Господа офицеры - Ильин Андрей (первая книга .txt) 📗

И уж нет Петра почитай как с год, а наказ его свято по всей Руси блюдется!

Побежали! Да не всяк как может, не гурьбой, а строем, в лад, как на марше!

Хлоп! Хлоп! Хлоп!... — стучат в такт подошвы.

— Эгей, там, впереди, наддай!...

А навстречу люд бежит, к бокам скарб прижимая, на дым оборачиваясь. Кто зазевался, того солдаты в стороны отбрасывают, на землю роняя, на чины и звания не глядя.

Вот уж и дышать стало трудно и пепел над улицей хлопьями закружил, будто бы снег, да только не белый, а черный — скоро сугробы наметет!

Вон он, пожар-то!

По леву руку избы горят — почитай сразу три десятка! С них-то пожар и пошел, на другие улицы перекидываясь! И уж вовсю пристрои дворца Лопухиных полыхают! Дворня с ведрами бегает, стены да заборы водой поливает, искры на земле ногами топчет, да только что толку, когда поверху уже крыша тлеет, синим дымком сочась!

Вдруг вспыхнула, затрещала сразу в нескольких местах. Теперь уж ничего не поделать — сгорит дворец.

— А ну, молодцы, айда избы разбирать! — приказывает капитан.

Разбились, разбежались на десятки, кинулись к близким избам, до которых еще огонь не дополз. Из изб, плача да причитая, бабы вещи волокут-надрываются, в окна детишек да иконы передают. Помочь бы — да не до них теперь!

Солдаты с ходу подскочили да ну плетни ломать да заборы крушить, по которым огонь дальше пойти может. А где-то уж за избу взялись! Разом соломенную крышу снесли, как сдули, да по одному, топорами подцепляя, стали сверху бревна сбрасывать, куда подале их оттаскивая. Венец за венцом — и нет избы, толь камни, на которых она стояла, и остались! Не пройти теперь огню — не за что ему зацепиться, нет здесь ничего, окромя земли и камней! Только так пожар и можно остановить!

— Молодцы, ребята!

Солдаты скалятся — для них это потеха! Все лучше, чем плац ногами с утра до ночи месить, приемы ружейные отрабатывая!

— А ну, навались!...

Дернули разом, уронили вниз бревно, так что куры во все стороны брызгами сыпанули!

— Ой, родимые!... Вы бы не так — потише кидали, да бревнышки-то в одно место снесли! — кричит-причитает хозяин, для которого те бревна — последняя надежда, который из них надеется новую избу поставить да зиму в ней перезимовать...

А вот уж злодея, что чужое добро по избам шарил, волокут. Рожа вся в кровь разбита, руки плетьми висят, ноги одна за другую заплетаются. Солдаты его за тем делом словили да чуть там же не прибили! И поделом!...

И тут вдруг крик многоголосый!

— Барыня, барыня там! Сгорит, сердешная!

Пред дворцом Лопухиных челядь пляшет, причитает, куда-то вверх руками тычет!

— Там она, в оконце!

И верно, под самой крышей, в оконце, настежь распахнутом, кто-то мечется, кричит, руками машет. А чуть выше крыша огнем полыхает, и вниз огненным дождем головешки сыплются! И бревна верхнего венца тлеть зачинают!

Лестницу было приволокли, поставили, да она лишь до второго этажа достала. И уж ничего поделать нельзя — поздно!

— Сгорит барыня! Живьем сгорит!... — перекрестился кто-то рядышком.

— А ну, лей на меня воду! — кричит Карл, на землю соскочив.

— Куда ты, дурень, — сгоришь! — кричат ему.

Да хоть даже и сгорит — разве жалко жизнь такую!...

— Лей, говорят!

Плеснули на него из ведра, да тут же из другого. Задохнулся Карл — вода-то ледяная, колодезная. Обвисла на нем одежда, отяжелела, сапоги хлюпают... Кто-то набросил на него мокрую рогожку, чтобы от искр и головешек защитить.

Подскочил Карл к лестнице, которую мужики куда-то поволокли.

— А ну, ставь ее на место!

Опешившие мужики потащили лестницу на место. Прикрываясь от падающих сверху головешек, поставили, прислонили к стене, да тут же и разбежались.

— Неужто полезет?...

Ступил Карл на первую ступеньку да вверх побежал.

Вот уж и второй этаж! Огонь близок — руки так и ожигает! А тело ничего, тело оно сверху рогожкой прикрыто. И уж боязно дальше лезть, и хочется вниз спрыгнуть, да только видит Карл, голову задирая, как из окошка девица выглядывает, да уж не кричит, задохнулась, бедная, глядит на него, глаза таращит, а сама девочка совсем!

