Похищенный - Коллинз Макс Аллан (бесплатные версии книг txt) 📗
– Это во-первых, – сказал я. – А во-вторых?
– Уэндел любит выпить, – сказал Эллис, слегка пожав плечами. – Я велел им, чтобы они дали понять ему, что получить спиртное он может только в том случае, если полностью во всем признается.
– Боже, Эллис, – проговорил я, в конце концов выдав свои чувства. – Признание, которое пьяница делает в обмен на выпивку, не стоит даже пустого стакана. И по сравнению с восьмидневным заточением в подвале даже битье резиновым шлангом – деликатное обращение.
Улыбка сошла с лица Паркера, и он сурово посмотрел на меня.
– У нас в этом случае нет времени для деликатного обращения, Натан. Нью-йоркские копы били Хауптмана, разве не так? Этот ублюдок Уэлч своими допросами довел Вайолет Шарп до того, что она отравилась. Этого беднягу Кертиса из Норфолка избивали до потери сознания. Если таковы правила игры и мы хотим играть в эту игру, может быть, даже выиграть ее, то, ей-богу, мы будем играть по этим правилам.
Я покачал головой:
– Я не могу с этим спорить. Вы рассуждаете логично.
– Как бы то ни было, на шестой день Уэндел сломался, – уже не так уверенно, как бы оправдываясь, проговорил Паркер. – Разрыдался, как дитя, и рассказал все от начала до конца.
– В чем конкретно он признался?
– В том, что сам изготовил эту трехсекционную лестницу из досок, которые взял в строящейся церкви в Трентоне. Надел чулки поверх ботинок, на шею мешок для грязного белья и перчатки на руки. Поднимаясь по лестнице к окну детской, он сломал одну ступеньку – он был довольно тяжелым парнем – и понял, что не сможет спуститься по ней с ребенком, как планировал. Ребенок крепко спал в своей кроватке, и он смазал ему губы настойкой опия, чтобы он не проснулся. Потом он положил ребенка в мешок для белья, незаметно спустился вниз и вышел через парадную дверь.
– Ему никто не помогал в доме? Может, Вайолет Шарп или Оливер Уэйтли?
– Он не упоминал о них. Я сам думаю, что эта Шарп помогала ему, но пока что он еще не признался в этом. Как бы там ни было, он отвез ребенка в свой дом в Трентоне, где его жена и двое детей помогали ухаживать за ним. Однако, по его словам, через неделю ребенок упал со своей кроватки и разбил себе череп. Тогда он отвез его обратно и похоронил в лесу в нескольких милях от его дома.
– Это и есть его признание?
– Ну, разумеется, я опустил некоторые подробности.
– Это бред собачий, Эллис!
– Следите за дорогой, сынок.
– Да ну вас с вашей дорогой! Уэндел сделал все, чтобы подтвердить смехотворное предположение штата о волке-одиночке, в которое сам штат никогда не верил. А как насчет вашего предположения, что ребенок, найденный в лесу, не был сыном Линдберга?
– Знаю, – признался Паркер. – Я знаю. Поэтому мы сейчас и стараемся добиться от него лучшего признания.
– О Господи, Эллис, вы перехитрили самого себя! Давайте примем на минуту в качестве довода, что Уэндел на самом деле виновен. Допустим, он на самом деле разработал это похищение и затем либо сумел убедить Капоне в достоинствах своего плана, либо Капоне сам побудил его к этому. Но в таком случае Уэндел будет думать, что ваши помощники – это гангстеры, ищущие козла отпущения, который сделал бы ложное признание! Козла отпущения, готового согласиться на эту аферу ради спасения собственной шкуры.
Паркер смотрел в окно на проносящиеся мимо угодья.
– Вы знаете, что отец Уэндела был немцем?
– Неужели? Чертовски веская улика. Ну и мой отец тоже был из Германии. Спросите меня, где я был первого марта 1932 года.
– В своем признании он говорит, что письма с требованием выкупа он писал так, чтобы казаться неграмотным или иностранцем. Но так как он немец, по письмам, разумеется, было понятно, что их писал немец. Кстати, подписывал он свои письма довольно оригинально – знаками.
Мы приближались к холмистой местности, на которой была расположена психиатрическая больница. Я был готов к высадке.
