Урожай ядовитых ягодок - Донцова Дарья (книги .TXT) 📗
Возле пандуса, по которому въезжали машины с красным крестом, и впрямь оказался незапертый подъезд. Правда, у двери стоял охранник, тоже бдительно поинтересовавшийся:
– Вы куда?
Я сделала тревожное лицо:
– Маму сюда привезла только что, а я полис в машине забыла, вот, бегала за документом.
Охранник потерял ко мне всякий интерес, и я спокойно прошла внутрь.
По обе стороны длинного коридора шли двери, тут и там сидели и лежали люди, их было довольно много, никто не остановил меня, когда я вошла в большой грузовой лифт, куда только что втолкнули каталку с несчастным парнем со свежим гипсом на ноге.
В отделении стояла тишина. Больных не было видно, на посту тосковала медсестра, читавшая журнал.
– Подскажите, Радько в какой палате?
– Посещения закончены.
Я оперлась на высокий прилавок и вздохнула.
– Послушай, будь другом, ну пусти. Днем к нему жена ходит, сидит тут безвылазно, мне без шансов попасть, еще морду набьет, коли встретимся.
Женщина улыбнулась.
– Так и быть. Иди по коридору, справа последняя дверь. Там твой Радько лежит.
Я побежала в указанном направлении и постучала в белую дверь.
– Войдите, – раздался мужской голос.
В довольно просторной палате оказалось четыре кровати. На двух, накрывшись с головой одеялами, лежали спящие. Третий обитатель с загипсованной ногой, покоящейся на подставке, смотрел телевизор. Постель у окна была пуста.
– Вы к кому? – спросил дядька, отрываясь от экрана.
– Радько Георгий тут лежит?
– Вон его койка.
– Так она пустая.
– А к нему приятели пришли.
– Кто? – удивилась я.
Загипсованный зевнул.
– А я чего, прокурор, чтобы фамилиями интересоваться?
– Куда отправились, не знаете?
– Здеся далеко не уйдешь. Напротив палаты дверь, за ней лестница, курят небось.
Я вышла, пересекла коридор, толкнула дверь и увидела ступеньки. Сначала поднялась наверх, потом спустилась вниз, затем вновь вернулась на прежнее место. Больные и впрямь приспособили лестницу под курительную. На подоконниках виднелись консервные банки с окурками, кое-где обнаружились обгорелые спички. Впрочем, между третьим и вторым этажом нашлась парочка, занятая поцелуями. Но ни Жоры, ни его приятелей не было видно. Я подождала, пока юноша и девушка оторвутся друг от друга, потом спросила:
– Тут не проходили мужчины?
Влюбленные глянули на меня затуманенным взором, девица пробормотала:
– Не видели.
Действительно, очень глупо задавать им какие-то вопросы. Ромео и Джульетта были заняты только собой.
Я вернулась в палату и сообщила загипсованному:
– На лестнице никого нет.
– Не знаю тогда, куда он делся.
Медсестра тоже удивилась:
– Радько нет? Не может быть, мимо меня он не проходил, это точно.
– К нему вроде гости пришли.
– Нет-нет, никого не было, да и закрыто все. Наверное, к кому-то в палату пошел в гости, сейчас проверю.
– Разве он передвигается? – запоздало удивилась я.
Медсестра порылась в ящике, вытащила тоненькую историю болезни и ответила:
– Так переломов нет, только нос, а он ходьбе не помеха. Погодите тут.
Шурша голубой пижамкой, она ушла. Я принялась разглядывать ее стол. Куча каких-то бумажек, шоколадка, журналы «Лиза» и «Отдохни». Внезапно в голове закопошилось что-то неоформившееся. Журналы «Лиза» и «Отдохни»! Господи, ну и дура же я! Ведь Жора велел взять в руки новый номер «Отдохни», а я перепутала и взяла «Лизу». Теперь понятно, почему этой Ларисы не было. Возле памятника великому поэту на Тверской вечно клубится толпа. Очевидно, Лариса ждала человека с «Отдохни» сколько могла и ушла несолоно хлебавши. Из-за жары многие вчера несли в руках различные издания, используя их вместо веера… Боже, какая я идиотка!
