Прокаженный из приюта Святого Жиля - Питерс Эллис (книга жизни .txt) 📗
Всадники мчались вдогонку по обоим берегам, безнадежно отстав от преследуемого. Двое скакали во весь опор по тропе, вьющейся вдоль городской стены и виноградников настоятеля. Трое других уже проделали немалый путь по плодородной равнине напротив. Там тянулась долина, известная под названием Гайя, она вся была занята огородами и фруктовыми садами аббатства. Надежд на то, что всадникам удастся перехватить Йоселина Люси, не было никаких: для начала им следовало сравняться в скорости с плывущими посредине реки листьями. Листья стремительно неслись по течению, с легкостью обгоняя взмыленных лошадей. Да, Северн бежал без шума и суматохи, но убийственно быстро.
Зрителям уже приходилось вытягивать шеи и вставать на цыпочки, чтобы увидеть белокурую голову. Теперь она размерами не превышала комочки пены, кружащиеся в случайных водоворотах. Через мгновение голова, и так-то еле заметная, пропала из виду вовсе. Напряженно следивший за беглецом Кадфаэль решил, что юноша снова нырнул. Что ж, это было надежнее: так уж точно никто не увидит, на какой берег он вышел и в каком месте выбрался из воды. К тому времени беглец уже миновал виноградник. И теперь слева от него на фоне кустарника и деревьев вздымалась громада замка. По правую же руку местность поросла лесом, подходившим к самой воде. Словом, трудно было сомневаться, какой берег предпочтет парень. И все же он воздержался от того, чтобы показаться снова. Вот окажется на суше, среди деревьев, тогда и подышит воздухом. Кадфаэль тщательно высматривал наилучшее с виду прикрытие. Вдруг ему показалось, будто на берегу — нет, не то чтобы промелькнул силуэт человека, — просто ветви, нависшие над рекой, на миг всколыхнулись, а в воде, казалось, проскочила мимолетная искорка. Это значило, что Йоселин выбрался на берег и скрылся в лесу.
Больше здесь смотреть было не на что и, стало быть, нечего делать. Кадфаэль мысленно вернулся к своим позабытым на время обязанностям и направился обратно в аббатство. За спиной у него удовлетворенно хохотали пострелы и сыпали, проклятьями стражники. Что толку гадать теперь, как сумеет юноша обойтись решительно безо всего: без оружия и лошади, без денег и сухой одежды? К тому же, без сомнения, немедленно и повсеместно будет объявлен его розыск. Ему теперь лучше всего скрыться, и со всею мыслимой скоростью. К ночи он должен удалиться от Шрусбери на предельно возможное расстояние — пешком или на чем угодно, как повезет. Кадфаэль, однако же, поймал себя на том, что очень сильно сомневается в способности парня поступить столь разумно.
Кадфаэль не особенно удивился, обнаружив, что новость обогнала его. Он еще не дошел до ворот аббатства, когда из них галопом вылетел Жильбер Прескот. Вид его был грозен, оставшиеся при шерифе воины неотступно следовали за ним по пятам. Сам шериф не имел ничего против Йоселина Люси. И, судя по поведению Прескота во время всей сцены ареста, большого почтения к Юону де Домвилю также отнюдь не питал. Но неспособность собственного сержанта выполнить поручение была для наместника короля словно кость в горле. Было похоже, что, если арестованного не достанут в срочном порядке из-под земли, для всех незадачливых стражников наступят грозные времена.
Не успела осесть за ними пыль, как откуда-то вынырнул привратник. Глядя вслед кавалькаде, он удрученно покачал головой и обратился к подошедшему Кадфаэлю:
— Значит, вор все-таки ушел от них! Ну и дела: теперь он натравит на парня весь гарнизон. И как тот уйдет пеший от их лошадей? Его-то лошадь уже под присмотром, ее отвел назад другой молодой дворянин.
Юон де Домвиль, Симон Агилон, Гай Фиц-Джон, грумы и все остальные отбыли раньше. И ежели весть о побеге дошла до аббатства только сейчас, то они наверняка уехали в полной уверенности — вор в надежных руках.
— А кто принес эту весть? — спросил Кадфаэль. — Ну и легок же он был на подъем!
