Исповедь монаха - Питерс Эллис (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
— Из Шрусбери, — ответил преодолевший свое огорчение и недолгое замешательство Хэлвин. — Прошу извинить меня, святой отец, я почему-то думал, что увижу отца Вулфнота. Глупо с моей стороны, ведь с тех пор как я уехал отсюда, прошли годы, а он и в те времена уже был убелен сединами. По молодости мне тогда казалось, что он будет здесь вечно. Боюсь даже спрашивать о нем.
— Семь лет минуло с тех пор, как отец Вулфнот покинул земную юдоль, — отозвался священник. — Я же принял приход десять лет назад, после того как с отцом Вулфнотом сделался удар, приковавший его к постели, и ухаживал за ним три года. Плоть подвела его, но ум до последнего часа оставался острым и ясным. Я многому от него научился. — После небольшой паузы, сочувственно глядя на Хэлвина, священник поинтересовался: — Так значит, ты был знаком с отцом Вулфнотом? Уж не из этих ли мест ты родом?
— Нет-нет, просто до того как принять обет в Шрусбери я служил в графском доме. А теперь… — с запинкой произнес Хэлвин, чувствуя потребность как-то объяснить свои намерения, — теперь я вернулся, чтобы возблагодарить господа нашего за чудесное спасение от верной смерти. Несчастье заставило меня задуматься о своих грехах и мне захотелось, раз уж я остался жив, примириться со всеми, кого я когда-то обидел, отдать все свои долги. Один из этих долгов и привел меня сюда. В семействе де Клари была когда-то девушка, перед которой я искренне благоговел. Она умерла совсем юной, и мне хотелось бы провести ночь у ее могилы, молясь о ее душе. Все это было задолго до тебя, восемнадцать лет назад. Ты позволишь мне остаться в церкви на ночь?
— Ну конечно, если ты этого хочешь, — участливо откликнулся священник. — Я даже могу зажечь светильники, будет немножко теплее. Однако послушай меня, брат, по-моему, ты что-то путаешь. Меня и впрямь тут тогда не было, но отец Вулфнот много раз подробно рассказывал обо всех обитателях Гэльса, ведь он всю жизнь знал де Клари. Это они помогли ему стать священником и именно в их приходе он служил богу и людям. Так вот, могу поручиться, что с тех пор как тридцать лет назад в этой усыпальнице был погребен отец лорда Бертрана — тот самый, что изображен на ней, — ее ни разу не открывали. Ты уверен, что она была де Клари и умерла здесь?
— Родственница, — осипшим от волнения голосом едва выговорил Хэлвин. — Мне сказали, она умерла в Гэльсе. Я и предположить не мог, что она похоронена где-то в другом месте.
Даже сейчас, беседуя с этим славным добросердечным священником, Хэлвин не назвал ее имени, не открыл больше, чем мог. Кадфаэль молча стоял поодаль, не вмешиваясь в их разговор.
— Если она действительно умерла восемнадцать лет назад, тогда ее здесь точно нет. Ведь ты знал отца Вулфнота и должен понимать, что на его слова можно положиться. А я уже говорил тебе, брат, что до последней минуты разум его оставался светел.
— Разумеется, он не мог ошибиться, — сам не свой от горя вынужден был признать Хэлвин. — Ее здесь нет.
— Но ты, наверное, забыл или не знаешь, — мягко сказал священник, — что главный фамильный склеп де Клари находится вовсе не в Гэльсе. Молодой лорд Одемар отвез умершего тут отца в Стаффордшир и похоронил его в семейной усыпальнице, которая находится в Элфорде. Упомянутая тобой девица наверняка тоже покоится там.
Хэлвин жадно ухватился за эту мысль.
— Да-да, конечно, так оно и есть. Ты прав. Несомненно, она в Элфорде. Я найду ее.
— Спору нет, обязательно найдешь, вот только дорога туда уж очень далека. — Священник не мог не почувствовать лихорадочного нетерпения Хэлвина и, хоть и понимал, что это напрасный труд, попытался как мог урезонить его. — Брат, если ты хочешь отправиться туда немедленно, тогда поезжай верхом, а еще лучше — куда тебе торопиться? — подожди погожих денечков. А сейчас пойдемте, я прошу вас обоих разделить со мною вечернюю трапезу и отдохнуть в моем доме до утра.
Но брату Кадфаэлю было ясно, что Хэлвина не удержать. Пока у него оставались какие-то силы, и ночь не опустилась на землю, он будет стремиться вперед. С виноватым видом Хэлвин отказался от приглашения и горячо поблагодарил священника за его доброту. Обескураженный, так ничего и не понявший священник проводил их до порога.
