Монаший капюшон - Питерс Эллис (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Так вы вместе и сюда пришли? А совсем недавно ты говорил: «Я вошел на кухню». "Я", а не «мы».
— Он раньше меня пришел. Паренек непоседливый... надоело ему торчать возле больного старика, тем более что мы с дядюшкой говорили только по-валлийски, к тому же дома его матушка поджидала. Вот он и пошел вперед. Когда я пришел, он уже сидел за столом.
— Да не больно-то он много съел, — задумчиво промолвил сержант, — правда, это не удивительно: что за радость пареньку обедать с человеком, который лишил его наследства. А что, они первый раз так встретились с тех пор, как хозяин отказался от завещания?
«Сержант явно учуял след, — подумал Кадфаэль, — и немудрено: это бросилось бы в глаза и полному профану, а сержант отнюдь не таков. Что еще мог бы я предположить на его месте при подобных обстоятельствах? Парнишке было очень нужно — пока не поздно — помешать тому, чтобы соглашение вступило в силу, — и вот он оказывается здесь — как раз перед тем, как случилось несчастье, и является не откуда-нибудь, а прямо из лазарета, где можно было раздобыть то, что позволило бы ему решить эту проблему раз и навсегда».
Ричильдис под строгим взором сержанта тайком кидала на Кадфаэля отчаянные, взывающие о помощи взгляды, умоляя спасти ее дорогого сына, который, казалось, с каждой минутой увязал все глубже и глубже.
«Расскажи им все, что может быть использовано против него, — взглядом убеждал ее монах, — не умалчивай, иначе хуже будет».
— Да, в первый раз, — сказала Ричильдис, — и сыну было очень непросто решиться на эту встречу. Он сделал это ради меня. Не потому, что рассчитывал переубедить мужа, а только затем, чтобы мне жилось полегче. Меуриг, спасибо ему за это, долго уговаривал мальчика зайти к нам, и сегодня тот наконец согласился. Но мой муж встретил Эдвина враждебно и стал насмехаться над ним. Мол, прибежал выпрашивать назад обещанный манор. Манор-то ведь и вправду был ему обещан. Только у Эдвина ничего подобного на уме не было. Да, они поссорились! Оба они люди вспыльчивые, не обошлось и без бранных слов. Эдвин не стерпел и выбежал вон, а муж запустил ему вслед тарелкой — вон у стены осколки валяются. Вот и вся правда — можете слуг спросить. Спросите Меурига, он знает. Сын выскочил отсюда и побежал в сторону города, а сейчас, я уверена, он в Шрусбери, где живет его сестра с мужем, — теперь он считает, что его дом там.
— Правильно ли я вас понял, — переспросил сержант, пожалуй, чересчур миролюбиво, — что он, как вы говорите, выбежал через кухню? А там сидели эти трое? — Сержант обернулся к Олдит и молодым людям, и теперь в его голосе зазвучали и резкие нотки: — Вы видели, как он, не задерживаясь, выбежал из дома?
Те заколебались, бросая друг на друга растерянные взгляды, — и это было ошибкой. Наконец поняв, что деваться некуда, Олдит ответила за всех:
— Когда там стали браниться и швыряться посудой, мы втроем вбежали в комнату, хотели попробовать успокоить хозяина или... хотя бы...
— ... помочь мне, — закончила за нее Ричильдис.
— Стало быть, вы все находились в комнате, когда он выбежал? — Сержант был уверен в своей догадке, и смущенные лица невольно подтвердили его правоту.
— Так я и думал. Если кто-то сильно разбушевался, разве его сразу утихомиришь! Выходит, никто из вас не видел, задержался ли паренек на кухне, а значит, никто не может утверждать, что он не подлил кое-чего в судок с куропаткой, чтобы рассчитаться с отчимом. Он утром был в лазарете, и раньше там бывал, так что, вполне возможно, знал, где взять это снадобье и как его употребить. Вероятно, собираясь на этот обед, он предусмотрел, как ему поступить в том случае, если примирение не состоится.
Ричильдис отчаянно замотала головой:
— О нет, вы его не знаете! Он пришел мириться, только мириться. Да и не мог он задержаться на кухне: Эльфрик почти сразу же бросился ему вдогонку, чтобы попытаться уговорить его вернуться. Он за Эдвином почти до моста гнался, но тот его не послушал.
— Это правда, — подтвердил Эльфрик, — у него не было времени задерживаться на кухне. Я мчался за ним со всех ног и выкрикивал его имя, но он даже не оглянулся.
Сержанта это не убедило.
