Рождественский кинжал - Хейер Джорджетт (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Как это ни странно, Хемингуэй тоже пришел к подобному заключению, хотя и не разделял слепой веры Матильды в Стивена. В кратком разговоре с инспектором Стивен держался настороженно, и, хотя Хемингуэй понимал, что поведение молодого человека вполне объяснимо, это не расположило его в пользу Стивена. Стивен был сдержан, взвешивал каждое слово. Инспектор, который неплохо разбирался в людях, считал его исключительно хладнокровным человеком и был склонен полагать, что из всего плохо подобранного общества, собравшегося в Лексхэме, он более всех был способен совершить убийство. Но, несмотря на свое постыдное, по мнению его начальства, пристрастие к наиболее причудливым аспектам психологии, Хемингуэй был слишком хорошим следователем, чтобы позволить увести себя в сторону. Он мог – и делал это довольно часто – говорить легкомысленно, высказывая суждения, которые полностью не подтверждались фактами, отдаваться полету фантазии. Но тот, кто поспешно заключил бы, что своей нынешней должностью Хемингуэй обязан просто везению, а не своим основательным достоинствам, скоро бы обнаружил, что в этом случае первое впечатление более, чем обычно, обманчиво.
Инспектор был очень недоволен показаниями Стивена; он не доверял лакею; и, несмотря на то что был не в состоянии что-нибудь доказать, все еще подозревал союз между этими двумя. Держа это в уме, он уже отправил отпечатки пальцев Форда в Лондон и выяснил у него адреса и фамилии двух его предыдущих хозяев. Форд сообщил ему их с такой готовностью, что едва ли было вероятно, что эта линия расследования будет плодотворной. Но инспектор был не такой человек, чтобы что-нибудь упустить.
Форд утверждал, что в предыдущий день он запер все окна в комнате Натаниеля на задвижку. Он добавил, что делал это ежедневно. Покойный мистер Хериард не придерживался распространенного мнения о полезном действии ночного воздуха. Это подтвердил Старри, который сообщил, что не может отчитываться за действия лакея или одной из горничных, но сам он взял себе за правило зимой закрывать все окна в гостиной ровно в пять вечера. – Так распорядился покойный мистер Хериард, – сказал дворецкий.
Хемингуэй принял это утверждение к сведению, но учитывая при этом две возможности. Если лакей был сообщником Стивена, на его показания нельзя полагаться; если нет – Стивен, который вышел из гостиной раньше Натаниеля, мог незаметно подняться в комнату своего дяди и открыть одно из окон.
Инспектор уже убедился, что добраться до окна без лестницы невозможно. Осталось выяснить, есть ли в усадьбе лестница.
Этим занялся сержант Вер и вскоре уже докладывал инспектору:
– В доме нет ничего похожего, сэр, только пара стремянок для горничных, но они слишком коротки. Потом я облазил весь двор, как вы сказали, и нашел еще одну.
– Хорошо, – кивнул Хемингуэй. – Где она?
– В том-то и дело, сэр. Я не могу до нее добраться. Рядом с гаражом есть заброшенная конюшня, шофер мне сказал, садовник хранит там свои инструменты. Только вчера он уехал домой и не вернется до послезавтра, а где он держит ключ, никто не знает. Там есть окошко. Заглянув в него, я увидел эту лестницу.
– Может быть, у садовника есть специальное место, где он оставляет ключи?
– Я все облазил и не смог найти этого места. Шофер считает, что садовник носит их с собой, чтобы никто не брал его инструменты и не подобрался к яблокам – он держит их в погребе.
– Где он живет? – спросил Хемингуэй.
– В деревне, в двух милях к северу отсюда.
– Кажется, мне снова придется поговорить с мистером Высокий стиль.
Правильно заключив, что его начальник имеет в виду дворецкого, сержант Вер сразу же отправился на поиски этой личности. Но Старри, услышав, что инспектору Хемингуэю по непонятным причинам нужна лестница, не мог помочь ему. Он сказал, что сожалеет, но в доме нет ничего подобного. Его тон выражал не сожаление, а необъяснимое презрение к лестницам.
Инспектор понял, что Старри пытается поставить его на место, но не обратил на это внимания, а только подумал, что на сцене из него вышел бы идеальный дворецкий, он явно не понял своего призвания.
