Моя шоколадная беби - Степнова Ольга Юрьевна (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
– И что ты предлагаешь с этим делать?
– Что-что! Робинзон – не самое избитое прозвище. Если когда-то, где-то он засветился в криминале, его должны знать! Сиди дома, я тебе перезвоню. – Она встала и ушла в спальню, где, судя по звукам, стала переодеваться.
Сытов почувствовал себя уязвленным.
– У тебя, что есть доступ к оперативной информации? – крикнул он.
– Один очень крутой криминальный «авторитет» водит свою подружку в мои салоны на массаж и прочие процедуры! Пожалуй, я бы предложила ей годовой бесплатный абонемент за...
– Кто он?!! – заорал Сытов, в два прыжка очутился в спальне и затряс за плечи свою жену. – Кто?! Ты с ним спишь?!
– Ты спятил, Кит! – Лика вывернулась из его рук и плюхнулась на кровать. На ней были голубенькие брючки и шлепки на шпильке, выполнявшие роль тапочек. – Я с ним не сплю, не ем, и даже не пью. Я его даже практически не вижу. Но вполне могу попросить об одной услуге. Кажется, тебе нужно завязывать с диетой, а то с мозгами у тебя стало не очень...
– А у тебя очень!
– Тебе нужно лопать побольше жиров и углеводов, Кит. Будешь толстым, добрым и умным.
Сытов промолчал. Наверное, он и впрямь выглядит дураком, но он очень привык за последнюю неделю идти на поводу у своих импульсов и говорить то, что первым приходит на ум.
– Сиди дома, я позвоню в течение дня. – Лика натянула голубой пиджачок, потрясающе выгодно подчеркивающий фигуру, и пошла в коридор.
– Кит! – крикнула она от двери.
– Что?
– Говорят, эта негритянка очень красивая!
– Это правда!
– Кит!
– Ну что?
– А когда ты спасешь ее, и она с благодарностью простит тебе все, что между вами когда-то произошло, ты... уйдешь от меня?
– Не знаю.
А он и правда не знал, что сделает, если Катька простит его.
Сытов закрыл глаза и представил себе ее новую: дерзкую, взрослую и потрясающе красивую – в красном платье, на красном «Мустанге».
Наверное, на животе у нее шрам.
Наверное, она стала жестче, умнее, циничнее.
Он примет ее любую.
Что-то там Март говорил, что она любит обрабатывать богатеньких старичков. Эх, если бы Март только знал, что Катька имеет на это право! И это право – добиваться любыми путями своей выгоды, любой ценой выживать, – дал ей он, Сытов, когда бросил умирать на сухой осенней траве.
Нет, конечно, он знал, как поведет себя, если Катька его простит. Он бросит свою жизнь к ее темным ногам, и пусть она распоряжается ей как хочет. Лике придется с этим смириться.
Сытов не заметил, как заснул. Все-таки, он совершенно не умел находиться в отпуске.
Его разбудил телефонный звонок. Он проснулся и с ужасом понял, что уже вечер.
– Лика! – заорал он, но Лика не отзывалась.
Телефон назойливо пиликал.
– Алло! – крикнул он в трубку.
– Кит! Ты что там, с беговой дорожки не слезаешь? – удивилась Лика его сбившемуся дыханию.
– Я спал. Ты меня разбудила.
– Я все узнала, Кит!
– Что?
– Про этого твоего Робинзона!
– Говори!
– Только один человек может носить такую кличку – Алексей Викторович Антонов. В криминальном мире он хорошо известен как волк-одиночка, потому и получил такое прозвище – Робинзон. Одно время он занимался тем, что ездил по городам, открывал фирмы-однодневки и собирал с населения взносы под якобы строящиеся квартиры. В последний момент он исчезал вместе с деньгами. Естественно, он бегал, менял адреса, паспорта, имена, но пару раз все же попался на своих аферах и сидел, но недолго, выходил по амнистии. Сейчас он осел в Москве, чем живет, неизвестно, где – тоже неизвестно, но иногда появляется в клубе «Графские развалины», играет в рулетку. У него действительно татуировка на среднем пальце, у него действительно очень неприметная, незапоминающаяся внешность!
И тут Сытова словно кувалдой по голове огрели.
