Квинканкс. Том 1 - Паллисер Чарльз (бесплатная регистрация книга .txt, .fb2) 📗
Барни вынул из кармана ювелирное украшение:
— Это мы нашли у тебя в барахле!
— В первый раз вижу!
— Я заметила, как она вчера приворовывала на Бонд-стрит, — вмешалась Салли.
— Врешь! Это мне кто-то подбросил.
— Правила ты знаешь, — проговорил Барни. — Никакой самодеятельности.
Итак, зря я сомневался в честности моих новых друзей: Нэн что-то стянула, и вот ее гонят прочь!
Другие что-то забормотали, согласно кивая головами.
— Это она подбросила! — Нэн показала на Салли.
— Ничего подобного!
— Подбросила, и я знаю почему. Потому что я нравлюсь Джеку. — Раздались выкрики: «Это правда!», и Нэн, приободрившись, продолжила: — Ты ревнуешь, потому-то все и подстроила.
Большинство, однако, не поддерживали Нэн и молчали.
— Тебе больше не место в товариществе. — Барни взглянул на Сэма, потом на Джека. Оба сурово кивнули.
— Тебе придется уйти, Нэн, — мягко проговорил Джек. — Нам необходимо доверять друг другу.
Уилл, всегдашний кавалер Нэн, решительно настаивал на ее невиновности и грозил уйти с нею вместе, но, как выяснилось, блефовал. Нэн протестовала, плакала, принялась браниться и угрожать, но большинство было против нее, и она наконец смирилась с поражением и, не переставая уверять в своей невиновности, вышла за порог.
Ближе к Рождеству я то и дело стал слышать упоминания о вечеринке в Сочельник на Генриетта-стрит. Казалось странным: мысль о ней так их волновала, что почти каждую ночь большая группа под предводительством Барни куда-то уходила и возвращалась только к рассвету. Они очень тщательно наряжались, женщины выглядели совсем как леди, а мужчины — почти как джентльмены. Тем временем те, кто оставался дома, устраивали для себя что-то вроде непрерывной вечеринки: пили, играли в кости, угощались, скандалили.
Я к тому времени успел изучить их обычаи, и, поскольку они уже не так остерегались болтать в моем присутствии, отчасти выяснил, чем они зарабатывают себе на жизнь, хотя оставались и некоторые загадки. Участники компании входили в дом и выходили в любое время, но очень редко приводили с собой посторонних, причем за последних требовалось поручительство и с них не спускали глаз. Когда обитатели дома не спали, они развлекали себя описанными выше способами. Чтением не занимался никто, кроме Джека и Салли, а у тех интересы ограничивались, во-первых, газетами о светской жизни и «Придворным справочником» (передвижения светского общества волновали «семью», как ничто другое), а во-вторых, листком «Разыскиваются» (где полиция сообщала о преступлениях и перечисляла имена тех, кто находился в розыске).
Однажды Мег с еще одной женщиной отправились в тюрьму Ньюгейт навестить Пега; вечером все собрались вокруг них в гостиной, и они описали, как разговаривали с заключенным через решетку в стене камеры. Они сообщили, что его дело назначено к слушанию в эту судебную сессию и что, как Пег убежден, Палвертафт собирается откупиться от обвинителя, хозяина дома в Олд-Форде, куда он вломился, на чем его и поймали.
Барни, сидевший немного поодаль и беседовавший с каким-то незнакомцем, иронически усмехнулся и произнес:
— Ага, точно так, как вступился за меня в семнадцатом году.
Его спутник (по лицу, напоминавшему Панча мистера Пентекоста, отвратительный тип), рассмеялся:
— Помню-помню, Барни. Ты загремел на все семь, да? Это Хромой Джем на тебя донес и за это получил от Кошачьего Корма двадцать пять фунтов.
Разговор свернул на то, кто из судей честный и держит свое слово. Незнакомец (другие называли его мистер Лавендер), рассказал историю о том, как некий «старикан» принял взятку, а потом не выполнил обещанного, «сматросив» клиента, и все наперебой принялись выражать возмущение.
— Как подвигаются ваши занятия? — спросил мистер Лавендер в порядке поддержания беседы.
Некоторые смущенно опустили глаза, но Барни их успокоил:
— При нем можно говорить свободно.
