Кот в мешке (Муж, который живет на крыше) - Александрова Наталья Николаевна (книга бесплатный формат TXT) 📗
На Выборгском шоссе неподалеку от здания бывшей детской спортивной школы остановились три джипа с затемненными стеклами. Дверцы машин одновременно распахнулись, и из них высыпали полтора десятка бойцов в черных спортивных костюмах и натянутых на лицо трикотажных шапочках с узкими прорезями для глаз.
Как будто исполняя хорошо отрепетированную пантомиму, бойцы разделились на две примерно равные группы. Одна из этих групп пробежала вдоль забора и зашла сзади школы, вторая группа рассыпалась в цепь с передней стороны участка.
Невысокий человек с плоским чемоданчиком в руке подошел к металлической ограде, нашел проходящий по ней тонкий незаметный провод сигнализации, подключил к нему небольшое электронное устройство, имитирующее нормальный сигнал, и после этого перекусил провод кусачками. Он махнул рукой, и бойцы в считанные секунды перебрались через ограду и подбежали к зданию школы. В то же время вторая группа преодолела ограду на задах участка и подобралась к зданию, заблокировав его с обратной стороны.
Электронщик открыл свой плоский чемоданчик и включил специальный передатчик, наводящий помехи на камеры видеонаблюдения. По его сигналу один из бойцов подбежал к входной двери, вскинул на плечо черную трубу гранатомета и нажал на спуск.
Вспыхнул сноп пламени, металлическую дверь разнесло в клочья, и только после небольшой драматической паузы прогрохотал тяжелый глухой взрыв, от которого вылетели стекла в соседних окнах.
Несколько бойцов ринулись в пролом, но навстречу им полоснула короткая очередь из старого надежного «Калашникова». Один из атакующих споткнулся, согнулся пополам, судорожно хватая ртом горячий воздух, и упал мертвым на пороге школы.
Внутри здания зачастили, присоединившись к автомату, сухие пистолетные выстрелы, потом заработал второй автомат. Двое бойцов в черном короткими ломиками сорвали решетку с одного из окон и забросили в проем несколько гранат. Из школы повалили клубы удушливого дыма. В то же время с задней стороны базы тоже посыпались выстрелы.
Время уплотнилось и загустело. Перебежки бойцов, выстрелы, взрывы гранат, стоны раненых, хриплое дыхание сражающихся — все это казалось настолько нереальным, что сторонний наблюдатель, если бы он оказался здесь в эти минуты, принял бы происходящее за страшный сон. Звуки короткого, но жестокого сражения слились в дикую и волнующую симфонию.
На самом деле прошло всего несколько минут, и наступила тишина, которая после грохота боя казалась просто оглушительной.
Бойцы в черном заняли помещения школы. Они рассыпались по коридорам и холлам, осматривая раненых и убитых.
Возле входа, в центральном холле, где раньше располагался главный пульт охраны, стоял высокий жилистый мужчина лет сорока. Он снял такую же, как у остальных, вязаную шапочку, и теперь всякому стало ясно происхождение его устрашающей клички.
Совершенно голый череп авторитета тускло отсвечивал в мертвенно-голубом свете уцелевших ламп. На этом черепе не было ни ушей, ни носа — память об афганском плене, о кривом ноже моджахеда, о страшных месяцах, которые будущий авторитет, а тогда молодой сержант-десантник, провел в глубокой сырой яме среди мертвых и умирающих, среди зловония разлагающихся трупов и страшных незаживающих ран…
В той яме десантник оставил свою душу, и с тех пор он стал совершенно безжалостным и бесчеловечным, признавая только две реальные силы — силу оружия и силу денег, больших денег.
С тех давних афганских лет за ним и закрепилась кличка Череп. Только глаза горели на его голом черепе — пустые и глубокие, как два пересохших колодца в афганской пустыне, черные и безжалостные, как два автоматных дула.
— Где женщина? — негромко спросил Череп подошедшего к нему Костю Черного.
Костя растерянно огляделся:
— Трупы только мужские.
— Где баба?! — яростно заорал Череп. — Она должна быть здесь!
— Мы окружили базу со всех сторон, — оправдывался Костя, — она никуда не могла уйти.