Жаль ее. А себя — так и нет. Сгоришь — ну и ладно, кончатся муки.

Прыгнул Карл в окошко, что на втором этаже. Задохнулся от дыма. Да сообразил — кафтан рванул и лицо мокрой тряпкой прикрыл.

Куда теперь?

Побежал вправо — не видно ничего, по дому дым стелется, каждый угол заполняя. Пригнулся Карл, присел — вроде лучше. И воздуха поболе.

Так и побежал почти на четвереньках.

Лестница!

Запрыгал по ней вверх. Дыма-то гуще стало, и вот уж и головня тлеющая откуда-то сверху упала да вниз по ступенькам, кувыркаясь и искры разбрасывая, полетела.

Кончилась лестница.

Тут уж Карл на четвереньки встал. Ползет, а сам боится — ну как дверца ее на крючок закрыта — как он туда попадет? Дверей-то много — за какой она?

Ткнулся в одну, в другую, и верно — заперты все! Кричать начал, чего — сам не поймет! Лишь бы она услышала!

И вроде скрипнуло что-то впереди и как-то посветлее стало. Или показалось?

Нет, не показалось! Верно: дверь впереди открылась. Туда-то Карл и нырнул. Нырнул да дверцу за собой прихлопнул.

Здесь дыма было поменьше — окошко видать и народ внизу. Барыня стоит — ни жива ни мертва, на него таращится, а глазищи огромные, видать с испуга, и все в слезах.

Постояла так — и села, и дух из нее вон. То ли дыма наглоталась, то ли испугалась вида его диковинного. И то верно: страшен он — весь в саже, мокрый да рогожкой прикрыт! Черт чертом.

Чего теперь делать?...

Кинулся Карл к окну — народ ахнул.

Что же теперь — прыгать?... Нет, высоко, расшибешься оземь! Только обратно идти!

Скинул Карл рогожку, да уж не мокрую, а чуть только влажную, завернул в нее барыню. Сам кафтан на голову накинул. Дверцу открыл — в глаза жаром шибануло. Уж стены гореть зачали.

Ах, беда, беда!...

Упал на коленки, лицом чуть не к самому полу пригнулся, а все одно дым глаза выедает, нос-рот горечью забивает, так что не продохнуть! Кашляет Карл, а сам барыню за собой волочит, как кошка котенка своего!

Уж и не помнил, как до лестницы добрался! Тут барыню на руки подхватил да вниз побег, о стенку стукаясь, потому как не видать ничего! Разок головешка его догнала, в макушку вдарила, волосы огнем опалив.

Но добежал-таки!

Лесенку свою нашел, которая уж тлела от упавших на нее искр. Народ его снизу увидал — возликовал, шапками махать начал.

Карл одну ногу вниз спустил, за ней — другую, да так, спиной назад, и полез, барыню в руках держа. Лестница скрипит, качается — того и гляди сверзнешься! Но иначе нельзя, иначе ему с ношей своей не справиться.

Так и добрался.

А как добрался, тут все силы его оставили. Упал, кашлять стал, да так, что чуть все нутро не вывернул. Кто-то на нем кафтан тушит, а он того и не чувствует.

Оттащили его в сторону, а тут как раз прогоревшая крыша вниз рухнула, этажи пробивая. Еще бы чуток — и не успел он.

Барыню развернули, из рогожки вынули — жива! Только плачет и на всех очумело глядит. Тут челядь, няньки да мамки набежали, стали подле нее причитать, в чувство приводить. За хлопотами-то о Карле позабыли. Известное дело, кто он — солдат, а она барыня! Ей все внимание.

Только кто-то, кого Карл и не увидал, шепнул ему на ухо:

— Ты теперича денег у них попроси — поди, дадут!

Но только ничего Карл просить не стал. Да и не у кого было! Как раз дом валиться стал, и все от него во все стороны побежали!

Прокашлялся Карл, встал да, шатаясь, к своим пошел, взял топор и айда избу разбирать.

И знать он не знал и ведать не ведал, что с сего достопамятного дня вся-то его жизнь наперекосяк пойдет!...

Глава 9

Не иначе как сам черт надоумил Мишеля отправиться на свою квартиру. Не мог он далее без зазрения совести сидеть на шее Анны, отчего собирался, перебрав вещи, найти что-нибудь подходящее, что можно было бы обменять на дрова и продукты.