Разговор пошел о тех делах, которые Барни мне описывал ранее.
Кто-то упомянул «обманные векселя», и я спросил негодующе:
— Но Барни, вы говорили, что имеете дело с настоящими векселями и никаким мошенничеством не занимаетесь.
Раздался всеобщий смех, к которому от души присоединился мистер Лавендер.
Барни, успевший основательно набраться, бросил:
— Молокосос! Обманные векселя продаются еще дешевле, чем настоящие.
Я не знал, что думать. Значит, они все же были преступники!
— Тогда почему вы выгнали Нэн за воровство? — воскликнул я.
— Да хватит бестолочь из себя строить! — выкрикнул Барни, а остальные загоготали. — Ее выгнали за то, что она воровала, когда не велено, и могла всех подвести под монастырь. Мы компания франтов, а это значит, что и вести себя должны, как полагается франтам.
Пока я над этим размышлял, гость Барни стал прощаться. Вначале я ужаснулся тому, в какое общество попал. Или, скорее, думал, что ужасаюсь. Ужасаться следовало, я это знал. Но все же я не мог думать, что это дурные люди и занимаются они дурными делами. Что это значит — быть дурным человеком? Конечно, временами Барни мне совсем не нравился, а один-двое других не нравились никогда — Уилл прежде всего. Но я видел, что все остальные не более чем безответственны и эгоистичны. Мне вспомнилась идея мистера Пентекоста о том, что закон — это сомнительное изобретение, призванное защищать богатых, и теперь я заподозрил, что он был прав. Как мог я быть настолько глуп, чтобы разделять взгляды мистера Силверлайта, утверждавшего, будто существует высшая мораль, которой мы должны подчиняться вне зависимости от того, совпадает она с законом или нет? Напротив, каждый из нас решает, соблюдать закон или нарушать его, опираясь не более чем на собственные интересы. И если эти люди могут пойти на риск, зная, чем чревато нарушение закона, то это, пожалуй, поступок человека хорошего и смелого.
— Значит, с Генриетта-стрит на Рождество условлено, — проговорил мистер Лавендер в дверях гостиной. — Наши ребята в Сочельник будут держаться оттуда подальше.
Они с Барни обменялись рукопожатием, Барни проводил гостя, а вернувшись в гостиную, произнес:
— Вот настоящий джентльмен, с которым можно делать дела.
В конце концов, я знал, что представляет собой респектабельное общество: это были миссис Фортисквинс, и мистер Сансью, и сэр Персевал. И думая об их поступках, я не находил в себе решимости осудить за воровство и мошенничество тех людей, среди которых теперь находился. Они приняли меня к себе и дали мне кров и пищу, а те, кто в какой-то мере был обязан позаботиться о нас с матушкой, довели нас до нищеты. Я начал чувствовать, в противоположность своим первоначальным взглядам, что живу паразитом за счет этих людей, не давая им ничего взамен.
Вдруг кто-то прервал мои размышления, ущипнув меня за руку.
— Ладно, малец, когда-нибудь ты станешь одним из нас, правда? — Это проговорил Сэм, и по лицу его расплылась добродушнейшая улыбка.
Я с готовностью закивал:
— Да, мне бы хотелось.
— Тогда в Рождество ты можешь отправиться с нами на Генриетта-стрит, — заключил Барни.
— Увидишь, — сказал Сэм. — С этим ничто не сравнится. Это вроде игры на высокую ставку, но у тебя шансов больше.
— Но если попадешься, проиграешь все, что имеешь. — Барни выразительно потянул за концы своего шейного платка.
— Как вы в это ввязались? — спросил я Сэма.
— Я? Да я никогда ничего другого и не знал, дурачок ты. К этому меня готовили с самого рождения. С восьми лет — пьянки, в тринадцать — первая порка. Но тогда я был всего лишь мелкий воришка. Пока не познакомился с Барни.
Его друг и начальник, усмехнувшись, сказал:
— Это было то время, когда я навострял уши, заслышав похоронный звон. — Его голубые глаза сверкнули. — Знаешь, о чем я? — Я кивнул, хотя не собирался выдавать, что мне известно о его связи с Избистером. — Это не было противозаконное дело, потому что по закону мертвое тело никому не принадлежит.
