Серенада для Грейс - Дар Фредерик (книги серии онлайн .TXT) 📗
В доказательство я показываю даже свое удостоверение. Она смотрит в него внимательно и читает, как книгу, шевеля губами, с таким видом, будто перед ней найденные в могиле фараона дощечки с клинописью.
— Что мы можем для вас сделать? Она объясняет хозяину, кто я. Поняв, что я полицейский, тот хмурит брови.
— Я приехал по поводу молодого француза, казненного сегодня утром, — начинаю я.
— О! Да, — кивает девочка, — я помню…
— Он ужинал у вас в тот вечер перед преступлением, так?
— Да.
— Он был с девушкой?
— Да…
— Вы видели их раньше?
— Они приходили сюда каждую пятницу… и всегда ужинали вдвоем…
— У вас было впечатление, что они… любят друг друга?
Ее щеки краснеют, как ягодицы новорожденного.
— Я не знаю…
— Но по их поведению… Она трясет головой.
— Нет, они вели себя пристойно.
Я улыбаюсь, чтобы завоевать ее доверие, но тщетно, поскольку, очевидно, в тот день, когда добрая фея Маржолена раздавала хорошее настроение, у этой неказистой малышки схватило живот и она осталась дома. Она неприступна, как Тауэр.
— А чего-нибудь особенного вы не заметили?
Она думает.
— Нет, ничего…
— Вы уверены?
— Да…
— Спросите у хозяина, может быть, он что-то видел?
Она поворачивается к хозяину, переводит мой вопрос, и я вижу, что толстяк старается вспомнить. Даже перестает ощипывать гуся…
Потом вдруг он начинает говорить сплошным неуловимым для меня потоком, ровным и густым, как черничный кисель. Он оживляется, что большая редкость для бритиша… Внутренний голос мне подсказывает, что я не ошибся адресом…
Девочка слушает с удивленным лицом. Наконец, когда хозяин закрывает кран, она пересказывает тихим, мягким голосом:
— Мистер Бенетт (я понимаю, что так зовут хозяина) говорит, что в тот день за соседним столиком сидел человек. Он пил пиво. И когда молодой француз вышел на улицу, чтобы купить газету, тот человек незаметно бросил девушке свернутую бумажку. Мистер Бенетт стоял спиной к залу, но видел это в зеркало.
Ага, ага, вот это уже кое-что интересное.
— И что сделала девушка? — спрашиваю я.
Она переводит, хозяин объясняет, я жду перевода; как будто я в ООН.
— Она спрятала бумагу в карман. Когда ее французский друг вернулся с газетой, она извинилась и пошла в туалет.
Понятное дело, читать…
Я прикусываю нижнюю губу.
— Этот человек ушел?
— Практически сразу.
— Как он выглядел?
Девушка вновь обращается к хозяину с ощипанным гусем и тут же переводит описание слово в слово. Этот человек был высокого роста, молодой, блондин. На нем был темно-синий костюм и коричневый замшевый жилет. Больше толстяку нечего добавить…
— Чем еще мы можем вам помочь? Мы к вашим услугам, — говорит девушка.
Можно было бы предложить ей несколько уроков французского языка, чтобы расширить ее словарный запас… Лучше всего вечерние курсы для взрослых. Но она слишком серьезная, слишком тоскливая.
— Да, — спохватываюсь я, — есть еще кое-что, что вы можете сделать для меня: пару яиц с беконом!
Она с готовностью переводит заказ своему работодателю, и тот, как только я заявляю о себе как клиент, становится очень активным. Он указывает мне на стол рядом с большой фаянсовой вазой. Столик кокетливо накрыт скатертью в красную клеточку…
Я сажусь и с огромным аппетитом (очевидно, я при этом урчу, как кот) поглощаю приготовленную для меня яичницу.
Бодро пережевывая, я углубляюсь в ретроспективу событий. Вот отсюда, из ресторана этой гостиницы, потянулась цепочка, на конце которой виселица и Эммануэль Ролле с черным мешком на голове. Что, вы пожимаете плечами? Даю слово! Мой нос — это вам не какая-нибудь свекла. С тех пор как мы знаем друг друга, вы должны были убедиться, что, если я иду по следу, пусть даже его нет, это означает, что пахнет жареным. Я редко ошибаюсь. Тут мой лысый босс с накрахмаленными манжетами глядел как в воду. Есть дело Ролле! И дело не такое простое, как видела его английская полиция.
