Шаги во тьме - Пензенский Александр Михайлович (бесплатная регистрация книга TXT, FB2) 📗
Александр Павлович, которого воскресным утром командировали на осмотр места преступления, не сильно обрадовался такому своему повышению до «пана полковника». Поначалу дело казалось и странным, и простым одновременно. Английский дверной замок без ключа открыть можно было только изнутри, и сам он оказался в абсолютном порядке: ни царапин, ни следов смазки. А драгоценностей на полмиллиона рублей как не бывало – выгребли даже простенькие запонки и булавки для галстуков. В воздуховод с трудом протиснулась бы средней откормленности кошка, а других незапертых ходов во внешний мир в лавке не имелось. Эти странности, казалось, должны бы решаться просто: обчистил магазин кто-то из своих. Всего-то выяснить у хозяина, кому он доверял ключи, да опросить пристрастно всех из списка. Но рушило эти стройные умозаключения одно обстоятельство. Все похищенные изделия – авторские. Шейман – ювелир известный и авторитетный, все, сделанное своими длинными пальцами, клеймил буковками «ИШ». Продать такие вещицы не просто сложно, а почти невозможно: после того как полиция возьмется за дело, никто из скупщиков просто не примет товара с клеймом. И свои об этом не знать не могли. И окончательно похоронил версию о «семейном» воре еврейский бог Яхве, что для атеиста Свиридова было прямо-таки ударом под дых: комплект ключей от входных дверей был всего один – у самого Шеймана! Хозяин всегда сам отпирал лавку по утрам и закрывал замки вечером. Ключи держал при себе, не доверяя ни жене, ни сыновьям, Лейбу и Меиру, ни молодому Эзре Симоновичу. И по субботам лавка не работала – шаббат! Все, баста! Круг замкнулся. Либо Шейман сам себя ограбил, либо вор был бестелесным духом. Но, как известно, духам материальные ценности ни к чему, да и перетаскать их через замочную скважину тоже не получилось бы. На окнах решетки, стекла и рамы целы, да и та самая отдушина с обеих сторон затянута частой сеткой, тоже нетронутой. Оставалось подозревать хозяина.
Александр Павлович решительно отложил протокол, захлопнул папку и зычно гаркнул:
– Дежурный! – У просунувшейся в дверь головы в фуражке спросил: – Явился ювелир? Заводи!
Невысокий сухой еврей, кажущийся еще меньше ростом из-за угодливо согнутой в дугу спины, замер на пороге, стащил широкополую шляпу и затряс головой, рискуя обронить с крючковатого носа очки в круглой оправе. При этом он, начав причитать еще в коридоре, не прекращал этого, оказавшись в кабинете:
– Ох, пан полковник, да уж неужели же у такого важного человека достает времени, чтобы гонять к себе старого Ицхака Шеймана и разговаривать с ним разговоры? Не щадите его, несчастного, так и бог с ним, но к чему же вы к себе так не жалостливы? Нет-нет, я не в обиде! Кто я такой, чтоб обижаться? Всего лишь тот, кого обокрали какие-то пакостные шлимазлы [8], дай всевышний их матерям покой и силы терпеть таких детей. Какие жалобы, пан полковник, я даже благодарен вам, что еще немножко времени меня не найдут жадные кредиторы, которые уже откуда-то прознали про горе несчастного Шеймана, храни господь их семьи.
– Сядьте, господин Шейман! – Свиридов хлопнул по столу папкой, прерывая эту словесную лавину, и показал на стул для посетителей. – И помолчите! Пожалуйста.
Ювелир просеменил до указанного места, уселся на самый краешек, сохранив изгиб спины.
– Скажите, вы уверены, что второго комплекта ключей не существует?
Шейман посмотрел на Александра Павловича поверх очков, всем видом своим показывая, что «пан полковник» не иначе как душевнобольной.
