Следствие ведут дураки - Жмуриков Кондратий (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗

А потом заглохнет.

Гарпагин кашлянул и произнес:

– Ну что, пойдем поедим, что ли, а то больно уж жрать хочется. Он, кажется, говорил, что сотворил завтрак?

На мгновение Астахова охватила жуткая, непреодолимая ненависть к этому страшному человеку, захотелось подлететь к нему, впиться пальцами в серое морщинистое горло и сжимать, сжимать до тех пор, пока жизнь не уйдет из него, как кислый терпкий сок из лимона.

Но стоило ему взглянуть на Степана Семеновича, как непреодолимый животный ужас сковал руки и ноги.

Черный человек…

Гарпагин ел быстро и жадно. Так быстро, что не успели Осип и Иван Саныч съесть и по кусочку, как половина содержимого выставленных на стол тарелок, вазочек и блюд была сметена как ураганом.

Впрочем, лично Иван Саныч сомневался, полез бы упомянутый кусочек ему в горло после всего, что произошло. Достаточно хотя бы упомянуть то обстоятельство, что как только они втроем вошли в гостиную, Иван Саныч подобрал с пола свой пистолет и наставил его на Степана Семеныча. На что тот, впрочем, не обратил ни малейшего внимания.

Насытившись, Степан Семенович откинулся на спинку стула и удовлетворенно вздохнул:

– Ну вот, можно теперь и о деле поговорить. Думаю, что предъявить удостоверение Селина в полиции – и этого вполне хватит, чтобы признать его иностранным шпионом и свалить на него все грехи. Тем более что сейф находится в его доме, не так ли? И на нем, если не ошибаюсь, отпечатки пальцев Ансельма. Я-то был в перчатках, а ты, Моржов, кажется, к сейфу и не прикасался, насколько я различил в темноте сегодня ночью. Так что особо мудрствовать не придется.

Осип и Иван Саныч молчали. Они были придавлены всем происшедшим, словно атмосферное давление внезапно возросло – конкретно для них – в несколько раз.

Гарпагин кашлянул и заговорил было:

– Ну да, конечно. Я понимаю ваше состояние… сос-то… а-а, черррт!

Осип и Астахов синхронно воткнули в него испуганные взгляды. С Гарпагиным начало происходить что-то странное и – страшное. Он дико переменился в лице, его рука скользнула по груди и вцепилась в горло с такой силой, словно Степан Семенович хотел задушить сам себя. Он качнулся вперед с выпученными глазами, обессмыслившимися болью и страхом, и упал со стула.

Несколько конвульсивных судорог одна за другое потрясли его тело, ноги задергались, тело заходилось все более укрупняющейся дрожью, рот перекосило… Гарпагин поднял голову и протянул к Осипу цепенеющую белую, в страшных прожилках, руку, от которой тот отшатнулся, словно это была рука смерти. Голова Гарпагина глухо стукнулась виском в пол, рука упала и, дернувшись, застыла.

Убийца Ансельма пережил свою жертву буквально на несколько минут.

– А ведь он хотел скормить все это нам… – в ужасе выговорил Иван Саныч.

Осип понял его мгновенно, и сложно было не понять, что имел в виду Иван Саныч: по всей видимости, Ансельм отравил тот обед, которым он хотел накормить Астахова и Моржова. То ли он действительно предпочитал не оставлять свидетелей, то ли у него были какие-то иные планы, вроде того, чтобы за порядочную мзду договориться с Гарпагиным – этого уже никому не было суждено узнать.

Осип посмотрел на Астахова и хрипло произнес:

– Ну, уж не знаю, Саныч, может, так говорить кощунственно – но, быть может, это к лучшему, что все произошло именно так.

– Ага… вот тебе и Маруся в енституте Сикли-хвасов-ского, – эхом отозвался Иван Саныч и сел на пол рядом с еще не остывшим телом своего вот теперь уже действительно покойного дяди…

POSTSCRIPTUM

Через два месяца, после громкого расследования, всколыхнувшего весь Париж, Осип Моржов женился на Лизе Гарпагиной и самодовольно принял титул барона де Журдена. Впрочем, сам Осип предпочитал титуловать себя иначе, а именно – Joseph, conte de Maurgeau. То есть незаронно присвоил себе пышный титул графа де Моржо.

