Небо в алмазах - Гайдуков Сергей (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
— Я передам Тыкве твои пожелания, — сочувственно кивнул Шумов. — Кстати о теле Мухина. Если помнишь, банда Треугольного упорно ищет это самое тело. Зачем?
— Понятия не имею, — буркнул я. Напоминание о том, что, кроме бандитов Тыквы, существуют еще и бандиты Треугольного, не добавило мне радости.
— Если они его ищут, значит, в нем есть какая-то ценность, — пояснил Шумов. С логикой у этого мужика все было в порядке, но только где тут практическая выгода для меня, несчастного? — И у меня была такая мысль, — сказал Шумов. — Узнать, куда Тыква девал мухинское тело, и предложить это тело Треугольному. За двести пятьдесят тысяч долларов. Только не надо смотреть на меня, как на психа!
— А как еще на тебя смотреть?
— Проблема не в сумме, мы бы сторговались по ходу дела. Проблема в том, что мухинского тела у Тыквы нет.
— Еще бы, — сказал я, слегка удивившись шумовской наивности. — На хрена ему труп? Да еще без красивых глазок? Он его уже давно где-нибудь закопал. Или просто сбросил в реку.
— Он утверждает, что вообще без понятия насчет трупа. Он помнит, что ты привез труп на «Форде», а потом вроде как вывалил его на асфальт. Но что куда делось потом — и Тыква, и его люди признавать отказываются...
— Сделка с Треугольным накрылась, — прокомментировал я.
— Выходит, что так. А Треугольный меня беспокоит побольше, чем Тыква. С Тыквой все понятно — ему нужны его бабки. Или алмазы. И еще Тамара. А вот что нужно этой треугольной твари? С чего она взбесилась и кидается на совершенно незнакомых людей вроде меня? На кой черт ей взрывать «Линкольн» Орловой? А все ведь с тебя началось, — Шумов ткнул в меня пальцем. — Ты столкнулся с ним в гостинице, когда искал Мухина. Что ты там такого сделал, что начался весь этот беспредел? Может, ты ему на ногу наступил? Может, ты его толкнул? Или косо посмотрел?
— Я в него кинул бумажкой, — признался я.
— Да тебя убить за это мало! — рассвирепел Шумов. — Ты думай, что ты делаешь! Ты видишь, сколько неприятностей из-за тебя! В бумажке что, булыжник был завернут?
— Не было там булыжника. Это просто записка была. Я ее в мухинском номере нашел. Она явно не мне предназначалась, так что я ее скомкал и кинул в Треугольного.
— Записка? Мухину? — Шумов стал как-то странно дышать. Я даже испугался — как бы не сердечный приступ.
— Совсем непонятная записка, — сказал я. — Чего-то там про какую-то Барыню. Типа, передавайте привет. Или нет — типа, пошла она к черту... Ой!
Шумов схватил меня обеими руками за горло и стал трясти, приговаривая:
— Тебя, дурака, учили в школе рассказывать ПОДРОБНО?! Тебя учили?! Или нет?! Или мне тебя научить?!
На заднем сиденье было тесновато, я не мог развернуться и нанести свой излюбленный удар в грызло. Так что я прослушал всю его краткую лекцию о важности подробного пересказа, а потом машина остановилась, и таксист объявил:
— Все, ребята, приехали, хватит там обниматься...
— Куда приехали? — прохрипел я.
— На Пушкинскую, — сказал Шумов, вытирая ладони об мою куртку. — Преступника всегда тянет на место преступления. Даже такого мелкого преступника, как ты.
4
За тонкой серой пеленой дождя Пушкинская улица выглядела еще более уныло и неприглядно, чем памятной ночью. Таксист остановил машину, чуть не доезжая пустыря, и объявил:
— Вот ваша Пушкинская. А ночью я бы сюда не рискнул сунуться. То еще местечко. Раз в месяц на этом пустыре обязательно мертвяка находят...
