Банда Кольки-куна - Свечин Николай (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
Трепов встал, все остальные последовали его примеру.
– Приказываю создать особую группу для поимки этого мерзавца Куницына. И всей его шайки. В группу включить Петербургское охранное отделение, Департамент полиции и военную прокуратуру.
– А также сыскную полицию, – подсказал Алексей Николаевич.
– Да, и ПСП [33] тоже, – согласился диктатор. Потом обвел всех суровым взглядом и добавил: – Старшим назначаю коллежского советника Лыкова.
Подполковник Герасимов расправил плечи и пробормотал:
– Слушаюсь.
Прямо с Мойки офицеры и Лыков отправились на Малую Охту. По дороге они разговорились.
– Агитатор потому вел свою агитацию в Новочеркасском полку, – предположил сыщик, – что это единственный в столичном гарнизоне армейский полк. Все остальные части – гвардейские. Там и условия службы лучше, и традиции, да и надзор строже.
– У нас тоже славные традиции, – обиделся Ячневский.
– Но согласитесь, что у гвардии привилегированное положение.
– Конечно. Уж там агитаторов сразу взяли бы за ворот.
Герасимов хмыкнул:
– Эх, господа… Поражаюсь вашей наивности. Признаки разложения имеются в Преображенском и Кавалергардском полках, а это лучшие полки гвардии! Преображенцы вообще обнаглели: моих филеров часовые не пускают в казармы, зато агитаторам вход свободный.
– Вот! – обрадовался поляк. – А вы говорите, что ядро заговора у нас, у армейцев. Гвардия и здесь впереди всех!
Казармы 145-го Новочеркасского полка поразили Лыкова порядком и чистотой. Герасимов, который до ОКЖ служил в резервном батальоне, и вовсе опешил.
– Однако у вас строго, – вынужден был признать он. – Со стороны поглядеть, так ажур.
Народу в полку было маловато: все на войне. Но нестроевые чины показывали отличную выправку. Как же они с такой выправкой прошляпили агитаторов? Сыщик с жандармом переглянулись, думая об одном.
Ячневский вызвал тех, кто был в подвергшемся нападению карауле. Люди повторили примерно одно и то же. Шесть или семь человек налетели неожиданно и действовали крайне дерзко. Показали револьверы и ножи. Когда свалили с ног поручика, сразу все и кончилось… Никто из солдат не успел применить оружие. Винтовки у них отобрали, заперли в камере и велели помалкивать.
Еще все подтвердили, что налетчики избегали лишней жестокости. Офицера стукнули аккуратно, а рядовых вообще пальцем не тронули. Фельдфебелю, правда, подбили глаз за то, что не хотел отдавать кобуру с наганом. Ну так это за дело…
Вспомнить приметы никто не смог. Похожи на солдат срочной службы. Один повыше других, он смахивал на матроса. Главный, к которому обратились как к Кольке-куну, наружности самой заурядной. Борода с проседью, да на макушке много седины. Глаза внимательные, спокойные. Голос негромкий, но внушительный – никому и в голову не пришло возразить.
На вопрос, что за агитатора пришли выручать, караульные ответили более обстоятельно. И пересказали все те слова, что Ячневский воспроизвел у Трепова. Дядька был постарше других, но той же солдатской породы. Может, из запасных… Однако говорил убежденно и многих в полку смутил. Три дня говорил! И никто из новочеркасцев его не выдал. Лишь на четвертый день смутьян попался на глаза полковнику и был нехотя, по его приказу, арестован.
Как же налетчики проникли на охраняемую территорию, спросил Лыков. А потом спокойно вышли вместе с арестантом? Да через калитку, что позади гауптвахты, пояснили караульные. Лыков с Герасимовым отправились смотреть на эту калитку. Ну, дверь в заборе, перед ней часовой. Выходит, злодеев впустили?
Ячневский приказал привести того самого часового, который нарушил устав. Он сидел в одиночной камере. Явился детина ростом с каланчу.
– Как же ты их впустил? – задал вопрос сыщик.
– А подошел он и попросил.
– Кто «он»?
– А главный у них, с седой бородой.
– Колька-кун?
– Может, и так. Он не представился.
– А что значит попросил? О чем?
Детина наморщил лоб:
– Эта… Сказал, что товарищ там у них. Хороший, будто, человек. А сидит в темнице.
– И что?