Я замедляю жевание и мысленно рассматриваю таинственную парочку, сидевшую за одним из этих столиков…
Глава 4
Где пойдет речь о девушке, уехавшей, не оставив адреса.
«Che mist's Shop» — химический магазин, как значится в моем тоненьком французско-английском разговорнике, означает также «аптеку». Во всяком случае, над дверью висит какая-то загогулина в виде реторты и вывеска, которую я вам героически прочитал, сохраняя орфографию.
Я поворачиваю ручку двери, больше похожую на наконечник трости, и нос к носу сталкиваюсь с человеком, сильно смахивающим на белую окоченевшую цаплю.
— Мистер Стендли? — спрашиваю я, стараясь изо всех сил повторить резкий английский акцент.
— Yes, — отвечает мне почтенный коммерсант.
— Вы говорите по-французски?
Опять этот мой вопрос, который я подношу местным жителям, будто пузырек с нашатырем. Надо отметить, что маленький разговорник, которым я обзавелся, чтобы преодолевать словарные баррикады, в случаях крайней необходимости весьма полезен.
— Немножко, — отвечает фармацевт.
— Тогда вперед! — радуюсь я.
Я разглядываю его. Нет, он похож не на цаплю, а на пеликана, поскольку под подбородком у него висит здоровый зоб.
— Можно поговорить с мадемуазель Обюртен?
Он открывает рот, и я замечаю его черные зубы, что не делает чести человеку его профессии, занимающемуся продажей зубной пасты.
— Она ушла от меня! — говорит он. Я подпрыгиваю как ужаленный.
— Когда?
— Некоторое время назад. Однажды утром мисс Обюртен не пришла на работу, предупредив по телефону, что ее тетя в Лондоне очень больна и она должна сидеть у ее постели. Приехав в Лондон, она мне написала. Тетя чувствовала себя лучше, но все равно ей требовался уход. Мисс Обюртен извинилась и попросила ее уволить…
— Вот так компот…
Он смотрит на меня удивленно.
— Могу ли я узнать, кто вы? — интересуется замерзший пеликан.
— Полицейский из Франции. С согласия Скотленд-Ярда я провожу свое расследование обстоятельств драмы, случившейся три месяца назад по дороге в Лондон, понимаете?
Он, похоже, проглотил три или четыре упаковки гигроскопической ваты, которые застряли у него в зобу. Мистер Стендли моргает как заведенный, рассматривая меня…
— Да, — произносит он с трудом, — я в курсе. Тот человек ведь ваш земляк, не так ли?
— Точно. Он тусовался с вашей лаборанткой…
Костлявой рукой аптекарь массирует свое беременное горло, а когда сглатывает, зоб вздрагивает, как петушиная бородка.
— Я не понимаю, что вы говорите, — морщится он. — Мой французский очень плохой.
Я вновь обретаю веселое настроение.
— Этот Эммануэль Ролле посещал… виделся… встречался с вашей помощницей, так?
Если я и дальше буду торчать в этой стране, то кончу тем, что выучу французский, поскольку — вот ведь затык! — мне приходится все время подбирать наиболее академические термины своего родного языка.
Пеликан кивает.
— Он иногда ждал ее у магазина в своем черном кабриолете.
— Часто?
— Не чаще одного раза в неделю…
— И как он вам показался? Аптекарь опять не очень понимает… Я объясняю:
— Какое впечатление он на вас производил?
— Положительное. Он был джентльмен. Я был very удивлен, узнав об этой страшной истории…
— А ваша лаборантка, Марта Обюртен, была серьезной девушкой?
— Серьезной?
Я с удивлением констатирую, что наши слова, составленные в фразы, у нас принимают при разговоре определенную непринужденность, в то время как за границей они имеют ограниченный буквальный смысл. Например, «серьезный» в Нортхемптоне означает только «важный, значительный», и все.
То есть серьезная девушка — та, которая не смеется, а не та, у которой не каждый день ноги вверх.
— Она встречалась с другими мужчинами?
— Меня не интересовала ее частная жизнь…