– Господин Свиридов, – грустно и даже несколько сочувственно улыбнулся ювелир, – мне шестьдесят восемь лет, и последние пятнадцать из них я сплю один. Вот этот мальчик, – он достал тяжелую по виду связку, выбрал длинный ключ, показал его сыщику, – стережет мой сон с тех пор, как мы с женой перестали делить спальню. Мы же оба понимаем, что он остается со мной внутри на ночь? И все остальные, что висят на этом кольце, тоже спят со мной вместе. Мне шестьдесят восемь лет, вы же не успели забыть? А я ни разу не забывал запирать на ночь спальню. Вы видели мою спальню? А знаете мой дом? Я вас приглашаю. Вы оцените и двери, и замки. Ицхака Шеймана не грабили даже в Кишиневе, когда он только привел в новый дом молодую жену, и никто еще не называл его Ицхаком Эфраимовичем, и папино имя было только папиным, храни господь его душу. Петербург – не Кишинев, скажете вы и будете правы, ой как вы будете правы! Мне ли теперь не знать! Но можете верить слову Ицхака Шеймана, а слову этому верить стоит. Я могу быть слаб на голову, но никто не скажет, что Ицхак Шейман слаб на язык. Слову Ицхака Шеймана можно верить даже немножечко больше, чем «Петербургскому листку». Так вот, верьте мне, что даже в шестьдесят восемь лет, даже в Петербурге Ицхак Шейман не будет помогать никаким добрым людям, которые соберутся его ограбить. Он не станет носить при себе много денег, он не станет совать по карманам нисколько своих товаров, и он никогда не оставит двери незапертыми. Ни в доме, ни в лавке! – Он гордо воздел к потолку хрящеватый нос и решительно обхватил себя за плечи.
Александр Павлович с минуту разглядывал это живое изваяние, затем встал из-за стола, сел напротив посетителя, побарабанил по сукну кончиками пальцев и, наконец, произнес:
– Ицхак Эфраимович, ну вы же понимаете, что следует из сказанного вами? Какие в первую голову напрашиваются выводы?
Еврей покачал пейсами, грустно сказал:
– Ах, пан полковник, если бы Ицхак Шейман был глупым, он бы никогда не заработал столько денег и так и остался бы в черте оседлости. Я не глупый. Где вы вообще видели глупого еврея, если только бог не наказал его при рождении расслабленным умом и усердным слюноотделением? Но даже тогда он не глупый, он просто идиот. Похож я на идиота? Спасибо. Так что я все понимаю. Вы хотите сказать, что вывод в том, что старый еврей сам себя ограбил. Я не идиот, но ума, что господь мне отмерил, все-таки не хватает, чтобы понять: зачем мне это надо?
Свиридов пожал плечами:
– Страховые выплаты?
Шейман всплеснул руками:
– Что вы такое говорите, пан полковник? Сразу видно, что человек вы очень умный, но совершенный дурак в коммерции! Простите дураку «дурака» и не вздумайте обижаться, иначе мне придется жертвовать на нужды полицейского управления, а меня уже грабили на этой неделе. Хорошо, на прошлой, если бы это что-то меняло. Скажите мне лучше так откровенно, как если бы вас спросил ваш православный раввин: разве кто-то застрахует бедного ювелира на справедливую сумму? Вы сами смотрели мои учетные книги. На четыреста девяносто шесть тысяч восемьсот шестьдесят три рубля и четырнадцать копеек было в лавке товара в пятницу вечером. А в четверг было почти на сто тысяч меньше! А сегодня я планировал принести только что законченную камею в пятнадцать тысяч ценою. И как прикажете это страховать? Ежедневно приглашать оценщиков? Да, у меня есть страховка. На жалкие сто тысяч. Этих денег не хватит мне даже на то, чтобы уплатить по векселям! Я разорен, а вы еще и грозите мне тюремными решетками. Да я с рождения живу за решетками, я сын ювелира и отец ювелира, мне не привыкать к вечно запертым окнам, чтоб вы знали и знание это было вам в радость!
Александр Павлович поднял руку, снова останавливая словоохотливого ювелира, вернулся за стол, покрутил ручку телефона:
– Роман Сергеевич? Свиридов. Как у вас сейчас со временем? Да. Да, по ювелирному магазину. Нужно произвести обыск. Но очень деликатно. Через сколько? Хорошо, зайдите прежде ко мне, я вам вместо адреса хозяина предоставлю. – Он повесил рожок, снова повернулся к настороженно слушавшему этот односторонний диалог Шейману: – Господин Шейман, вы же не станете возражать, если наши сотрудники проведут осмотр вашего дома? Чтобы полностью развеять мои подозрения в вашей почтенной особе? Ротмистр Кунцевич будет очень деликатен, ручаюсь.
– Я? Возражаю? Да я всем сердцем приветствую! Если вы отыщете украденное, то даю слово Шеймана – а что такое слово Шеймана, я уже объяснял, – я не пожалею ста тысяч на вознаграждение! И знаете что? Пожалуй, я не пожалею и еще несколько рублей на объявления во все газеты! Тому, кто найдет мой товар, – награда! Ровно сто тысяч! Как думаете, добавит это шансов? Не отвечайте, я сам все понимаю.