– Эта… Ты, говорит, дай нам его вывести. Обещаю, говорит, что ни капли крови не прольем, все аккуратно сделаем.
– И ты дал?
Часовой понурился.
– Эта… Товарища они выручали. Праведное дело, значит, делали.
– А присяга? Ты же перед иконой присягал!
Детина поднял наивные голубые глаза и пояснил:
– Смутил меня тот человек, ваше высокоблагородие. Сказал: ты мужик, и я мужик. А баре нас лбами сталкивают. Что мы с тобой делить будем? Ты, говорит, землю пахал? Пахал, отвечаю. Вот, а они нет. Соху не сумеют наладить. И чего стоит твоя присяга? Кто тебе ближе, мужики или господа-белоручки?
Подполковник Герасимов сердито прикрикнул:
– Ты ври, да не заговаривайся! Нарушил присягу, нарушил устав караульной службы, теперь оправдаться хочешь?
Часовой обиделся:
– Я как есть говорю, чистую правду.
– А если правду, то быть тебе, дураку, в дисциплинарном батальоне.
– Раз провинился, значит, надо ответ держать, – с достоинством ответил парень.
Тут вмешался Лыков:
– Продолжай. Вот ты поговорил со старшим и пропустил их в калитку. Сам снаружи остался, на посту?
– А как же! Разве я могу пост покинуть? – удивился часовой.
Герасимов прыснул в кулак, но сыщик продолжил расспросы:
– Один остался?
– Не, со мной ихний парень стоял.
– Что за парень?
– Мишкой звать. Тоже из наших, из крестьян. Про японский плен рассказывал, пока остальные свое дело лебастрили. У него еще рука не сгибается после японской пули. Интересно про плен баял!
– Да он идиот… – прошептал на ухо сыщику жандарм. Тот отмахнулся:
– Мишка? А из какого он полка?
– Да они все из одного, который в плен попал.
– Пятого Восточно-Сибирского?
– Может и так, ваше высокоблагородие.
– Что, вы там стояли и лясы точили? Пока твоих товарищей по караулу мутузили…
Парень опять обиделся:
– Пошто вы так говорите, ваше высокоблагородие? Грех это. Старший слово сдержал, никого они не потрепали. Я же знаю!
– А поручику голову зашибли – это что? Фельдфебелю по морде крякнули.
– То начальству, за сопротивление. А нас, мужиков, не тронули.
– Ну пусть. А потом они все вышли?
– Так точно. Зашли вшестером, а вышли, значит, всемером; Мишка восьмой был. Пожали мне руку, спасибо сказали да и двинули по улице.
– Руку пожали? – вскинулся подполковник.
– Так точно. Вежливые… А здорово они нас обклеили!
Лыков еще некоторое время донимал парня, пытаясь получить от него важные подробности. Но тот уже рассказал, что знал, и теперь только повторялся. Кончилось тем, что Герасимов забрал весь караул с собой. В охранном отделении их допрашивали целый день, с той же целью – выяснить детали. Во что были одеты нападавшие, какое оружие использовали, как друг к другу обращались. Приметы говора. Развитые или не очень. Особенно старались разузнать про главаря. Вечером Алексей Николаевич заехал на Мойку, 12, где располагалось Петербургское охранное отделение, прочитал протоколы. Ничего важного в них не оказалось. Вот только вспомнили, что у высокого на руке была татуировка в форме якоря. Значит, действительно моряк!
Лыков засел за списки пленных, прибывших на пароходе. Николай Куницын служил в седьмой роте. Оттуда были еще трое – скорее всего, они тоже входят в банду. Рота для солдата что дом родной; в плену они наверняка держались вместе. Михаил Чистяков, возможно, тот самый Мишка, что заговаривал часовому зубы, пока его товарищи обезоруживали караул. Иван Сажин – это друг Кольки-куна, который откопал его из могилы. По возрасту старше всех. Не он ли был агитатором? И еще Василий Суржиков. А в банде восемь человек, кто остальные четверо? Один из них матрос. Матросов на «Инкуле» прибыло много, из экипажей интернированных миноносцев и крейсера «Цесаревич». В плену они не были. Видимо, пока корабль два месяца плыл в Одессу, морячка распропагандировали и присоединили к теплой компании. Выяснить его имя по таким приметам, как высокий рост и якорь на руке, вряд ли удастся.