Мы остановились у одного из коттеджей вдалеке от главных лечебных корпусов. Холодный ветер свистел, раскачивая голые деревья. Одинокие фигуры в свитерах и широких брюках бесцельно бродили по территории больницы; медбратья в парке присматривали за слабоумными детьми. Мы стали подниматься по отлогому склону.
– Эллис, вы давно держите здесь Уэндела?
Он остановился, чтобы закурить сигару, которая потухла.
– Около трех недель. Он находится здесь по доброй воле и подписал бумагу соответствующего содержания.
– Понятно. Как он здесь оказался, Эллис?
– Он снова зашагал; было достаточно холодно, и дым сигары выходил из его рта вместе с паром.
– Значит... после того, как он написал свое признание, свое первое признание, мои помощники спросили его, есть ли у него человек, которому он доверяет, которому он может послать письмо со своим признанием. И, разумеется, Уэндел выбрал меня.
– Вы так хорошо его знаете, что ожидали, что он так поступит?
– Я прекрасно знаю особенности его характера, и этот его шаг не стал для меня неожиданностью. Мои люди подождали пару дней, потом привезли его в Маунт Холли, он пришел к моему дому и позвонил у двери. Он рассказал мне о гангстерах, которые держали его заложником, и я сказал, что ему лучше скрыться где-нибудь ненадолго, и предложил Нью-Лизбон как спокойное и надежное место. Как я сказал, он находится здесь по доброй воле.
– Что ж, может быть, я ошибаюсь, – сказал я, указывая на охранника в форме возле небольшого коттеджа, – но разве это не ваш вооруженный помощник?
– Разумеется, мой помощник, – сказал Паркер. – Уэндела охраняют с первого дня. Понимаете, я сразу сказал ему, что, прочитав признание, которое его вынудили сделать «гангстеры», я поверил, что он в самом деле совершил это преступление.
– И обещали, что как друг будете помогать ему по мере своих сил.
– Ей-богу, это истинная правда, – сказал он серьезно, не заметив моего сарказма. – Ну что, давайте войдем и встретимся с ним.
Я дотронулся до руки Паркера:
– Я здесь только как наблюдатель. Вы можете сказать, что я из офиса губернатора Хоффмана, но если вы назовете мое имя, то я потушу вашу сигару на вашем лбу.
Он улыбнулся мне, но улыбка его испарилась, когда он понял, что я не шучу.
У коттеджа вооруженный помощник Паркера улыбнулся нам, продемонстрировав широкий промежуток между передними зубами; розовощекий, добро душного вида пентюх.
– Ба, Нейт Геллер, – сказал он.
– Простите?
Помощник Паркера протянул одну руку и большим пальцем другой ткнул себя в грудь:
– Уиллис Диксон! Помните меня? Я тогда еще работал в полицейском управлении Хоупуэлла.
– А, Уиллис, – сказал я, узнав его наконец, и пожал ему руку, – рад вас видеть.
– Помните, я говорил, что отвез в Маунт Холли заявление о приеме на работу к шефу Паркеру? – он указал на значок на своей груди. – В конце концов я добился, чего хотел.
– Поздравляю.
Паркер сказал:
– Позволь мне войти и подготовить Пола к этой встрече.
Диксон открыл ключом дверь, и Паркер вошел. Помощник засиял и покачал головой.
– Серьезный старик, не так ли?
– Серьезный.
– Представляете, мы через столько лет все еще занимаемся делом Линдберга. И ей-богу, наконец раскрыли его.
– Вы думаете, здесь у вас сидит настоящий похититель?
– Конечно. Эллис Паркер величайший из всех живущих сейчас детективов. Для меня большая честь работать с ним.
– Как обращаются с Уэнделом?
– Прекрасно. Он здесь как гость... разве что заперт на замок.
Пустяковая деталь.
Паркер высунул голову из двери:
– Входите, Натан.
Я подошел к нему и, выдернув сигару из его рта, поднял ее.
– Не надо называть меня по имени, Эллис. Вы что, забыли?
Он нахмурился, но кивнул, я отбросил сигару в сторону и пошел за ним.
Пол Уэндел, крупный, седовласый, скорбного вида мужчина, был в мешковатом коричневом костюме и без галстука. У него были безжизненные глаза и массивный с синими прожилками нос, которому позавидовал бы даже Сирано. Он сидел на кушетке в полупустой гостиной, стены которой были предусмотрительно покрашены зеленой краской. Там имелись спальня и ванная. Кухни не было.