Королева брильянтов - Чиж Антон (читать книги бесплатно TXT) 📗
В огромные окна, выходившие на Никольскую, лилось достаточно света. В гостиной хватило места, чтобы переставить стулья и стол к дальней стенке. Ковер, с которого убрали мебель, был аккуратно скатан в трубу. Прямо на дубовых половицах паркета жирными меловыми линиями была выведена затейливая геометрическая фигура. Тот, кто рисовал, старался вести линии прямо, но рука дрожала, образуя волны или неровности. Узнать в рисунке магический пентакль смог бы и гимназист с двойкой по геометрии. Пятиугольную звезду заключили в круг. Там, где окружность пересекалась с лучами звезды, были выведены пять каббалистических знаков. Размер рисунка позволял поместиться внутри взрослому человеку. Меловые линии правого луча были смазаны, как будто по ним шаркали ногами. Впрочем, пентакль был цел, хоть и кривоват. Рисунок на полу дополнялся особым антуражем. По углам звезды были аккуратно расставлены огарки черных свечей, догоревших до паркета. Один огарок был маленько сдвинут.
Это было лишь прелюдией.
Вокруг пентакля виднелись густые пятна, похожие на засохшую кровь. То, что это кровь, было наименьшей загадкой. В перекрестии меловых линий лежало тело черного петуха с неумело отрезанной головой, которая упиралась клювом в грудь. Вероятно, лишившись головы, петух так огорчился, что стал бегать кругами, как это принято у петухов с отрубленной головой, щедро разбрызгивая свою кровь. Напакостить как следует ему не дали. В серебряном кубке темнела обильная лужица крови. Рядом с кубком валялся охотничий нож с серебряной рукояткой, которым несчастную птицу почти обезглавили.
Как ни любили в Москве бульон из петушиных гребешков, ради черного петьки пристав Свешников с места бы не двинулся. Полицейский протокол Заремба составлял по причине нахождения в номере еще одного мертвого тела: человеческого. Тело лежало на спине поблизости от пентакля, подвернув ноги под себя. Каждому полицейскому известно, что такая поза образуется, если человек упал, стоя на коленях.
Тело принадлежало мужчине, по виду не старше тридцати и не младше двадцати трех лет, с курчавыми волосами и гладко выбритым лицом. Глаза недвижно смотрели в люстру, блестевшую хрустальными огоньками, рот широко раскрыт, на лице виднелась нездоровая бледность. Что трупу простительно. Мужчина был бос, из одежды – только кальсоны и длинная ночная рубаха, запачканная бурыми пятнами на животе и рукавах. Огнестрельных следов или резаных ран на первый взгляд не заметно.
Пушкин спросил разрешения осмотреться. Заремба предоставил полную свободу. Место происшествия чиновника участка интересовало мало.
Первым делом Пушкин присел над трупом и рассмотрел руки. Пальцы на правой согнуты «птичьей лапкой», будто старались поймать что-то. Направление указывало на консоль, на какую обычно ставят вазу или цветок в горшке. Вместо украшений на ней стоял аптечный пузырек темного стекла. Наклейка указывала, что в нем содержится Tinctura Valerianae. Стеклянная пробка была на месте.
Стараясь не нарушить фигуру пальцев покойника, Пушкин чуть приподнял его руку. На подушечках указательного, большого и среднего виднелись белые следы. Как бывает, когда держат кусочек мела. У основания указательного пальца кожу прорезали глубокие бороздки. Ногти были чистыми. Вернув руку в исходное положение, Пушкин вытащил платок темно-голубого шелка с вышитым вензелем «АК», подарок любящего сердца, и легонько провел по коленям жертвы. На платке остались белые крошки. Стряхнув платок, Пушкин оставил труп в покое.
Искать одежду погибшего нужды не было. Брюки, рубашка, жилет с золотой цепочкой и пиджак, аккуратно сложенные и развешанные, находились на ближнем стуле. По-хозяйски проверив его карманы, Пушкин вынул портмоне, набитое сотенными купюрами, простой носовой платок без вензелей и смятую квитанцию из аптеки.
Кошелек Пушкин положил на конторку перед Зарембой. Чиновник только покривился: дескать, мелочь, не стоящая внимания, и так все понятно. Подхватив пузырек, Пушкин спросил, зафиксирована ли вещь в протоколе, можно ли взять на время. Зарембе все было настолько безразлично, что он согласился бы отдать из номера всю мебель.
