Ночной поезд в Мемфис - Питерс Элизабет (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗

Дверь номер три тоже не была заперта! Однако мое торжество сильно померкло, когда я очутилась не на улице, а в замкнутом, огороженном стенами дворе. Двор был немощенным, повсюду торчали сорняки, а может, лук, и несколько кур безучастно выклевывали что-то из земли. Они в панике бросились врассыпную, когда я рванулась к воротам. Их он тоже не запер — весьма самонадеянно.

Я тем более не потрудилась закрыть их за собой, не стала также раздумывать, в какую сторону бежать. Любая была предпочтительнее той, что оставалась позади. Я повернула направо и помчалась, как сумасшедшая. Мой бег сопровождался возобновившимся протестующим кудахтаньем кур и потоком нехороших слов, выкрикиваемых Фейсалом.

У меня дома это называют проулком: узкая, утоптанная дорожка между высокими стенами, ограждающими такие же внутренние дворики, как тот, из которого я только что вырвалась. Вокруг не было ни души, даже куриной, но впереди я увидела людей, автомашины и другие обнадеживающие признаки жизни.

Не знаю, как далеко позади я оставила Фейсала, когда выскочила из проулка на улицу. Он больше не преследовал меня, как я и рассчитывала: не тащить же ему назад вопящую и сопротивляющуюся беглянку на глазах у людей!

Я понятия не имела, где нахожусь. Это, конечно, был Луксор, но совершенно не известный мне район. Он скорее напоминал те провинциальные городки, через которые мы проезжали, следуя на экскурсии, — одноэтажные магазинчики, вынесенные прямо на улицу прилавки, неровные тротуары и разбросанный повсюду мусор. Я шла вперед, игнорируя любопытные взгляды прохожих. Это явно не был район, популярный среди туристов. Кроме меня, иностранцев здесь не наблюдалось.

Лишь когда я прошла еще пару кварталов, дыхание мое наконец успокоилось. Никаких признаков реки. Солнце тоже не помогало сориентироваться — оно стояло слишком высоко. Придется у кого-нибудь спросить дорогу. Луксор — довольно большой город, сама я могла часами бродить без толку по кругу, а время поджимало. Наконец я увидела нечто, напоминавшее заправку, вернее, две бензоколонки и какую-то хибару, покрытую ржавым железом. Несколько мужчин в майках и джинсах праздно стояли, прислонившись к колонкам.

Я робко приблизилась и с надеждой спросила:

— Набережная Нила?

Вместо ответа я увидела указующий перст и услышала поток арабских слов, в котором выудила более или менее полезную информацию. Поблагодарив, я направилась к улице, на которую указывал перст. Мне пришлось еще дважды обращаться за помощью, прежде чем впереди замаячило открытое пространство и поблескивающая вода.

Итак, я нашла реку, а невдалеке просматривалось и нагромождение пилонов и колонн Карнака. Но отсюда еще очень далеко до места моего назначения, а я устала, хотела пить и не имела в кармане ни пиастра.

Я обратилась к первым попавшимся мне туристам — супружеской паре средних лет, обвешанной фотоаппаратами, биноклями и прочими аксессуарами, безошибочно указывающими на принадлежность к этому вездесущему племени. На нем были прогулочные шорты и рубашка со сфинксами и пальмами, она читала Бедекера [49].

Нет лучшего способа заставить человека раскошелиться, чем воззвать к его предубеждениям. Туристы, путешествующие по странам третьего мира, всегда опасаются нападений, хотя, судя по тому, что я слышала, это гораздо чаще случается в Нью-Йорке и Вашингтоне, чем в Каире, а тем более в Луксоре. Мой внешний вид правдоподобно иллюстрировал драматическую историю, которую я им поведала.

Она советовали мне обратиться в полицию, но я, прижимая к глазам носовой платок, любезно предложенный мне дамой, ответила:

— Нет, нет! Я этого не вынесу! Мне нужно как можно скорее добраться до отеля, мой муж сходит с ума, мы должны были встретиться с ним еще час назад. Ах, ведь он предупредил меня, чтобы я не бродила одна... Какой-то мужчина...

