Игра без правил (СИ) - Гурвич Владимир Моисеевич (читать книги без регистрации полные TXT, FB2) 📗
Я решил нашу главную огневую мощь расположить на самом верху, в мансарде. Это позволит ему иметь максимальный радиус обстрела. Мы забаррикадировали вход всем, чем могли, заложили досками окна. Лишь в нескольких местах проделали щели в качестве бойниц. Теперь оставалось лишь ждать, когда возобновится штурм.
Озлобленные понесенными потерями красные вскоре двинулись на штурм. Это была исключительно пешая атака, что, на мой взгляд, было оправдано. Однако они не подозревали о том, что мы им приготовили небольшой, но неприятный сюрприз.
В детстве мы с отцом одно время увлекались изобретательством. И среди прочих вещей сконструировали нечто вроде большой рогатки, которая благодаря хитроумному механизму стреляла на большие расстояния. Сосланное в подвал по причине моего взросления, это наше совместное детище спокойно пережило многие бурные события, терпеливо дожидаясь своего часа. И вот он наступил.
С Петром мы подкатили нашу пушку к окну, отодвинули доски, положили в нее гранату с вырванной чекой и ударили ногой по педали. Снаряд полетел в неприятеля, и через несколько секунд раздался взрыв. Мы тут же зарядили наше орудие снова. Противник в очередной раз отступил, но совсем недалеко и открыл шквальный огонь по окнам. Несмотря на доски, пули залетали в комнаты и, словно шмели, с жужжанием носились в них. Мы лежали с Петром на полу, ожидая развития дальнейших событий.
Внезапно сверху застрочил пулемет. Мы бросились к бойницам и стали стрелять по наступавшим. Я видел, как очереди скашивали ряды красных, но ярость их была настолько велика, что они уже не обращали на летающую вокруг них смерть внимание и упорно лезли вперед.
Такое их поведение меня нисколько не удивило, на войне я сам не раз переживал подобные ситуации. В бою часто наступает мгновение, когда гибель товарищей наполняет тебя такой ненавистью к врагу, что собственная жизнь теряет всякую ценность, значение имеет лишь владеющий человеком тобой накал чувств.
Дверь затрещала под мощными ударами прикладов. Мы залегли за диваном, готовясь залпами встретить вторжение противника в нашу цитадель. Наконец они ворвались во внутрь. Я бросил гранату прямо под ноги первого бегущего.
Взрыв накрыл наступающих, и они откатились, оставив несколько человек истекать кровью на дорогом паркетном полу. Когда-то его касались ноги танцующих пар, в том числе и Наташи. Теперь же здесь умирали люди.
Мы выскочили на улицу и открыли огонь по отступающим солдатам. Их оказалось совсем немного, так как большинство из них полегли рядом с домом. Этот плохо знакомый мне Иван оказался замечательным пулеметчиком и уничтожил большую часть отряда.
Мы увидели, как быстро удирали от нас красные. У меня была уверенность, что после такой кровавой бани они вряд ли скоро захотят повторить попытку штурма дома.
Из трех лежащих в доме раненных двое доживали последние минуты. Но один подавал больше, чем его товарищи, признаков жизни. Петр поднял винтовку, чтобы пристрелить солдата, но я резко вырвал ее из его рук.
«Неси бинты, перевяжем» — сказал я.
Мы оказали раненному, как умели, первую помощь и осторожно перенесли его на кровать, на которой еще вчера ночью спал один из моих сыновей. Молодой парень был невысокого роста и легко уместился на ней.
Полагаю, на этом рассказ о ночном бое можно завершить, все остальное, что происходило этой ночью, уже не имеет такого важного значения.
Честно говоря, не думал, что снова сяду за дневник, но некоторые события, которые произошли сегодня, не позволяют мне предать их забвению. Случилось то, что не могло мне и присниться в страшном сне.
Естественно, известие о ночном бое к утру разнеслось по всем близлежащим станицам и деревням. Народ повалил ко мне, желая своими глазами увидеть, что же произошло. Не убранные еще трупы производили на всех тяжелое впечатление. Я отдал распоряжение, чтобы всех похоронили бы по-христиански. Я попросил прийти ко мне местного гробовщика, вернее, человека, который, когда появлялась печальная необходимость, выполнял эти обязанности. Деньги у меня были, я отдал ему почти их все и попросил сделать для погибших гробы.
