Неоновый мираж - Коллинз Макс Аллан (чтение книг txt) 📗
Я не часто бывал в районе Бронзевилль, но, когда оказывался там, всегда брал маршрутное такси и то же самое советовал делать людям из моего агентства. Маршрутки носились с большой скоростью, но все равно это было безопаснее, чем околачиваться на тротуаре. И если тебе, к примеру, нужно было ехать по прямой, не сворачивая в боковые улицы, то маршрутное такси могло доставить тебя в самый отдаленный район за те же самые десять центов.
Доехав до Сермак Роуд, я рискнул подмигнуть симпатичной негритянке, и она улыбнулась мне в ответ. Думаю, если бы ее мать заметила это, дома девчонке пришлось бы выслушать целую лекцию о том, как следует чернокожей девушке относиться к белому мужчине.
Затем поездом надземки я добрался до окружной железной дороги, добавив еще двенадцать центов к своим транспортным расходам. Выйдя на Ван Верен и Плимут, я оказался почти у порога своего офиса. В этот момент мне больше всего хотелось отправиться в свой номер в «Мориссон» и зарыться в кровать. Я был обессилен. В меня стреляли, я побывал за рулем простреленного «Линкольна» и вносил в кабинет экстренной помощи его раненого владельца; мне пришлось разъяснить главному врачу в Майкл Риз, что такое меры безопасности, я даже совершил поездку на маршрутном такси. Однако этот день, эта ночь еще не закончились для меня.
Мне нужно было подняться в офис, чтобы перезарядить мой автоматический пистолет и захватить резиновую дубинку. У нас в одной из комнат стоял ящик с подобными полезными в работе безделушками – наручниками, кастетами и тому подобной мелочью. В каждом офисе, я думаю, есть свой набор «подручных средств».
Я подошел к двери офиса, расположенной между входом в ломбард и парадным подъездом отеля для мужчин, открыл ее, стал подниматься по лестнице, наверное в тысячный раз думая о том, что нашему детективному агентству давно следовало бы перебраться в другие, более солидные апартаменты. Правда, мы занимали лучшую часть четвертого этажа, но все-таки было не совсем удобно заставлять клиентов подниматься к нам по лестнице. Наша улица не считалась фешенебельной, за исключением, наверное, клуба «Биньон и Стандард», расположившегося прямо за углом. И тем не менее мой бизнес процветал. Хотя некоторые «неудобства» в моей работе были неизбежны.
Он ждал меня, сидя на ступенях лестницы, парень с крючковатым носом и бледным лицом. Его черные, лоснящиеся волосы были зачесаны назад, в зубах застыла сигарета, рядом у его ног валялось с десяток окурков. В руках он теребил разодранный спичечный коробок, пытаясь что-то смастерить из него. На нем был бело-зеленый клетчатый спортивный пиджак и широкие коричневые брюки. Его одежду дополняли светло-зеленая рубашка и желто-зелено-оранжевый галстук. Носки его были ярко-зеленого цвета с каким-то совершенно несуразным рисунком. Он был обут в коричневые кожаные туфли. У него был вид профессионального игрока в гольф из какого-нибудь провинциального клуба, где собираются уголовники.
Я не видел этого парня, которого Гузик в телефонном разговоре со мной назвал «Греком», с того вечера, когда он неожиданно возник на улице передо мной и Пегги. Сейчас его глаза сверкнули, когда он увидел меня.
– Не обязательно меня приветствовать, – сказал я, думая о своем незаряженном и потому бесполезном пистолете.
Он медленно поднялся – подобно тому, как встает из руин дом в замедленных кадрах кинохроники, прокрученных в обратную сторону. Он вновь сверкнул глазами.
– Мистер Гузик хочет видеть тебя.
Это заявление не подлежало обсуждению.
– Хорошо, – сказал я.
– Прямо сейчас, – сказал он.
– Прекрасно. Где?
– В ресторане.
– О'кей, – ответил я.
Мы прошли молча несколько кварталов. С озера дул легкий летний ветерок. Несмотря на прекрасный вечер, вид у моего спутника был самый угрюмый. Я предположил, что Гузик приказал ему не трогать меня или что-то в этом роде, и это испортило Греку настроение. Впрочем, уже не в первый раз у Грека портилось из-за меня настроение.