Или это называется правильным словом – «озарение»? Он подскочил с кровати, головой влетел в абажур торшера, и, потеряв равновесие, рухнул опять на кровать в оранжевом, тканевом колпаке. Он взвыл от собственной тупости, тупости, тупости!
– Кит, что за шум? – заорала трубка Ликиным голосом. – Эй!
Сытов снял с головы абажур, пристроил его на торшер и треснул себя кулаком по голове.
– Эй, Кит! Я тебе помогла? Это стоило мне двух годовых абонементов в мои салоны! Еще немножко таких расследований, и я разорюсь!
– Идиот! – сам себе сказал Сытов.
Он жил этим столько лет, он столько раз прокручивал ситуацию, поломавшую его жизнь чувством вины, и вдруг, когда услышал слова, рефреном звучавшие в его голове годами – забыл их!
«А никакой! – сказала тринадцать лет назад в Волынчиково Попелыха, когда он решил расспросить ее про родственника, приезжавшего к бабе Шуре. – Никакой! Говнистый такой, щурится только все время».
«Да, приходил мужик, лет тридцать пять, – сказала тогда продавщица в сельском магазине, – невзрачный такой, и татуировка у него на пальце была, распятие вроде...»
«Среднестатистический, – сказала девка в общаге, описывая этого Робинзона. – Внешне – говно, а не мужик. Подслеповатенький, щурится всегда. Татуировка у него на среднем пальце – крест!»
Идиот, Сытов, мучился, вспоминая, что напоминали ему девкины слова!
Таких совпадений быть не может.
– Кит! – кричал телефонная трубка. – Где ты?
– Извини, – пробормотал Сытов в трубку и нажал на отбой.
Теперь у него есть, с чем идти к Катьке. И с чем идти к Марту. Пусть Март работает, расследует, какая связь между тем шабашником Лешей, нагрянувшим к его бабке новоявленным родственником и этим Алексеем Викторовичем Антоновым, решившим вырядиться под Катьку. Так и быть, чтобы спасти Катьку, он расскажет Марту ту давнюю историю. Так и быть, понесет наказание, если таковое ему полагается.
Он схватил телефон и снова набрал Катерину. Ему снова никто не ответил.
Сытов натянул джинсы и выбрал почему-то яркую, гавайскую рубаху, которую как-то привезла ему Лика из отпуска, чтобы разнообразить его консервативный гардероб.
Одевшись, он опять схватил телефон и набрал домашний номер Марта, который знал еще с детства. Опять послышались гудки, буравящие мозг, и опять никакого ответа.
Сытов заметался по комнате. Что делать? Куда бежать? Сидеть дома с таким «открытием» он не мог. Нужно подумать, какой шаг будет верным.
Он побежал на кухню, открыл холодильник, нашел там палку копченой колбасы, отмахнул здоровый кусок и попеременно стал откусывать с наслаждением то от него, то от огромной сдобной булки. Надо действительно лопать больше жиров и углеводов! Он запил трапезу глотком коньяка прямо из бутылки и утер рот рукой широким, размашистым жестом – от локтя к запястью. С каких это пор он не стесняет себя ни в словах, ни в жестах?..
Колбаса с булкой сделали свое дело: он принял твердое решение.
Сейчас он поедет к Катьке. Даже если ее нет дома, он сядет под дверью, и будет сидеть до тех пор, пока она не придет. Переодетому гаду в парике, который вертится вокруг нее, он набьет морду. Такая сволочь не может быть его соперником. Интересно, откуда тот знает, что он – Сытов? Ведь спросил же он: «Сытов?». Значит, Катька рассказывала ему про свою давнюю любовь. Значит, Катька помнит его, а может даже еще и любит? Она увидит его, узнает, что он для нее сделал за эти дни и... простит. Она поцелует его своими теплыми, по-негритянски пухлыми родными губами и они поженятся.
И нарожают темнокожих детей. И он уйдет с опостылевшего телевидения и устроится... в Большой театр! Рабочим сцены. Катька теперь богатая – проживут!!!
Он нацепил ботинки и выскочил за дверь. Где-то в глубине квартиры надрывался телефон. Наверное, Лика пыталась до него дозвониться.
Голова болела так, что в глазах то вспыхивали, то гасли яркие пятна странных конфигураций. Иногда пятен было сразу несколько, и они складывались в причудливые картинки, подобные тем, которые Март рассматривал в детстве, крутя перед глазом игрушку «Калейдоскоп».
