Дочь времени - Тэй Джозефина (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗

Грант был в восторге.

И тут юный Каррадин опять отчего-то смутился, и Грант мгновенно припомнил пушистую овечку, совершенно вылетевшую у него из головы на время, пока они обсуждали Ричарда III. Вновь возник тихий, стеснительный Брент Каррадин, который, попрощавшись, выбежал из палаты, сопровождаемый твидовым вихрем.

Грант подумал, что, даже если не знать о миллионных доходах Каррадинов, Атланте Шерголд все равно повезло.

8

– Ну? – спросила Марта. – Как тебе понравилась моя пушистая овечка?

– Очень понравилась. Где ты его отыскала?

– Мне не пришлось его отыскивать. Он всегда на месте, практически живет в театре. «В тазу к морю» видел раз пятьсот. Если он не в уборной Атланты, то где-то рядом. Скорей бы они поженились, может, тогда мы будем видеть его чуточку реже. А ведь они даже не живут вместе. Идиллия. – После недолгого молчания она заговорила обыкновенным, не театральным голосом. – Когда они рядом, они прелестны и больше похожи на близнецов, чем на влюбленных. К тому же они так бесконечно доверяют друг другу, так неотделимы друг от друга. Несомненно, они составляют две законные половинки целого. Насколько я знаю, они даже ни разу не поссорились. Сплошная идиллия. Это Брент принес тебе книгу? – спросила Марта, тыкая пальцем на солидный том Олифанта.

– Да, оставил сегодня внизу.

– Выглядит – не дай Бог.

– Неаппетитно, хочешь сказать? Зато переваривается прекрасно. История для ученых мужей. Факты, факты и только факты.

– Фу!

– По крайней мере, теперь я знаю, откуда наш сэр Томас почерпнул свои сведения о Ричарде.

– Откуда же?

– От некоего Джона Мортона.

– Никогда не слыхала.

– Я тоже. Невежественные мы люди.

– А кто он?

– Архиепископ Кентерберийский при Генрихе VII и ярый враг Ричарда.

При этом известии Марта пожалела, что за свою жизнь не выучилась свистеть.

– Вот тебе и первоисточник! – воскликнула она.

– Именно так. Все рассказы о Ричарде восходят к нему. И история Холиншеда, и хроники Шекспира.

– Значит, нам вдалбливают версию человека, который ненавидел Ричарда. Интересно. А почему сэр Томас пересказывает Мортона, а не кого-нибудь другого?

– Не имеет значения, в любом случае это должна была быть версия Тюдоров. Ну а Мортона, наверно, потому, что в детстве жил в его доме. К тому же Мортон был в гуще событий, и вполне естественно было воспользоваться его рассказом, как говорится, из первых рук.

– А ваш толстый скучный источник признает, что это версия пристрастного человека? – спросила Марта, указывая пальцем на принесенный утром фолиант.

– Олифант? И да и нет. Честно говоря, мне кажется, у него самого каша в голове. На одной и той же странице он пишет, что Ричард был прекрасным правителем и военачальником с безупречной репутацией, уравновешенным порядочным человеком, популярным среди простого народа в отличие от выскочек Вудвиллов, родственников королевы, и существом «совершенно беспринципным, готовым пролить море крови, лишь бы заполучить корону». То у него «есть причины предполагать, что Ричард был абсолютно лишен совести», то он пересказывает рассуждение Мора о муках совести, не дававших Ричарду спать по ночам. И все остальное в таком же духе.

– Вашему скучному Олифанту больше нравятся красные розы?

– Не думаю. Вряд ли он поддерживает Ланкастеров, хотя, если подумать, к Генриху VII он относится очень уж терпимо. Не помню, чтоб он где-нибудь обмолвился, что Генрих не имел права на престол.

– Кто же тогда помог ему? Я имею в виду Генриха.

– Остатки Ланкастеров и Вудвиллы, а за их спинами была вся страна, возмущенная убийством детей. Очевидно, в такой ситуации сгодился бы любой претендент, а у этого еще в жилах текла кровь Ланкастеров. Сам Генрих был достаточно благоразумен, чтобы в своих претензиях на престол сначала заявить о победе над Ричардом, а потом уже о крови Ланкастеров. De jure belli et de jure Lancastri. [15] Его мать – дочь незаконного сына третьего сына Эдуарда III.

