Фанера над Парижем - Милевская Людмила Ивановна (список книг .txt) 📗
— Это было в детстве, — млея от нахлынувших воспоминаний, сообщила Треплева.
Голос ее стал как у кошки, раскатавшей губу на хозяйскую сметану. Бог ты мой! При чем здесь сметана? Что я мелю! Порой сама себе удивляюсь. Я же о Треплевой. Она вдруг стала чрезвычайно мила, даже голос перестал скрипеть и приобрел девичьи нотки.
— Ах, он носил мой портфель, — уже со скоростью света излагала Треплева, — носил за мной сумки, часами торчал под окнами, рвал мне с клумбы цветы, бил за меня мальчишкам морды, ах, мы учились в одной школе, в параллельных классах…
— Надо же, — изумилась я, — вот уж не думала, что ты так стара. Ветхий Турянский носил твой портфель! Как далеко шагнула медицина! — восхитилась я, имея в виду пластические операции, которыми Треплева всю себя перекроила, перешила и перештопала.
— При чем здесь медицина? — озадачилась она и с присущей ей бестолковостью пояснила:
— Турянский здоров как бык.
— Ну да, он таким и был, раз твои сумки носил, но с тех пор много воды утекло, и кое-что изменилось. Теперь у него порок сердца и клаустрофобия.
Треплева захлюпала носом.
— Знаю, знаю, — плаксиво ответила она, — от этого он и умер. Ах, мне как твоя баба Рая сказала, так я и занемогла. Теперь болею и все о Шурике думаю.
— О каком еще Шурике? — опешила я.
— Да о Турянском же.
— Ах да, он же у нас Александр Эдуардович, черт его побери! И кто, спрашивается, тянул за язык бабу Раю! Как ты думаешь, многим она о Турянском успела рассказать?
— Господи, Соня, да об этом вся Москва уже знает. Только и разговоров, что об исчезновении Турянского. Многие его давно похоронили, я же в это не верю.
С этой Треплевой я, забыв о погоне, расслабилась и опасно приблизилась к автомобилю Лели.
«Надо сворачивать эту беседу», — подумала я и деловито сказала:
— Так, дальше давай, чем там закончился ваш роман с Турянским?
— Месяца два мы тискались по подвалам, целовались и все такое…
— Что «такое»? — удивилась я. — Как это по подвалам? Ты ври, да не завирайся. Зачем Турянскому лезть в подвал?
— Соня, дело же было зимой. Куда еще податься молодежи? В подъезде холодно и гоняют. В наше время нравственность была в чести.
Я рассердилась:
— При чем здесь нравственность? Как мог Турянский со своей клаустрофобией лезть в подвал? Он вообще боится закрытых помещений.
— Не знаю, раньше не боялся, — отмахнулась Треплева и приступила к другим новостям.
Я несколько раз ей намекала, что занята, но она к моим намекам осталась равнодушна. Можно было, конечно, нахально отключиться, но Треплева бывает обидчива, а мне не хотелось лишаться полезного источника информации, разносторонне освещающего события в стане приятелей и друзей.
«Ладно, потерплю», — решила я и не стала отключать Треплеву.
И правильно сделала, потому что сам господь мне ее послал. Треплева похвастала в гору идущим бизнесом сына и… похвалила Коровина.
— А Коровин здесь при чем? — удивилась я.
— Он же консультирует моего сына, — поведала Треплева. — Кстати, Турянский когда-то давно (Коровин только-только начинал) моему мужу этого медиума и посоветовал.
— И что, Коровин мужу помог?
— О да, расцвет дела предсказал и с какой фирмой сотрудничать посоветовал! У мужа тогда был невероятный подъем, правда, через год та фирма прогорела, и муж остался на бобах, но это уже не вина Коровина. Сам лопух.
«Не удивлюсь, — подумала я, — если фирма принадлежала Турянскому, который с помощью Коровина нагрел руки на муже Треплевой».
— И как идут дела у сына? — поинтересовалась я.
— Ой, прекрасно, — оживилась Треплева. — Коровин такие интересные вещи ему прогнозирует. Мой сыночка, зайчик, постоянно пользуется его подсказками — бизнес в гору так и прет.
«Значит, скоро этот самый бизнес сверзится с горы», — подумала я, вспоминая, как Пупс и Тамарка используют Равиля.
Теперь у меня уже не было сомнений, что и Турянский пользуется услугами духов, только больше опирается на Коровина, чем на Равиля…
И вот тут-то я заподозрила неладное.