ГЛАВА 4
Домой я вернулась злая. Куда мог запропасть Жора? Хотя, насколько знаю, он иногда может заложить за воротник. Наверное, приятели были на машине, сел к ним и поехал погулять. Сломанный нос и морда в синяках никого не смутили. Правда, ночью, лежа на асфальте, Георгий выглядел ужасно, я даже не узнала соседа, но почти через сутки после происшествия он оклемался, и его потянуло на подвиги. Нет ничего странного и в том, что приятели заявились к нему поздним вечером. Небось Жора им позвонил и сказал:
– Вы, ребята, после девяти прискакивайте, когда Ритка уйдет.
Рита женщина скандальная, мы иногда слышим, как она метелит наверху супруга. Она ни за что не разрешит муженьку пойти побаловаться пивком. Но Жорку-то надо предупредить! Может, подняться к соседке и спросить у нее невзначай телефоны друзей мужа?
Я не успела принять решение, потому что в квартиру ввалились Семен с Кристиной. В руках у них виднелись чемоданы и какие-то палки.
– Вот, – отдуваясь, сообщил приятель, – приданое купили, до полуночи по городу гоняли, давай, Криська, тащи из машины памперсы. Смотри, Вилка, тут распашонки, ползунки… Как думаешь, хватит?
– Сколько же ты купил?
– Пятьдесят штук теплых, сто легких…
– С ума сошел! А что это за деревяшки?
– Балдахин от кроватки.
Я скривилась.
– Отвратительная вещь, в нем станет пыль скапливаться, младенцу нужен свежий воздух.
– Да? – расстроился Сеня. – А Крися велела взять, сказала, очень красиво, вон, с мишками.
И он развернул кусок ткани с оборочками. На желтом фоне виднелись коричневые капли, превратившиеся при более детальном разглядывании в медвежат.
Прозвенел звонок. Думая, что это Крися, я рванула дверь и увидела своего папеньку Ленинида с глуповатой ухмылочкой на лице. Нос мигом уловил резкий запах алкоголя.
– О, Ленинид, – обрадовался Сеня, – давай, заходи, пивка желаешь? У меня и рыбец есть.
– Он уже нахлебался, – каменным тоном сообщила я. – Сколько раз тебе говорить: коли нажрался, ко мне не приходи!
– Ну, доча, – залебезил папенька, – случай вышел экстра… экс… эк…
– Хочешь выговорить «экстраординарный»? – прищурилась я. – И не старайся, не получится.
– Злая ты, – вздохнул папаша, – неласковая, грубая, так с родителями не поступают. Ну да ладно, скушаю обиду, лучше глянь, кого к тебе привел, узнаешь?
Я уставилась на маленькую, тощую, похожую на шпротину женщину с ярко-медной головой. Такой цвет получается, если на седые волосы намазать хну и подержать часок-другой. Нежданная гостья смущенно хихикнула, стало видно, что у нее не хватает парочки передних зубов.
– Ну, – поторопил Ленинид, – так как, признала?
– Нет, – покачала я головой, – уж извините, никак не вспомню.
– Экая ты беспамятная, – укорил меня папенька, – это же Светка.
– Кто?
– Маманька твоя, Светка, моя первая жена.
Разобранный балдахин выпал из моих рук на пол.
– Кто?!
Света смущенно закашлялась:
– Ну, в общем, здравствуй, дочка.
Затем она растопырила в разные стороны руки и попыталась заключить меня в объятия. Но я ловко увернулась, шмыгнула в кухню, налила себе воды и стала пить ее огромными глотками, слушая, как Сеня бубнит:
– Проходите, раздевайтесь.
Я доглотала воду, умылась и вытерлась посудным полотенцем. Мое детство прошло вместе с мачехой Раисой. Папенька угодил на зону впервые где-то в 1971-м и с тех пор дома не показывался. А милая маменька убежала еще раньше, когда новорожденной дочурке, то есть мне, не исполнилось и месяца. К чести Ленинида следует отметить, что он не сдал меня в интернат, а принялся воспитывать, как умел. Папенька вскоре женился на Раисе, и я долгое время, пока «сердобольные» соседки не объяснили, что к чему, считала ее своей настоящей мамой. Честно говоря, даже узнав, что Раиса моя мачеха, я не расстроилась. О родной матери не вспоминала никогда, ее фотокарточек дома не было. Впрочем, снимков Ленинида тоже. Я была совсем малышкой, когда папеньку сунули за колючую проволоку. И до самой своей смерти Раиса недрогнувшим голосом сообщала, что Ленинид умер. Правда, причина смерти многократно менялась: то он утонул, то попал под машину, то свалился с поезда…