— Нет! — как можно строже заявил Кадфаэль, когда они отошли от церкви подальше. — Ты туда не пойдешь!
— Я хочу пойти и могу пойти! — возразил Хэлвин. — Почему ты не хочешь меня пускать?
— Во-первых, ты даже не представляешь, как далеко находится Элфорд. Надо пройти столько же, сколько мы уже прошли, а после этого еще полстолька. Не мне объяснять, чего стоила тебе дорога до Гэльса, ты и так уже вымотался до предела. А во-вторых, тебе разрешили совершить паломничество только до Гэльса, отсюда мы с тобой должны вернуться в монастырь. И мы вернемся. Нечего мотать головой. Ты и сам прекрасно понимаешь, аббат ни за что не отпустил бы тебя, если бы речь шла об Элфорде. Посему прекрати со мной препираться.
— Но я не могу вернуться. — Голос Хэлвина звучал на удивление рассудительно и спокойно. Он был абсолютно уверен в своей правоте и ничуть не сомневался в исходе спора. — Если я сейчас поверну назад, то нарушу данный мною обет. Ведь я пока не исполнил того, в чем клялся у алтаря святой Уинифред. Ты же не хочешь, чтобы я нарушил клятву? И аббат Радульфус наверняка не захотел бы этого. Он отпустил меня не до какого-то определенного места — будь то Гэльс или Элфорд; он отпустил меня до тех пор, пока я не сумею осуществить задуманное. И если бы аббат был сейчас здесь, он благословил бы меня и дозволил продолжить путь. Ты же помнишь мое обещание дойти пешком до могилы Бертрады и помолиться там о ее душе — я его не выполнил.
— Не по своей вине, — пытаясь воззвать к голосу разума Хэлвина, упорствовал Кадфаэль.
— Разве это так важно? И если для того, чтобы исполнить обет, мне предстоит пройти двойное расстояние, значит, на то воля божья. Я не могу повернуть обратно и превратиться в клятвопреступника. Да я лучше умру по дороге, чем нарушу слово.
Кто это говорил — послушный долгу благочестивый бенедиктинский монах или гордый аристократ, отпрыск одного из лучших родов, не уступающих в древности роду самого Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандского? Да, гордыня несомненно большой грех, и никак не пристала скромному члену бенедиктинского ордена. Но что поделаешь, человек слаб и ему трудно отрешиться от тех представлений о чести, которые он впитал с молоком матери.
Хэлвин вспыхнул, поняв о чем думает Кадфаэль, но на попятную идти не собирался. Покачнувшись на костылях, он протянул руку и схватил Кадфаэля за рукав.
— Пожалуйста, не брани меня. Я вижу по твоему лицу, что ты сердишься и понимаю, что заслужил это. И я знаю, что ты хочешь мне сказать. Ты прав, а я нет. Но иначе поступить все равно не могу. Даже если аббат обвинит меня в непокорстве и прикажет навеки вычеркнуть мое имя из списков ордена, клятвы своей я не нарушу. Поверь, это выше моих сил.
На щеках Хэлвина разыгрался румянец — ему это очень шло. С трудом сдерживаемое возбуждение стерло с его лица приметы тяжелой болезни, казалось, он даже помолодел на несколько лет. Хэлвин выпрямившись стоял на своих костылях и смотрел Кадфаэлю в глаза прямым твердым взглядом. Уговаривать его было бесполезно и Кадфаэль понял, что придется согласиться.
— Но ты, брат, — заговорил Хэлвин вновь, продолжая удерживать Кадфаэля за рукав, — ты не давал никакой клятвы и тебе вовсе не обязательно идти со мной. Ты уже выполнил свой долг, проводив меня до Гэльса. Возвращайся в монастырь и замолви за меня словечко перед аббатом Радульфусом.
— Сын мой, — возразил Кадфаэль, раздираемый состраданием и досадой, — я, так же как и ты, связан обязательствами, тебе следовало бы об этом помнить. Идти с тобой мне было предписано затем, чтобы позаботиться о тебе, если ты заболеешь в дороге. Ты в пути по своему собственному делу, а я по поручению аббата. Если я не могу убедить тебя вернуться, значит, я пойду с тобой.
— Но твои травы, твои снадобья, — напомнил Хэлвин, — если моя работа терпит, то твоя ждать не может. Как там управятся без тебя?
