Соверен - Сэнсом К. Дж. (книги без сокращений TXT) 📗
— Вы должны сообщить обо всем Кранмеру, — настойчиво повторил Барак.
— Я сам знаю, что мне делать, — с раздражением отрезал я.
Про себя я не без удивления отметил, что, несмотря на свое неприятие папизма, в глубине души я невольно сочувствую заговорщикам.
— К тому же пока одному богу известно, когда мы попадем в Лондон, — добавил я, взглянув на усеянное дождевыми брызгами окно.
— Рано или поздно попадем. И снова окажемся в Линкольнс-Инне.
— Вы не изменили своего намерения служить у меня? — спросил я, бросив на Барака испытующий взгляд.
— Пока у меня есть одно лишь намерение — вернуться в Лондон. А там посмотрим. К тому же я хочу посоветоваться с Тэмми.
Произнеся последнюю фразу, он посмотрел на меня с откровенным вызовом.
— Я знаю, Тамазин по-прежнему винит меня в смерти Дженнет Марлин, — произнес я после недолгого колебания. — Она пытается держаться со мной приветливо, ибо понимает, что ей не следует наживать врага в лице человека, у которого вы служите. Но я вижу, что она питает ко мне неприязнь, которой я вовсе не заслужил.
Барак не смог скрыть смущения.
— Тэмми никак не может смириться со смертью мистрис Марлин, — пробормотал он. — Она понимает, что вы ни в чем не виноваты. Но женщины живут чувством, а не разумом.
— Тамазин отнюдь не глуха к доводам разума, когда это в ее интересах, — проворчал я. — Именно поэтому она попыталась вернуть себе мое расположение. Эта девушка из тех, кто не упустит свой кусок хлеба с маслом.
Я медлил в нерешительности, не зная, стоит ли рассказывать Бараку о четках. Впрочем, он все равно не усомнится, что четки Тамазин хранит лишь в память о бабушке. Как и все влюбленные, он безоговорочно примет сторону своей пассии и не станет докапываться до истины.
— С тех пор как Дженнет Марлин погибла, у Тэмми постоянно глаза на мокром месте, — нахмурившись, сообщил Барак. — Она не может понять, что эта особа заслужила смерть. А тут еще постоянные тревоги, связанные с королевой и ее ухажером. Неудивительно, что нрав ее изменился не в лучшую сторону.
— Что ж, полагаю, по приезде в Лондон мне придется привыкнуть к перепадам ее настроения, — проронил я.
— Может, и придется, — дерзко буркнул Барак. — Знаете, в чем ваша главная слабость? — спросил он, посмотрев мне прямо в глаза.
— Ив чем же, скажите на милость?
— Вы совершенно не понимаете женщин. Более того, к нормальным женщинам вас даже не тянет. Если вы и положите на кого глаз, то лишь на какую-нибудь самовлюбленную гордячку. Вроде леди Онор, в которую вы втрескались в прошлом году, или…
— Довольно, — отрезал я, поднимаясь. — Я оценил вашу откровенность и проницательность. В благодарность я тоже буду с вами откровенен. Прежде я думал, что ни одной женщине не удастся вертеть вами по собственному усмотрению. Я ошибался — это без труда удалось прелестной Тамазин. А вы, похоже, даже не заметили, что оказались под каблуком.
Я пожалел об этих словах, едва они сорвались с моих губ. Упрек мой был не вполне справедлив, но в последнее время мы с Джеком успели изрядно друг другу надоесть, ибо почти не разлучались. И я, не думая о последствиях, дал волю накопившемуся раздражению.
— У вас есть еще одна слабость, которую уместнее назвать пороком, — злобно прищурив глаза, процедил Барак. — Вы чертовски ревнивы. Вам завидно, что у меня есть Тэмми. Надеюсь только, вы немного успокоитесь, когда встретите очередную знатную леди и снова предадитесь сладким мечтаниям.
— Попридержите язык! — взревел я.
— Что, правда глаза колет? — язвительно осведомился Барак.
— Я пошел к мастеру Ренну.
С этими словами я выскочил из комнаты и хлопнул дверью, словно обиженный ребенок.
В течение следующих дней мы с Бараком держались друг с другом холодно и отчужденно. Об отплытии по-прежнему нечего было и думать: юго-восточный ветер не унимался, и прохудившиеся небеса извергали на город потоки воды. Хозяин постоялого двора ворчал, что ненастье, того и гляди, разорит Халл, ибо в здешний порт давно уже не заходил ни один торговый корабль. Тамазин, появляясь в таверне, едва кивала мне при встрече. Как видно, Барак рассказал ей о нашей размолвке, а она, возможно, поведала ему о случае с четками.
