Приданое для Царевны-лягушки - Васина Нина Степановна (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
Лукреция положила на пол сигарету, подобрала тапок и шлепнула им по дымящейся сигарете, как бьют по большому таракану.
Платон от таких ее действий захлебнулся на слове «Паркет-с-с!»
– И все дела, – удовлетворенно заметила монашка, выпрямляясь.
Совершенно обессилев, Платон сел рядом с ней, не сводя глаз со шлепанца.
– Ну вот, – кивнула Лукреция, – толстуха, которая развалилась одна на большой кровати, она тебе кто?
– Невестка, – ответил Платон и задумался. – То есть она теперь вдова получается.
– Твой сын умер? – буднично поинтересовалась монашка.
– Не сын. Племянник. Старший, – уточнил Платон. – У меня нет детей.
– А в комнате с книжками, значит, младший племянничек спит, – кивнула сама себе Лукреция и вдруг спросила, близко придвинувшись: – Отпевали?
– Что?.. – отшатнулся Платон.
– Ты глухой или дурак – с одного раза не понимаешь? Отпевали умершего, спрашиваю?!
– Наверное... – пожал плечами Платон, пытаясь вспомнить, что говорила Илиса о похоронах.
– А то отпеть нужно, – строго заметила Лукреция. – Просто необходимо. Ты вот что, Платон, имей в виду: твоя невестка – ведьма.
– Я знаю, – отмахнулся Платон и вдруг подумал, что не называл ей своего имени. – А ты как определила?
– А разве нормальный здоровый, как бык, молодой мужик возьмет такую в жены? Это только по колдовству или по уговору какому.
Она могла слышать его имя, когда приходила врач.
– Бобылем, значит, живешь, – заметила Лукреция. Такое замечание ответа не требовало. Они помолчали.
– Ладно, – монашка решительно стукнула кулаком в ладонь. – Давай, Платон, договоримся так. Я поживу у тебя несколько дней, а ты скажешь своим, чтоб слушались меня. А я у тебя наведу чистоту. Углы обтрушу, где нужно водичкой побрызгаю, где нужно – поплюю, чтобы всякая нечисть...
– Нет, – спокойно сказал Платон.
– Нет?
– Нет.
– А если я в милицию заявление напишу на ущерб? – поинтересовалась Лукреция. – У меня и свидетели имеются.
– А если я сам приведу участкового, чтобы он хорошенько проверил твои документы?
Лукреция задумалась. Платон тоже молчал, не торопя ее.
– Да мне нужно-то всего три дня. Отлежусь, отмоюсь, отъемся. А то у отца Апексима вечный пост. А я за это отмолю твоего племянника умершего.
– Отмолишь? – не понял Платон.
– Отпевание устрою по знакомству, настоящее. И отмолю грехи. Он ведь умер молодым?
– Молодым, – Платон закрыл глаза, не пропуская боль в сердце.
– Значит, грешил где ни попадя, так? Что ж я, не знаю их, молодых...
Она полезла рукой в сумочку.
– Нельзя, – тихо приказал Платон.
Лукреция вздохнула и убрала руку.
– Значит, договорились? – Она посмотрела на Платона. В полумраке коридора ее лицо с изумительным овалом, большим удлиненным лбом, как у голландских женщин на древних портретах, казалось молодым и давно знакомым.
– В квартире не курить, – сдался Платон.
– Ладно. В холодильник я буду заглядывать часто, скажи, чтобы твой племянник не цыкал.
– Мойся почаще, а то от тебя бомжами пахнет, – продолжил обсуждение ее пребывания Платон.
– Еще я обязательно пороюсь во всех шкафах.
– Это зачем?
– Люблю рыться в чужих шкафах.
– Ну, ладно...
– Могу чего-нибудь по забывчивости в сумку положить. Дорогих вещей не беру. Ты потом посмотришь сумку сам и с чем не сможешь расстаться, заберешь. У меня нет вшей, чистая я, – невпопад заметила Лукреция.
– Поздравляю... Три дня?
– Три. Надеюсь, я все успею.
Перед тем как уйти в спальню, Платон запер кабинет. Он чувствовал себя несколько успокоенным. Лег, раскинувшись, как всегда, закрыл глаза, обдумывая, что рассказать Вениамину об Авроре.
– Спишь? – прошелестело совсем близко и так тихо, словно и не звуки это были, а движение воздуха.
Платон открыл глаза. У кровати стояла Илиса в длинной ночной рубашке. Она приложила палец к губам, призывая его молчать. Платон сел и подтянул к себе ноги. Илиса покачала головой – она не собирается укладываться.