– Я и не думал, что лестница находится в доме, – сказал Хемингуэй, – но я видел фруктовый сад, и мои умственные способности – вы их, по-видимому, явно недооцениваете – позволяют мне предположить, что лестница должна быть в поместье.
– Вы, несомненно, говорите о лестнице мистера Галлоуэя, – терпеливо сказал Старри.
– Несомненно! – поддержал инспектор. – Кто такой мистер Галлоуэй?
– Мистер Галлоуэй, инспектор, – старший садовник, очень уважаемый человек. Покойный мистер Хериард нанимал еще двух помощников садовника и мальчика. Но это не в счет.
Судя по тому, что старшего садовника любезно наградили обращением «мистер», он был личностью, с которой надо было считаться, но инспектора не интересовали тонкости социального статуса в среде прислуги, и он невежливо спросил:
– И где этот Галлоуэй держит лестницу?
– Мистер Галлоуэй, – Старри изображал айсберг, – держит свои инструменты под замком. Он шотландец, – добавил дворецкий в объяснение этой особенности.
– Где он держит ключ?
– Я не могу ответить на этот вопрос с уверенностью. – Айсберг не выражал ни малейшего желания растаять.
– Хорошо, а что вы делаете, когда его нет, а кому-нибудь понадобятся ножницы для обрезки деревьев?
– Именно с этим, – ответил Старри, – мистер Галлоуэй и не хочет мириться. Он очень аккуратен, а известно, что джентльмены беззаботно обращаются с инструментами.
Глаза Хемингуэя вспыхнули.
– Вы когда-нибудь читали историю о лягушке, которая лопнула? – спросил он зловеще.
– Нет, – невозмутимо ответствовал дворецкий.
– Вам необходимо прочитать. Старри поклонился.
– Я учту это, если когда-нибудь у меня будет свободное время, – сказал он и, по всем правилам, как вынужден был признать Хемингуэй, удалился.
– Мне жаль тебя, парень, – сказал Хемингуэй сержанту. – Похоже на то, что тебе придется поехать к этому Галлоуэю и узнать, не держит ли он ключ у себя на шее. Но сначала я посмотрю на это место.
Они вместе вышли из дома и прошли по тающему снегу к конюшне. Древняя постройка встретила их закрытыми дверями с угрожающего вида замком и маленькими окнами, изнутри густо покрытыми пылью и паутиной. Через одно из них видна была комната для упряжи; через другое инспектор смог разглядеть лежащую вдоль стены внушительную лестницу, достаточно длинную, чтобы достать до верхнего этажа особняка.
Пошарив под порогом, поискав тайник под нависающей крышей и даже обыскав два сарая с горшками и теплицу, Хемингуэй отказался от поисков ключа и внимательно осмотрел окно в конюшню. Это было небольшое двустворчатое окно, и хотя не требовалось большого умения, чтобы просунуть острие ножа между двумя его половинами и отодвинуть задвижку, даже самый большой оптимист отказался бы от такого предположения. Было ясно, что окно давно не открывали. Это доказывала не только непотревоженная пыль, но и родовая паутина паучьей семьи с тысячелетней историей.
– Теперь, – заключил Хемингуэй, – мы обнаружим, что садовник носил ключ при себе со вчерашнего полудня. Хорошенькое дельце!
Пряча улыбку, сержант сказал:
– Я считал, вы любите запутанные дела.
– Верно, – ответил Хемингуэй. – Но я люблю, когда есть за что уцепиться! А здесь каждый раз, когда я думаю, что наконец-то я что-то нащупал, оно выскальзывает у меня из рук, как в плохом сне. Готов съесть собственную шляпу, если в комнате имеется раздвижная панель; готов поспорить, что не было никаких махинаций с ключом; а теперь вроде бы выясняется, что и окна тоже не трогали. Просто колдовство какое-то! Или я уже разучился работать...
– Да, дохлое дело, – согласился Вер. – Дымовая труба не подходит, я думаю?
Инспектор бросил на сержанта неприязненный взгляд.
– Или крыша? – предположил сержант Вер. – Над спальнями – чердак. Там есть слуховые окна. Может быть, спустились с чердака над комнатой мистера Хериарда и добрались до его окна?