— А это что? — Череп ткнул стволом пистолета в сторону огромного зеркала, занимавшего часть стены холла против входа.
Костя наискось прошелся по зеркалу автоматной очередью, оно осыпалось грудой серебристых осколков, и все увидели спрятанную за ним тяжелую бронированную дверь.
Череп махнул бойцу с гранатометом. Тот встал напротив двери, надел защитные наушники. Остальные разбежались в стороны, укрылись за столами и шкафами. Гранатомет тяжело ухнул, взрыв пошатнул здание школы, уцелевшие стекла вылетели из окон, но бронированная дверь устояла.
Тогда по беззвучному приказу к двери подбежал невысокий электронщик со своим чемоданчиком.
Вытащив квадратную черную коробку, он подключил ее к электрической сети. Прибор загудел, и из него забил тонкий голубоватый луч. Техник направил луч на дверь и медленно повел им вдоль ее поверхности.
Там, где голубой луч соприкасался с металлом, броня как бы вскипала и испарялась, и на поверхности двери оставался узкий аккуратный разрез.
Остальные молча наблюдали за работой.
Прошло несколько минут, и голубой луч обвел дверь тонким кантом. Двое бойцов с ломиками встали по сторонам двери и одновременным сильным ударом вышибли ее.
Из образовавшегося проема хлынул автоматный огонь, а через долю секунды вылетело несколько гранат. В школе снова начался настоящий ад.
Люди Черепа залегли против пробитой двери, поливая ее огнем. Там и тут на полу валялись трупы. Живые использовали их как щиты и укрытия от пуль. Сам Череп, дождавшись небольшой паузы в перестрелке, приподнялся и одну за другой бросил в проем две гранаты. Изнутри донесся последний выстрел, и все затихло.
Костя Черный, стремясь показать командиру свою храбрость, ворвался в комнату за дверью, и оттуда донесся его голос:
— Череп, тут одни трупы!
Несколько бойцов вбежали за ним, следом неторопливо вошел Череп. Против двери лежал рыжий боец, которому осколком гранаты рассекло горло, в углу тяжелой грудой валялся здоровяк Манюня, начиненный пулями, как рождественский гусь черносливом. Рядом с ним еще один парень прижимал к простреленной груди автомат, уставившись в потолок широко открытыми мертвыми глазами.
Пока победители осматривали комнату, в холле никого не оставалось, и поэтому никто не видел, как один из валявшихся там «трупов» в черном спортивном костюме и натянутой на лицо маске шевельнулся, отполз в сторону, поднялся и незаметно выскользнул за дверь. Пригнувшись, человек перебежал сад, пробежал по шоссе и скрылся между пустыми сараями. Там он сбросил маску и черный костюм, превратившись в стройную подтянутую женщину лет тридцати пяти. Там же, между сараями, был спрятан мотоцикл, прикрытый грудой пустых коробок. Женщина вскочила на него, завела мотор, выехала на шоссе и стремглав умчалась в сторону города.
Таня Трясогузкина очень дорожила своей работой. Не всякую девушку ее лет, приехавшую в большой город из глухой провинции, из захудалого городка Малошуйки Архангельской области, возьмут горничной в такой роскошный отель! Конечно, ей помог двоюродный дядя Иван Константинович, который здесь, в Питере, пользовался большим авторитетом. Все его знакомые, которые говорили с ней об Иване Константиновиче, так его и называли: «Дядя твой, Татьяна, — авторитет!»
Правда, иногда они называли его еще какой-то странной кличкой: Мыльный. Но это, наверное, просто какое-то детское прозвище, так сказать, для самых близких друзей…
Дядя поговорил с администратором отеля «Савой», и тот охотно согласился принять Таню на работу.
— Ты девушка порядочная, — сказал ей администратор Сергей Борисович, — жизнью в большом городе не испорчена, нашим гостям приятно будет увидеть твое свежее румяное личико…
— А у меня и с английским хорошо, — похвасталась Таня, — учительница Алиса Дмитриевна меня всегда очень хвалила…
— Тем более, — улыбнулся Сергей Борисович, — с английским — это просто замечательно…