ГЛАВА 34
«Постой, — сказала я себе, — как это Турянский опирается на Коровина, если Леля меня убеждала, что они не знакомы?»
Ха! А почему я должна верить Леле? Значит, Турянский знаком с Коровиным!
Иначе как он мог посоветовать мужу Треплевой воспользоваться его умением? А раз знаком…
Надо же, какие интересные сюжеты пишутся. Тут и до греха недалеко, Коровин-то гомик.
Я взяла себя в руки и свернула беседу с Треплевой — на это потребовалось немало сил, но я это сделала. Мне срочно нужно было проконсультироваться с тихушницей Розой — она же у нас специалистка по гомикам.
Я быстро набрала телефонный номер собственной квартиры, очень надеясь, что Роза все еще там. Надежда моя оправдалась.
— Роза, — закричала я, — срочно говори, что ты знаешь про Турянского!
— Ничего, — ответила Роза, но занервничала — голос предательски задрожал.
Это просто кошмар какой-то! Почему я не гинеколог?! Уж, на худой конец, не проктолог, знала бы про всех и все.
И тут мне в голову пожаловала страшная мысль. Я даже перешла на шепот, несмотря на то, что в автомобиле была одна.
— Роза, — прошептала я, — Роза, а про Женьку моего ты ничего не знаешь? Он, случаем, не гомик?
— Бог с тобой! — ужаснулась Роза. — С чего ты взяла?
— Но если Коровин гомик, и Равиль гомик, и даже Турянский гомик, то все может быть. Чужая душа потемки.
— Почему «душа», когда речь идет о заднице? — удивилась Роза. — И с чего ты взяла, что Турянский гомик? Я этого не говорила.
— Как это «не говорила»? А с чего я взяла?
— Уж не знаю. Я Турянского гомиком не называла. Да, у него есть проблемы, я от верных людей знаю, большие проблемы. Признаться, даже не ясно, зачем он женился, да еще на Леле, которая… В общем, их связывать могло только одно: нежная дружба. Разговоры же велись о любви.
Я вспылила:
— И я узнаю об этом тогда, когда уже поздно!
— Когда надо, тогда и узнаешь, — возразила Роза. — И вообще, чего ты от меня хочешь? Ты забыла, я гинеколог, и все мои друзья первоклассные врачи, черт-те кого не лечат: пациенты все крутые.
— Это сколько же в тебе похоронено информации! — с тоской и завистью воскликнула я.
— Да, — согласилась Роза, — информации столько, что захлебнутся все бульварные газеты разом, откройся она им. Но откровений от меня не жди. Уже ляпнула про Коровина, пусть отсохнет мой язык!
— С ума сошла? — ужаснулась я. — Не стоит Коровин твоего языка!
— Ляпнула про Равиля, — не обращая внимания на мой ужас, продолжила обличать себя Роза, — а потом и про Турянского ляпнула. Господи! Какая я нехорошая! Все! Отстань от меня! Больше ни слова не скажу! Я и этого тебе говорить не должна, я врач, я связана клятвой Гиппократа…
Передать не могу, как мне стало обидно.
— Роза, — закричала я, — зачем ты этому Гиппократу клятву дала, когда мне клялась неоднократно не иметь никаких секретов от меня.
— Да когда я клялась?
— Еще раньше Гиппократа, еще в детском саду клялась, что будешь все-все и про всех рассказывать, как и я тебе. Я же клятву свою никогда не нарушаю, храня верность нашей дружбе; как узнаю что, так сразу с тобой и делюсь.
Роза вспомнила детство, устыдилась и залепетала:
— Сонечка, но что еще сказать тебе? Турянский не мужчина…
— Вот, Роза, — я не выдержала, ну как тут промолчать. — Так и чуяла, что Коровин, Равиль и Турянский гомики. Я легко гомиков узнаю по одному внешнему виду.
— Как? — изумилась Роза.
— У них глаза навыкате. Думаю, нет смысла пояснять почему.
Роза, у которой тоже глаза слегка навыкате, но совсем по другой причине, ничего не поняла и начала выгораживать Турянского.
— Он мужчина, — пропищала она, — но с женщиной он не может иметь традиционных отношений. Это все, что я знаю. Только, пожалуйста, сохрани это в тайне. Об этом знают очень немногие, буквально единицы. У его личного доктора будут неприятности.