К вечеру поток любопытствующих иссяк, и я наконец мог спокойно заняться тем делом, ради которого я тут задержался: паковать картины и скульптуры. И в этот момент пришел еще один нежданный гость.
Мой вестовой вошел ко мне в галерею. Вид у него был не то смущенный, не то растерянный.
«Ваше сиятельство, к вам пожаловали».
«Скажи, что я очень занят». Пусть приходят завтра».
«Это его высокоблагородие, барон фон Мекк».
Я вошел в комнату, где он находился. Последний раз с ним мы виделись 15 лет назад. Это был тот памятный день, когда мы стояли друг против друга, и каждый целился в другого из пистолета. Если бы тогда вместо бессмысленной дуэли, он бы поступил как истинно цивилизованный человек, и дал бы свободу своей жене — Наташе моя жизнь могла бы сложиться иначе. Я люблю Ирину всей душой, но то, что я испытывал по отношению к Ней, я больше не испытывал ни к одной женщине. И освободи он тогда бы жену от удушающих ее моральных обязательств, она бы тихо, подобно сгоревшей свече, не угасла бы через два года.
Мы молча смотрели друг на друга. Он выглядел совсем неплохо, почти как в лучшие свои годы. Одет он был в хорошо сшитый гражданский костюм, хотя мне было известно, что он, как и я, находится в армии.
«Позвольте поприветствовать вас, князь, в родных пенатах, — первым нарушил он молчание. — Узнал, что произошло ночью, и примчался осведомиться: не нужна ли какая-нибудь помощь?»
«Здравствуйте, Карл Оттович, не предполагал, что вы находитесь в своем имении».
«Докладываю: я живу в своем имении уже полгода. Я демобилизовался из армии по ранению». — Не спрашивая согласия, он сел в кресло, положил одну затянутую в кожаный сапог ногу на другую. Достал портсигар и закурил папиросу.
Мне невольно пришлось занять туже позицию напротив непрошеного гостя.
«Честно говоря, дорогой Александр Сергеевич, моя рана — всего лишь повод покончить с этой бессмысленной затеей. Когда я понял, что мы проиграли эту партию в кровавом бридже, я решил покинуть карточный стол и больше за него никогда не садиться. И если не ошибаюсь, к такому же выводу пришли и вы».
Мне не хотелось, чтобы наши мнения хоть в чем-то совпадали, но я не желал и кривить душой. Увы, я пришел к тем же заключениям.
«Вижу, вы согласны со мной. Хотя вы не хотите признаться в этом. Вам неприятно, что мы в чем-то можем иметь схожее суждение».
«Не стану кривить душой, это в самом деле так. Честно говоря, я не очень скучал по вашей персоне все то долгое время, что мы не виделись».
Он вдруг засмеялся.
«Вот не предполагал, что вы столь злопамятны. Мы стоим на пороге вселенской катастрофы, пройдет всего несколько дней и нам придется давать отсюда деру. И все, что нас окружает, превратиться в пепелище. Как во времена хана Батыя. А вас все еще не отпускает одна старая обида. Вам не кажется, это факт удивительным.»
«Есть вещи, которые не могут изгладиться из памяти ни при каких обстоятельствах. Даже при близкой вселенской катастрофе».
Он удивленно посмотрел на меня.
«Разве? А я-то грешным делом думал, что за столько лет вы стали хотя бы немного другим. Вам не кажется, что сама история опустила занавес на наше с вами прошлое, и тем самым как бы стерло его из наших биографий. Как оказалось, все, что было раньше, превратилось в сплошной хлам. Целые века истории оказались выброшенными на свалку. Не кажется ли вам, что в этой ситуации есть лишь одна тема, достойная обсуждения: как нам выбраться из этой мышеловки».
Я отрицательно покачал головой.
«Как бы тесно провидение не сводила наши судьбы, она никогда не соединит наши пути. Выбираться, как вы говорите, из мышеловки мы будем по отдельности.
«Очень жаль, князь. Я надеялся, что общая беда поможет нам найти общий язык и сотрет прежние обиды».
«Что вы намерены делать, Карл Оттович?» — спросил я.