Я села в такси, имея в кармане десять фунтов и визитную карточку своего нового знакомого, полная решимости вернуть деньги. Я бы так и поступила, если бы не потеряла карточку.

Я попросила таксиста высадить меня, не доезжая до дома. Расплатившись, снова осталась без гроша; подозреваю, он взял с меня лишку, но не хотелось с ним спорить. Река блестела на солнце, а небо было ясным и голубым. Я шла медленно, пытаясь сообразить, каким должен быть мой следующий шаг.

Перевезли ли они, или точнее, умыкнули ли и Шмидта в «безопасное место»? Если моего босса в доме не окажется, я понятия не имела, где его искать, однако разумно предположить, что его они сочли безвредным и не стали изолировать. Не сомневаюсь, они состряпали и некое объяснение тому, что я не вернулась домой накануне вечером. Однако мой побег спутал им карты. Фейсал имел достаточно времени, чтобы доложить о моем побеге, и они, конечно, ждут моего появления. Джон знает, что я не брошу Шмидта в беде.

Все это проносилось у меня в голове одновременно, мысли путались. Я устала, проголодалась, хотела пить и страшно беспокоилась за Шмидта. И даже если бы в тот момент знала то, что мне предстояло вскоре узнать, не уверена, что поступила бы как-то иначе. Главным для меня все равно оставалось спасение Шмидта.

Проблема проникновения в дом — через ворота или через стену — представлялась не столь трудной. Лучше попробовать вариант с воротами — у меня не было ни времени, ни соответствующих приспособлений, чтобы перелезать через стену, по верху которой пропущена колючая проволока и натыкано битое стекло. Я и мысли не допускала, что удастся пройти внутрь неузнанной. Мой план, если это можно назвать планом, был чрезвычайно прост: войти. После этого... У меня не было ни малейшего представления о том, что я буду делать после. А, будь что будет, подумала я. Фортуна благоволит смелым, и смиренный унаследует землю, а кроме того, что гораздо важнее, в моей сумочке лежал хорошенький, маленький пистолетик. Может быть, даже придется пустить в ход эту проклятую игрушку, если, конечно, она все еще в шкафу, где я оставила сумочку, и если удастся заполучить ее прежде, чем меня схватят.

У входа меня ждала первая удача — да и пора уж ей было появиться. Возле ворот стояли два больших автофургона и крытый грузовик. Дверцы фургонов оказались запертыми, а вот задняя стенка кузова грузовика — откинутой. В кузове было полно людей, судя по одежде, местных, наверное, упаковщиков. Одни сидели, другие стояли, прислонившись к бортам.

Они встретили меня очень приветливо и, главное, не задавали никаких вопросов, то есть, возможно, они их и задавали, но, разумеется, не получили ответов. Я широко улыбнулась, чтобы расположить их к себе, и протянула вверх руки. Навстречу тоже протянулась дюжина смуглых-смуглых рук, которые помогли мне взобраться в кузов, а два любезных молодых человека освободили место, когда я дала понять, что хочу сесть. Ах, как это верно, что для дружбы нет языковых барьеров! К тому времени, когда грузовик подъехал к дому, мы уже были лучшими, близкими друзьями. Очень близкими. Мне пришлось даже отстранить от себя несколько пар дружеских рук, прежде чем удалось выбраться наружу, но мои новые приятели приняли расставание с улыбками и горячими выражениями симпатии.

Стараясь сохранить как можно более непринужденный вид, я прошмыгнула мимо упаковщиков и вошла в дом, а здесь сразу же сосредоточилась и побежала по коридору, потом по первому лестничному пролету. Если я и могла на что-то рассчитывать, то только на быстроту собственной реакции. Слуги, вероятно, не были в курсе дела, но если меня увидит кто-нибудь другой, мне конец.

Я добежала до двери комнаты Шмидта незамеченной, то есть я надеялась, что меня не заметили, — и, повернув ручку, обнаружила, что дверь заперта. Соображала я не лучшим образом. Единственная пришедшая в голову мысль: Шмидта заперли изнутри, и он — их пленник. Несколько драгоценных секунд ушло на то, чтобы заметить ключ, торчавший в замке, и еще несколько столь же жизненно важных мгновений — чтобы дрожащими пальцами повернуть его.