— Братья миряне как раз возвращались из Гайи с последним урожаем поздних яблок. Они видели его прыжок с моста и прибежали к нам рассказать. Но вы от них не сильно отстали.
Словом, покамест весть донеслась только сюда. Весь большой двор был заполнен людьми — братьями, слугами и гостями. Они возбужденно галдели, строя предположения. Некоторые отправились вдоль реки посмотреть, что творится ниже на берегу.
«Что ж, когда известие дойдет до Юона де Домвиля, он, по крайней мере, будет выражать свое неудовольствие уже в другом месте», — сказал себе Кадфаэль. Здесь же монах имел возможность лицезреть только Годфри и Агнес Пикар. Они стояли в дверях странноприимного дома и были поглощены беседой — судя по всему, напряженной. Сосредоточенные лица супругов говорили о бдительной настороженности и тревоге. Подобный оборот дела их никак не устраивал: им хотелось бы, чтоб юный смутьян находился сейчас в надежном месте, в темнице и под замком, а еще лучше, если ему будет вынесен смертный приговор — буде Домвиль пожелает довести все до крайности.
Иветы нигде не было видно. Без сомнения, ее заперли в доме, приставив к ней для охраны дуэнью-тюремщицу, всецело преданную Агнес. Девушка не появлялась и в течение нескольких последующих часов. Время от времени Кадфаэль видел, как ее дядя и тетка уверенно проходят по двору, держа путь то к покоям настоятеля, то к странноприимному дому, то к воротам. А один раз Пикар уезжал куда-то на целый час — явно в дом епископа, дабы посоветоваться с Домвилем. Впрочем, после полудня Кадфаэль некоторое время был занят исключительно собственными делами. Он и так уже недопустимо долго не справлялся об успехах брата Освина. Травник, однако, был несколько обескуражен. Выяснилось, что в кои-то веки оставленный без присмотра помощник ничего не разлил и не сжег, не выполол по ошибке ни одно из драгоценных растений и даже ничего не разбил. В этом, конечно, могла сказаться особая предусмотрительность провидения: Кадфаэль был действительно занят, и высшим силам уместно было по такому случаю даровать ему послабление. Но это могло быть с их стороны и упреком: надо, дескать, знать меру в надзоре за учеником.
Стоявшую ныне перед монахом задачу было нелегко сформулировать, но куда труднее решить. Должен ли он пойти к аббату Радульфусу и рассказать ему о событиях вчерашнего вечера? Как-никак, он, Кадфаэль, был единственным свидетелем разыгравшихся там событий и даже сам сыграл в них определенную роль. Его рассказ мог бы пролить свет на отношение девушки к Йоселину, а значит, и к предстоящему браку. Но, с другой стороны, он мог и исказить истинную картину. Ведь его наблюдения были слишком кратки и поверхностны. Вмешиваться на их основании в дела малознакомых людей, хотя бы и с лучшими намерениями, — дело весьма рискованное. Кто знает: этот симпатичный на вид юноша запросто может оказаться обычным охотником за приданым. Не исключено, что ради него он и подбивал девушку решиться на побег. И конечно же, он достаточно привлекателен, чтобы ее обольстить. Словом, Кадфаэль честно пытался взглянуть на причастных к судьбе девушки лиц беспристрастно. Но при всех своих стараниях он не мог отметить в Пикарах ни грана тепла или нежности по отношению к подопечной.
Вскоре, однако, проблема решилась сама собой: ближе к вечеру аббат Радульфус сам послал за ним. Кадфаэль шел к настоятелю не без душевного трепета, правда он быстро справился со своими опасениями. Монах философски рассудил, что лучше всегда говорить правду: ложь не прощается, какие бы благие намерения за ней ни стояли. Кроме того, жизненная мудрость не позволяла ему недооценивать Агнес Пикар.
— Мне пожаловались на тебя, брат Кадфаэль, — первым делом произнес настоятель. Он сидел за письменным столом и выглядел озабоченным. Когда вошел Кадфаэль, Радульфус повернулся к нему. Голос аббата, как всегда, был холодным, резким и вежливым, на лице было начертано непроницаемое спокойствие. — Нет, тебя не называли по имени. Речь шла о брате, продолжавшем работать в сарайчике вчера вечером, после ужина. Но, я думаю, вряд ли это мог быть кто-то другой.