Вот уж воистину – вор-рецидивист во дворянстве…

Иван Александрович Астахов, получив в свое распоряжение семьдесят миллионов франков, уехал из Франции и поселился в унаследованном им от покойного дяди дома в Барселоне.

И все бы было замечательно, если бы не было такого элемента композиции, равно касающегося и литературы, и жизни, как

ЭПИЛОГ

Огни ночных фонарей брезжили в ледяной ряби канала. Несмотря на то, что была середина апреля, стоял дикий холод, и столбики термометров в питерских квартирах упорно примерзали к опротивевшему уже нулю. Человек, шедший вдоль канала к Елагину мосту, воспетому в другом стихотворении Блока, тем не менее бормотал себе под нос стихотворение другого поэта и о другом мосте. Губы дрожали, зубы выбивали походную барабанную дробь, но слова выцеживались, как замерзающая на морозе паста:

– Под мостом Мирабо тихо катится Сена… и уносит любовь… тихо катится Сена… Мирабо…

Этот прохожий, верно, был увлечен декламированием Аполлинера, потому едва не наткнулся на стоящую у фонаря плотную, почти квадратную приземистую фигуру.

Квадратный человек в черном полупальто обернулся, и до любителя поэзии донеслось много интересного о родне до пятого колена включительно. Нет надобности говорить, что в монологе квадратного превалировала перфектно поставленная ненормативная лексика. Впрочем, внезапно он наступил на горло собственной матерной песне и, приглядевшись к обруганному им человеку, вдруг вставшему как столб, пробормотал:

– Погоди… и чаво ж? Саныч?

– Осип? – выдохнул тот. – А что ты тут делаешь? В Питере-от? Ты же должен жить в Париже… с молодой женой.

– А ты – в Барселоне.

Ваня Астахов, по представлениям Осипа Моржова долженствующий жить в Барселоне, махнул рукой и скверно выругался. Потом шмыгнул носом и произнес:

– Да я оттуда съехал. В Америку скататься решил. А там влип в мерзкую историю. В тюрьму чуть не загремел. Еле ноги унес.

– А чаво ж так?

– Да дернул черт проехаться в автобусе, – пожаловался Ваня, – надоело мне на этих «Феррари» да «Пежо» рассекать. Ну, пьяный, естественно, был. А в автобусе… сам не понимаю, как произошло, по привычке, что ли… полез в карман к какому-то мудиле. А он меня за руку хвать!

– И чаво?

– А тот как заорет! А он стоял на передней ступеньке, прямо в ухо водителю гаркнул. Тот с перепугу руль вывернул, автобус с моста – хлобысь!!

– Ну дела-а-а… – выдохнул Осип.

– Хорошо, никто не погиб, а то бы мне, как виновнику аварии… это они в ихнем америкосском вонючем суде так решили!.. впарили бы пожизняк за терроризм. Они ж повернутые на судах. А так – десятку дали. Это что же – мне десять лет с нигерами в тюряге сидеть и за мылом наклоняться? Не-ет!! Я оттуда сбежал, дуриком, правда… повезло мне… так меня чуть ли не через испанское посольство требовали найти! Пришлось и из Барселоны дергать… вот… маюсь. Счета-то все мои заморозили. Вот и сам мерзну. В Питер приехал. А куда мне теперь?

Осип сочувствующе покачал головой.

– А у тебя что? – спросил Астахов.

Моржов мотнул головой и брякнул:

– Да эта толстозадая шалава, жинка моя… где-то просекла, что значит моя татуировка. Вот та, с котом. Ну и пристала. Я по пьянке возьми да и брякни. А потом развод мне устроила, да так ловко дельце обтяпала, что я с хером воробьиным остался. У нее адвокат, жидяра мерзкий, кстати, из сен-денийских же крючкотворов, там так дело поставил, что меня еще и компенсацию заставили платить, а потом выслали из Франции. Ну, и мне некуда, кроме как в Питер. Правда, у меня в Тамбове тетушка живет. Только она ж, старая мегера, меня и на порог не пустит.

– Н-да-а-а, – в свою очередь протянул Ваня. – А ты еще, Осип, говорил, что вот больше не будешь жить, как свинья. А пожил ты хорошо только полгода.