Отрадой мне служило лишь одно обстоятельство. Благодаря вынужденному отдыху недуг, терзающий Джайлса, казалось, немного отступил. Впрочем, иногда лицо моего друга становилось непроницаемым, и я догадывался, что он испытывает сильную боль. Я проводил с ним большую часть времени, развлекая его занятными случаями из своей практики и взамен выслушивая истории о славном прошлом города Йорка, ныне пришедшего в полный упадок. Я начал сознавать, в каком прискорбном небрежении оказались северные графства после воцарения Тюдоров, питавших к ним застарелую неприязнь.
А еще я сознавал, что, несмотря на всю краткость нашего знакомства, успел привязаться к Джайлсу всей душой, и пережить его смерть мне будет так же тяжело, как и смерть отца. Я твердо решил, что буду с ним до конца, даже если после визита в Лондон он захочет вернуться в Йорк.
Тем временем король и его свита оставили Халл. Четвертого октября в погоде произошла наконец долгожданная перемена: впервые за все время нашего пребывания в городе сквозь тучи проглянуло солнце. Немедленно было объявлено, что завтра королевский кортеж двинется в сторону Лондона.
На следующий день мы с Джайлсом отправились на берег широкой речной дельты и долго стояли, наблюдая, как бесконечная вереница лодок бороздит водную гладь, доставляя бывших наших спутников к берегам Линкольншира. Переправа длилась несколько часов. Говорили, что лодки для королевской свиты были доставлены со всего Йоркшира.
Возвращаясь в таверну, я ощущал какую-то странную опустошенность. В течение долгого времени все мои помыслы были связаны с королевским путешествием, и мне трудно было осознать, что отныне я не имею к нему отношения. Однако же при мысли, что король Генрих, его супруга, а также леди Рочфорд, Калпепер и Дерем отдаляются от меня с каждым часом, у меня точно камень с души свалился.
«Дай бог, я более никого из них не увижу», — сказал я себе.
Отношения королевы и Калпепера, скорее всего, так и не получат огласки. К тому же оба они так напуганы, что вряд ли рискнут продолжить свои ночные свидания. Правда, надо мной по-прежнему тяготели угрозы Рича. Но я чувствовал, что имею все шансы выиграть дело, и не без удовольствия предвкушал возможность сразиться с Билкнэпом в суде.
Увы, вечером после отбытия короля дождь зарядил с прежней силой и не прекращался в течение следующих десяти дней. Лишь пятнадцатого октября, после того как мы провели в Халле уже две недели, я, возвращаясь из библиотеки брата Дэвиса, внезапно понял, что ветер стих и за последние сутки с неба не упало ни капли.
В библиотеке я не раз разговаривал с братом Сванном, точнее, почтительно внимал рассказам старого законника.
«Возможно, этим беседам пришел конец, ибо корабль наш наконец оставит Халл», — подумал я.
Затем мысли мои обратились к Бродерику. В течение всего времени, проведенного в городе, я не имел о нем никаких известий и не знал, в каком состоянии он пребывает ныне.
В таверне меня ждала записка, в которой Малеверер выражал настоятельное желание меня увидеть. Значит, он еще не вернулся в Йорк. С тревогой думая о том, зачем ему понадобилась моя скромная персона, я направился в бывший особняк семейства де Ла Поул, совсем недавно служивший резиденцией королю. Дом этот, несомненно, превосходил все прочие городские здания и красотой, и размерами.
Стражник провел меня в кабинет Малеверера. Войдя, я прежде всего увидел заваленный бумагами письменный стол, такой же внушительный, как и в прежнем его кабинете. Это был необходимейший атрибут крайне занятого чиновника, которого любил изображать из себя сэр Уильям.
Сам он восседал за столом, вертя в руках гусиное перо.
— Ну, мастер Шардлейк, прощайтесь со славным городом Халлом, — заявил он, бросив на меня холодный, неприязненный взгляд, к которому я успел привыкнуть. — Завтра мы отплываем. Знающие люди говорят, что хорошая погода установилась надолго. Возможно, добираясь до Лондона верхом, мы подверглись бы меньшей опасности. Но будем надеяться, что море не готовит нам неприятных сюрпризов.
