете, что один из нас — колдун, и неспособность прочитать молитву изобличит его в этом качестве?
— Вы на верном пути, сэр.
— Но это же абсолютно смехотворно! Если следовать вашей ущербной логике, Роберт уже себя изобличил!
— Я сказал, что еще вернусь к мистеру Бидвеллу и предоставлю ему возможность искупления. Сейчас я прошу прочитать молитву именно вас.
Джонстон сухо, коротко засмеялся:
— Мэтью, вы же не такой дурак! Что за игру вы затеяли?
— Заверяю вас, сэр, что это не игра. Вы отказываетесь читать молитву?
— А тогда я буду изобличен как колдун? И у вас будут два колдуна в одной комнате? — Он покачал головой, сожалея о помрачении ума у Мэтью. — Что ж, я облегчу вашу тяжелую тревогу. — Он посмотрел Мэтью прямо в глаза: — Отче наш, иже еси на Небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя…
— Одну минутку! — Мэтью поднял палец, постучал себя по нижней губе. — В вашем случае, мистер Джонстон — поскольку вы человек образованный и выпускник Оксфорда, я имею в виду, — молитва Господня должна быть произнесена на латыни. Не начнете ли вы сначала, если не трудно?
Молчание.
— А, я понимаю! — продолжал Мэтью. — Наверное, вы подзабыли латынь. Но это же легко освежить, ведь латынь — важнейшая часть оксфордского образования. И вы должны были отлично владеть латынью, как наш магистрат, просто чтобы получить доступ в этот славный университет. Давайте я вам помогу: Pater noster, qui es in caelis, Sanctificetur nomen tuum, Adventiat regnum tuum… ну, дальше вы уже сами сможете.
Молчание. Глухое, мертвое молчание. Попался, подумал Мэтью. А вслух он сказал:
— Вы ведь не знаете латыни? На самом деле вы ни слова на ней не понимаете и сказать не можете. Тогда объясните мне, как может человек учиться в Оксфорде и получить диплом педагога, не зная латыни?
Глаза у Джонстона стали очень маленькими.
— Что ж, я поищу объяснение, которое меня устроит как верное. — Мэтью обвел глазами двоих слушателей, тоже пораженных этой тишиной откровения. Он подошел к шахматному столику у окна и взял слона с доски. — Видите ли, преподобный Гроув играл в шахматы. Это был его набор фигур. Вы, мистер Бидвелл, мне это говорили. Вы еще упоминали, что преподобный был превосходным латинистом и любил вас злить, называя ходы по-латыни. — Он рассматривал слона при свете лампы. — В ту же ночь на пожаре, когда горел дом, мистер Джонстон, вы упомянули, что вы и мистер Уинстон тоже любите играть в шахматы. Могло ли быть так, сэр, что — в городе, где очень мало шахматистов и еще меньше латинистов — преподобный Гроув предложил вам сыграть партию?
Бидвелл уставился на учителя, ожидая ответа, но Джонстон ничего не сказал.
— Могло ли быть так, — продолжал Мэтью, — что преподобный Гроув, предполагая у вас знание латыни, заговорил во время игры на этом языке? Конечно, вы не могли бы знать, обращается он к вам или называет ход. В любом случае вы не смогли бы ответить, не правда ли? — Он резко повернулся к Джонстону. — В чем дело, сэр? Дьявол вас держит за язык?
Джонстон только смотрел прямо перед собой. Костяшки пальцев, сжимающих трость, обесцветились.
— Он думает, джентльмены, — сказал Мэтью. — Думает, всегда думает. Это очень умный человек, нет сомнений. Он мог бы стать настоящим учителем, если бы захотел. Кто вы на самом деле, мистер Джонстон?
Ни ответа, ни реакции.
— Я знаю, что вы убийца. — Мэтью поставил слона на доску. — Миссис Неттльз говорила мне, что преподобный Гроув незадолго до своей гибели был чем-то озабочен. Она мне сообщила, что он произнес три слова, будто разговаривая сам с собой. Эти слова были такие: «Не знает латыни». Он пытался понять, как может быть, чтобы выпускник Оксфорда не знал этого языка. Он вас об этом спрашивал, мистер Джонстон? Он собирался указать на этот факт мистеру Бидвеллу и тем разоблачить вас как обманщика? Поэтому преподобный Гроув стал первой жертвой?
— Постойте! — перебил доктор Шилдс, у которого голова шла кругом. — Это ведь Дьявол убил преподобного Гроува! Перерезал ему горло и растерзал когтями!
— Дьявол сидит в этой комнате, сэр, и его имя — если это его имя — Алан Джонстон. Конечно, он был не один. Ему помогал крысолов, который был… — Мэтью осекся и тонко улыбнулся. — А! Мистер Джонстон, вы тоже сведущи в искусстве театра? Знаете, мистер Бидвелл, почему он носит фальшивое колено? Потому что он уже был в Фаунт-Рояле в обличье землемера. Борода, наверное, была его собственной, потому что тогда маскировка ему не была нужна. Только когда он проверил то, что хотел знать, а потом вернулся, понадобился соответствующий образ. Мистер Джонстон, если вы действительно были — и остались — актером, вам не приходилось случайно играть роль учителя? И вы выбрали то, что уже было знакомо?
— Вы… — хриплым шепотом произнес Джонстон, — окончательно… и бесповоротно… спятили.
— Правда? Тогда покажите нам свое колено! Это потребует всего одной минуты.
Правая рука Джонстона инстинктивно дернулась прикрыть бесформенный бугор.
— Понимаю, — сказал Мэтью. — Лямку — которую, наверное, купили в Чарльз-Тауне — вы надели, но не стали устанавливать то устройство, которое показывали магистрату. Зачем бы, действительно? Вы считали, что меня давно уже нет, а только я сомневался насчет вашего колена.
— Но я его сам видел! — заговорил Уинстон. — Оно страшно деформировано!
— Нет, оно кажется страшно деформированным. Как вы это сделали, мистер Джонстон? Ну, не скромничайте, расскажите! Вы человек весьма многогранный, и все грани одна другой чернее! Если бы я хотел сделать фальшивое колено, я бы взял, наверное… ну, глины и воска, пожалуй. Что-нибудь, чтобы закрыть коленную чашечку, что бы выглядело как ее продолжение, и колено покажется деформированным. К несчастью, вы выбрали такое время для демонстрации вашего колена, когда я был занят другим. — Он глянул на доктора Шилдса. — Вы ведь продавали мистеру Джонстону мазь от боли в этом колене?