– О Генрихе VII я знаю только, что он был фантастически богат и фантастически скуп. Ты читал прелестный рассказ Киплинга о том, как Генрих посвятил в рыцари ремесленника не за понравившуюся ему работу, а за сэкономленные на орнаменте деньги?

– Там еще что-то о ржавом мече… Это ты здорово! Немного женщин в наше время читает Киплинга…

– О, у меня масса разных достоинств. А разгадка характера Ричарда все так же далека?

– Все так же. Я совершенно запутался в противоречиях, как сэр Кутберт Олифант, упокой Господи его душу. Единственная разница между нами в том, что я знаю о противоречиях, а вот знал ли он?

– Ты часто видишься с моей пушистой овечкой?

– Видел его три дня назад и думаю, что он уже пожалел о нашем знакомстве.

– О нет. Уверена, что нет. Верность – его кредо и его знамя.

– Как у Ричарда.

– У Ричарда?

– Ну да. Его девиз: «Верность связывает меня».

Тут послышался слабый стук в дверь, и в палате появился Брент Каррадин, как и в первый раз, сначала ударившись головой о дверную притолоку.

– Ой! Кажется, я некстати. Мисс Халлард, я не знал. Статуя Свободы, которая встретилась мне в коридоре, сказала, что мистер Грант один.

Кто такая статуя Свободы, Грант догадался без труда. Марта же заявила, что собиралась уходить и вообще Брент сейчас более желанный гость. Она оставляет их с миром и желает отыскать душу убийцы.

Учтиво проводив Марту до двери, Брент уселся на стоявший рядом с кроватью Гранта стул с точно таким выражением на лице, с каким англичане возвращаются к своему портвейну после ухода из столовой женщин. Грант удивился. Неужели даже этот приехавший сюда из-за женщины американец испытывает подсознательное облегчение, оставаясь в мужской компании? В ответ на вопрос, как ему понравился Олифант, Грант сказал, что сэр Кутберт пишет вполне доходчиво.

– А я нашел, конечно случайно, кто такие Кот и Мышь. Это были уважаемые рыцари Уильям Кэтсби и Ричард Рэтклифф. [16]

Кэтсби был спикером Палаты общин, а Рэтклифф возглавлял мирные переговоры с Шотландией. Странно, как глупая шутка превращается в политический стишок, да еще вполне злобную клевету. Горбун – это, конечно, Ричард. А белый боров?

– Вы часто заходите в наши английские пабы?

– Конечно. Это то немногое, в чем вы явно превосходите нас.

– Тогда во имя пива «У борова» вы прощаете нам нашу канализацию?

– Прощать – это слишком. Я просто ее не замечаю.

– Великолепно. А теперь забудьте вашу теорию, будто Ричард ненавидел брата из-за его красоты. Согласно утверждению сэра Кутберта, горб – не более чем миф. Сухорукость тоже. Следовательно, у него не было явных физических недостатков. По крайней мере, годных для вашей теории. Правда, левое плечо у него было чуть ниже правого. Но это все. Вы нашли историка, жившего в то время?

– Нет.

– Ни одного?

– Ни одного в том смысле, какой вы имеете в виду. Были писатели, современники Ричарда, но все они писали после его смерти. Во времена Тюдоров. Следовательно, они нам не годятся. Есть какая-то хроника на латыни, которую вели в монастыре, но я до нее еще не добрался. Тем не менее кое-что я узнал. Жизнеописание Ричарда III приписали сэру Томасу Мору потому, что нашли его среди оставшихся после его смерти бумаг. Это была незаконченная копия с сочинения, нам неизвестного, но ее стали печатать как его труд.

– Да ну? – изумился Грант. – Копия, сделанная рукой Мора?

– Да, его рукой, когда ему было лет тридцать шесть. В то время обычное дело. Книгопечатание еще не было развито.

– Так-так. Предположим, информация шла от Джона Мортона. Нет, это точно. Следовательно, предполагаем, что весь труд принадлежал Мортону.

– Правильно.

– И это вполне достоверно свидетельствует в пользу… скажем так, неточности. Мортон был честолюбив и вряд ли стеснялся пользоваться грязными сплетнями. Что вы знаете о Мортоне?