Более не отвлекая чиновника от важного дела, Пушкин отправился на осмотр. Обошел номер, заглянув в спальню и ванную комнату. Кровать не смята и даже не раскрыта, в ванне сухо. Удобствами номера не пользовались. Из дорожных вещей нашлась только плетеная корзина с петушиными перьями на дне. Беглый осмотр открыл, что в номер, кроме главной, ведут еще две двери. Одна была накрепко заперта и, судя по всему, соединяла с соседним номером, как часто бывает в старых гостиницах. Пушкин нагнулся и провел пальцем под дверной щелью. На подушечке осталась полоска пыли.
Открыв другую дверь, найденную за драпировкой, Пушкин обнаружил лестницу, которая, судя по соблазнительным запахам, вела в ресторан. Он не поленился спуститься. И оказался в узком коридоре, из которого сразу можно было попасть в главный обеденный зал. Пушкин только заглянул в зал и тут же отпрянул. Попасть на глаза Ангелине, а потом вырываться из ее щедрых объятий казалось лишним испытанием.
Никем не замеченный, Пушкин вернулся в номер и вышел к приставу с доктором, у которых темы для болтовни не заканчивались.
– Ну как, сюрприз не подкачал? – Свешников игриво подмигнул.
Пушкин обратился к Богдасевичу.
– Время смерти удалось установить?
– Что бы я здесь делал? – ответил доктор. – Лежит более двенадцати часов.
– То есть около девяти часов, вчера вечером.
– Наверняка…
– Причина смерти?
– Пушкин, да вы что?! – пристав удивился искренне. – Так ничего не поняли? Ну и ну. И где же ваша хваленая прозорливость?
– Прозорливость спит.
– Естественная смерть, конечно! – победным тоном закончил Свешников. – Господин решил поиграть в чернокнижника, не справился с ночными страхами и помер! Все, конец представлению.
– Какие факты на это указывают?
Пристав и Богдасевич обменялись понимающими взглядами, оба хмыкнули.
– Послушайте, Пушкин. Поверьте мне как доктору: господин умер от сердечного приступа. Спазм – и нет человека. У него слабое сердце. Внешние признаки сердечной болезни налицо. Не успел выпить настойку валерианы. Да она не помогла бы.
– Константин Владимирович, вас не смущают некоторые странности?
Пристав хотел отшутиться, но выражение лица Пушкина к этому не располагало.
– Петух без головы? – спросил он.
– У жертвы снят перстень, но при этом кошелек полон ассигнаций, часы золотые на цепочке и обручальное кольцо не тронуты.
Свешников совсем перестал улыбаться.
– Откуда узнали про перстень?
– Бороздки на указательном пальце правой руки глубокие. Носил не снимая. Быть может, семейная реликвия.
– Ну, допустим. И что?
– С жертвой… Кстати, как его фамилия?
– В книге регистрации чернильное пятно, – ответил пристав. – Портье растяпа.
– Удачное совпадение. Важно другое: этот господин не был один в номере. С ним был кто-то еще.
Вот теперь пристав насторожился.
– Только ваше предположение, – сказал он резко.
– Стол настолько тяжелый, что погибшему с его комплекцией не передвинуть его к стене. Тяжелый ковер одному трудно закрутить. Коридорного для такой затеи звать глупо. Значит, был кто-то еще.
– Ну, это уж вы фантазируете! – сказал не слишком уверенно Свешников. – Коридорный с половым никого не видели, да и дверь в номер была не заперта.
– Вторая дверь прямиком ведет в ресторан. Вошел и вышел – никто не заметит.
– Точно – фантазии.
– Может, и птицу не он резал? – спросил доктор.
– Несомненно он.
– Петух вам доложил?
Богдасевич ухмыльнулся меткой шутке пристава.
– Вы правы, петух, – сказал Пушкин. – Вернее, то, что вырвался и бегал без головы. Господин не умеет птичку резать. Забрызгался до неприличия. После смерти петуха произошло что-то еще.
Свешников подмигнул доктору.
– Магическое? Явился дух отца Гамлета?
Пушкин не улыбнулся.