На узкой Федерал-стрит, рядом с клубом Юнион Лиг, располагался Английский ресторан, где я однажды обедал вместе с самим генералом Чарльзом Гейтсом Доуэсом, бывшим вице-президентом Соединенных Штатов, спонсором банка «Сенчури оф Прогресс», одного из крупнейших банков в Чикаго. Доуэс беспокоился за имидж Чикаго. Он с крайним отвращением отзывался о банде Аль Капоне, называя ее «шайкой нелегальных иммигрантов», которые своими грязными делами и террором бросают вызов закону и правопорядку. Мне было интересно, догадался ли Доуэс, который время от времени обедал здесь, что другая, не менее влиятельная фигура в городе – Джейк «Грязный Палец» Гузик – сиживал здесь вечерами, раздавая взятки полицейским капитанам (или сержантам, которые забирали деньги для них), а также доверенным лицам чикагских политиков разного ранга, включая мэра города.
Джейк Гузик вырос в известном своей преступностью районе Леви. Он был одним из пятерых сыновей в семье и, как говорили, свои первые пять центов заработал, выполняя мелкие поручения местных проституток. Будучи подростком, он уже «работал» в качестве сутенера, а к двадцати годам владел несколькими притонами. Его коммерческие способности привлекали внимание «авторитетов» района – Джона Кофлина, по прозвищу «Бэт Хаус», и «Хинки Динк» Хенны, которые обучили Гузика искусству «подмазывать» политиков и отцов города.
Он попал в Синдикат, как об этом говорили, благодаря своим финансовым талантам и еще потому, что однажды предупредил Аль Капоне – которого он тогда почти не знал – о предстоящем визите двух наемных убийц. Позже, когда Джейка избил известный бандюга Джо Говард, который затем бегал по бару, где произошла эта стычка, и хвастался, как «заставил маленького еврея хныкать», Капоне вернул долг. Он подошел к Говарду, уперся своим пистолетом ему в щеку и произнес: «А теперь похнычь сам, сука». Говард стал молить о пощаде, и Капоне разрядил ему в лицо всю обойму.
Теперь Капоне, которого выпустили из тюрьмы раньше срока по состоянию здоровья, стал умственно неполноценным из-за перенесенного сифилиса и доживал свои дни в собственном доме во Флориде. А Джейк был по-прежнему здесь. Он сидел за столом, один, в одном из отдельных залов Английского ресторана, рядом с камином, и поглощал баранью отбивную. Низкий, подсвечиваемый по углам потолок и развешанные на стенах гравюры с охотничьими сценами создавали особую, уютную атмосферу. Рядом за столами сидели мускулистого вида телохранители в свободного покроя костюмах, под которыми скрывались пистолеты. Это были парни, лица которых ничего не выражали, парни, которые могли пристрелить тебя утром и забыть об этом к обеду.
Гузик не был похож на убийцу. Он выглядел как процветающий, респектабельный финансист, каковым он и являлся. Он был полным, круглолицым, маленького роста человечком. Его глаза, с мешками под ними, скрывались под затемненными очками в металлической оправе. Его кожа была сероватого цвета, испещренная крапинками и пятнышками, отчего он казался старше своих шестидесяти лет. На нем был темно-голубой костюм, хорошо сшитый, но довольно простой. Однотонный галстук был также голубого цвета, чуть светлее костюма. Он медленно и сосредоточенно поглощал свою баранью отбивную.
По слухам, когда во время одного из банкетов в ресторане Робинсона Капоне, вытащив из-под стола бейсбольную биту, забил ею до смерти двух членов своей шайки, Гузик продолжал спокойно поглощать десерт. И когда Капоне, с окровавленной битой в руках, стал держать речь перед ошарашенной аудиторией, указывая на убитых и говоря, что это должно научить других держать язык за зубами и быть преданными, Гузик, говорят, потянув Капоне за рукав, сказал с набитым ртом: «О'кей, Аль, достаточно, мы тебя поняли».
– Геллер, – произнес Гузик, подняв голову от тарелки и изобразив на своем заплывшем лице некое подобие улыбки.
– Добрый вечер, мистер Гузик.
Официант в красном пиджаке, чье английское произношение поразило меня почти так же, как и предвыборное обещание мэра Келли, приготовил для меня столовый прибор.