— Сколько времени требуется, чтобы опорожнить маленькую склянку в открытый судок? Взмах руки, и все — никто и не узнает. Ну а когда ваш хозяин малость поутих, подарок приора пришелся как нельзя кстати, — чтобы потешить задетое самолюбие, — и он с удовольствием все съел.
— Но разве мальчик знал, — осторожно вмешался Кадфаэль, что из этого судка будет есть только мастер Бонел? Вряд ли стал бы он рисковать жизнью своей матери.
Однако сержант к этому времени был уже настолько уверен в том, что идет по верному следу, что довод монаха не возымел действия. Он бросил на Олдит тяжелый взгляд, и при всей своей бойкости девушка слегка побледнела.
— Раз уж пришлось подавать на стол при таких обстоятельствах, думаю, добрая служанка не упустила случая поднять хозяину настроение. Когда ты вошла в комнату, неужто ты не сказала, что его дожидается угощение, которое сам приор прислал ему в знак внимания?
Опустив глаза, девушка теребила краешек передника.
— Я думала, это его смягчит, — беспомощно промолвила она.
Теперь сержант знал, или, во всяком случае, полагал, что знает, все, что необходимо для того, чтобы задержать убийцу. Он в последний раз окинул взглядом растерянных домочадцев и заявил:
— Ну теперь, пожалуй, вы можете навести здесь порядок: все, что мне нужно было, я видел. Брат Эдмунд готов помочь вам позаботиться об усопшем. А я должен быть уверен, что найду вас здесь, если у меня появятся еще вопросы.
— Где же нам еще быть, — понуро отозвалась Ричильдис. — А что вы собираетесь делать? Вы хоть дадите мне знать, если... если... — Слова не шли у нее с языка. Она пружинисто выпрямилась и произнесла с достоинством: — Мой сын непричастен к этому злодеянию, и вы сами убедитесь в этом. Он еще дитя, ему и пятнадцати нет.
— Так значит, мастерская Мартина Белкота?
— Я знаю, где это, — сказал один из стражников.
— Отлично! Покажешь дорогу, а там посмотрим, что скажет паренек в свое оправдание.
И они уверенно повернулись к двери. Но тут вмешался Кадфаэль, углядевший возможность хотя бы самую малость поколебать убежденность сержанта:
— Остался еще один вопрос: в чем принесли это снадобье. Кто бы ни похитил его, — из моей ли кладовой, из лазарета ли, — он должен был иметь какой-то сосуд, чтобы его отлить. Меуриг, ты приметил сегодня утром у Эдвина что-нибудь в этом роде? Даже маленькая склянка заметна — и в кармане, и в складках одежды.
— Ничего подобного я не видел, — твердо ответил Меуриг.
— И еще: эта жидкость легко просачивается, даже если сосуд плотно укупорен и обвязан. А куда попадет хоть капля, остаются пахучие маслянистые пятна. Так что надо обратить внимание на одежду всех, кто находится под подозрением.
— Ты собираешься учить меня моему делу, брат? — снисходительно усмехнулся сержант.
— Вовсе нет, — невозмутимо промолвил Кадфаэль, — я только указываю на те особенности, которые имеют отношение к моемуделу, и могут помочь тебе избежать ошибки.
— С твоего позволения, — бросил через плечо сержант, уже стоя у двери, — мы сначала поймаем виновного, а уж когда он будет у нас в руках, не думаю, чтобы нам потребовались твои ученые советы.
И он зашагал по тропинке к дороге, где стояли стреноженные кони, а стражники последовали за ним.
Ближе к вечеру сержант со своими людьми явился в дом Мартина Белкота на Вайле. Плотник, здоровенный добродушный детина лет сорока, оторвался от своей работы и приветливо, без тени удивления или беспокойства, поинтересовался, чем он может им услужить. Ему случалось выполнять заказы для гарнизона Прескота и в появлении служителей шерифа он не нашел ничего необычного. Дверь, которая вела в комнаты, приоткрылась, и из нее выглянула миловидная женщина с каштановыми волосами, а следом, поглазеть на пришедших, высыпали трое ребятишек. Они открыто и не смущаясь уставились на незнакомцев. Девочка лет одиннадцати, очень серьезная и аккуратная, державшаяся с достоинством доброй хозяюшки, крепенький карапуз лет восьми или около того и прелестное создание не старше четырех лет с деревянной куклой под мышкой. Они смотрели во все глаза и держали ушки на макушке. Дверь дома так и осталась распахнутой, а голос у сержанта был зычным и повелительным.