– Гони ее, Платон Матвеевич, – прошептала Илиса. – Она плохой человек.
– Она останется на три дня. Отлежится и уйдет.
– Ты слишком добрый. Она мне не нравится. А плачет как страшно, как по покойнику. Так собаки воют, чувствуя близкую смерть.
– Три дня. Пусть ест, сколько хочет. И сколько сможет.
Платон покосился на голые ступни Илисы. Она поджала толстые пальчики. Теперь ее ступня напоминала ласту, а та ножка...
Сколько сможет съесть раба божья Лукреция, он узнал уже утром. Придя в кухню последним, Платон сразу наткнулся на взгляд Вениамина. Смотрел племянник сосредоточенно и зло.
– И что у вас, доброе утро или какое? – поприветствовал всех Платон.
– Доброе, слава богу – господу нашему Иисусу Христу, – с готовностью отрапортовала Лукреция.
– Она сожрала всю ветчину, – заметил Веня.
– Ладно, я съем бутерброд с сыром, – Платон сел и выжидательно посмотрел на Илису.
– Сыр она сгрызла еще ночью, – пожала плечами та.
– Полголовки швейцарского сыра? – не поверил Платон.
– И тот, который тертый был, в пакетиках, – кивнула Илиса.
– Не одна я по ночам ем, – оправдывалась Лукреция. – Кто-то еще бродил под утро, шарил в холодильнике. Маленький, как мышка. Кто еще здесь живет? – Она выжидательно посмотрела на Платона.
– Не твое дело, – грубо оборвал ее Веня и тоже посмотрел на Платона. – Скажи этой...
– Прошу, знакомьтесь. Лукреция, Вениамин, Илиса.
– Тоже мне – Лукреция! – хмыкнул Веня. – Я лично такого имени говорить не собираюсь. Нет, ну смолола она твой сыр, я не в претензии, если ты не против! – возмущался он, обращаясь к Платону. – А зачем потом мой зажирать – соленый, болгарский, из банки?! Нет, ты скажи, кому попрет брынза после килограмма дорогого сыра?
– В миру меня звали Лужана Нагая, – громко заявила Лукреция, воспользовавшись небольшой паузой, Вениамин в этот момент оглядывал присутствующих, чтобы оценить степень их понимания ужаса происходящего.
– И что тут имя, а что фамилия? – фыркнул Веня, наконец отключаясь от своей потерянной брынзы, которую он одну только и считал настоящим сыром.
– Нагая – это фамилия, – разъяснила Лукреция. – От цыганского рода пошла – маменька, царство ей небесное, согрешила с цыганом, чтобы ему на том свете жариться в огне!..
– На... гая, – задумался Веня. – Это, по-моему, просто голая?
– Я, пожалуй, тоже воздержусь от Лукреции, – решил отвлечь племянника Платон. – Лужана мне больше нравится.
– А я буду звать тебя Голая! Тони, ты еще не знаешь, как она боролась с жаждой после такого количества соленого сыра! – не может успокоиться Веня.
Платон встал из-за стола, открыл пенал, где у него стояли вина, и обнаружил, что двух бутылок «рислинга» как не бывало.
– Я его размешала со сметаной, получилось совсем не солоно, – гостья решила, видно, добить Вениамина.
– Рислинг? – опешил Платон.
– Ну что ты. Эту мочу чем ни разбавляй, все одно моча останется. Сыр соленый я со сметаной перемешала.
– Так! – зловеще заметил Веня. – Значит, фермерская сметана тоже – тю-тю?
– И еще батон колбасы и коробка французского шоколадного печенья, – грустно заметила Илиса.
– Ничего, – Платон прошелся по кухне, вдруг отметив про себя, что ему хочется сбегать в круглосуточный магазин за французским печеньем – Илиса только его и ела с кофе по утрам. – Ничего. Нужно просто закупить побольше продуктов, загрузить холодильник.
– Неправильно, Платон Матвеевич, – возразила Илиса. – Лучше дозировать продукты. И загружать каждый день понемногу.
– Тебе, толстуха, вообще бы неплохо посидеть на диете, – огрызнулась Лужана.
Вениамин выжидательно посмотрел на Платона. Тот никак не отреагировал на грубость, и Веня сердито ушел из кухни.
– Тони! – позвал он из коридора. – Нужно поговорить.
Они устроились в библиотеке. Платон поморщился, оглядывая смятое постельное белье на кожаном диване и грязный стакан на полу. Он вдруг подумал, что в отсутствие Авроры дом сделался грязным и каким-то заброшенным.