— А это что? — всмотрелся Шумов в очертания ржавого «Запорожца». — Остатки того таксиста, который все же решился съездить сюда ночью?
— Очень даже может быть, — сказал таксист, развернулся и уехал, оставив нас под дождем. Шумовское пальто смотрелось на фоне местных развалюх весьма вызывающе, и я стал даже побаиваться участи очередного ежемесячного мертвяка, как вдруг вспомнил о пистолете, которым Шумов массировал Олегу височную кость. Сразу на сердце стало повеселее. Теплее остальному телу не стало, и я предложил все-таки тронуться с места в направлении дома номер 142. Предложение было Шумовым принято.
— Очень даже подходящее место, — сказал Шумов, оглядываясь вокруг. — Тут можно не только убить, а прямо и закопать. Весь комплекс услуг в одной точке. Интересно, зачем сюда занесло Мухина вместе со всеми его чемоданами? И кому понадобилось вызывать сюда тебя? — Он подозрительно покосился на меня. — Ты точно не знаешь, кто тебе звонил?
— Точно, — буркнул я.
— А зря. Есть же старый способ, даже если у тебя телефон без определителя: не вешаешь трубку, идешь к соседям, звонишь на телефонную станцию и узнаешь номер.
— Некогда мне было по соседям шляться. Я думал, что здесь Тамара...
— И кинулся очертя голову ее спасать, да? Тоже мне, рыцарь... К тому же твоя Тамара, оказывается, и не хочет, чтобы ее спасали. Ей и в тыквинской компании хорошо...
— Она прикидывается, — сказал я. Мне и самому хотелось в это верить. Хотя — еда из ресторана, поездки на охоту... Тамара при первом муже привыкла к спокойной и красивой жизни, а я ей такую жизнь предоставить не мог. Вот отсюда и все ее закосы — то в сторону ДК, то в сторону Тыквина.
— А здесь бы я устроил засаду, — бросил мимоходом Шумов, глядя на жалкий остов «Запорожца», мокнущий под дождем. — Если бы я поджидал здесь Мухина, то засел бы за этой развалиной...
— Мухин подъехал с той стороны, — уточнил я. — И подловили его уже в самом доме. Или он их подловил, тут сложно сказать...
— Интересно, — пробормотал Шумов, подходя к дому номер 142. — Труп самого Мухина исчез. Ну а те два трупа? Они что, тоже пропали? Или они все лежат здесь? Если они здесь, то мы сейчас поймем это по запаху...
У двери Шумов на миг остановился, пригладил волосы и сунул руку в карман пальто. Как я понял, именно в тот карман, где лежал пистолет.
— Зайдем? — предложил Шумов и толкнул дверь плечом. Я ввалился следом и замер, как громом пораженный.
Трупами тут и не пахло. Пахло как будто борщом. Во всяком случае, чем-то съедобным и свидетельствующим о том, что в доме живут люди, да не какие-нибудь там бомжи, а люди семейные, со своим хозяйством, вполне обустроенные и относительно благополучные.
Со второго этажа доносились какие-то мирные звуки вроде позвякивания посуды, а сама лестница сверкала чистотой. У меня в подъезде лестница не была такой чистой, как в доме номер 142 по Пушкинской улице. Если бы я уже не посещал дом пару дней назад, мне бы и в голову не пришло, что по этой лестнице могут скатываться продырявленные пулями трупы.
— Ты, кажется, утверждал, что дом необитаем, — сказал Шумов, не вынимая руку из кармана.
— Он выглядел необитаемым, — поправил я. — Было темно и безлюдно. Только три трупа и я.
Именно в этот момент наверху зазвучали голоса. Шумов посмотрел на меня с большим сомнением.
— Хотя, — он словно рассуждал вслух, — если в доме стреляют, то нормальные люди не будут высовываться наружу. Они будут сидеть по квартирам. Или даже заберутся под кровати. А когда стрельба заканчивается, они снова вылезают и начинают варить борщ. И это самое время поговорить с ними по душам.
Шумов решительно зашагал по лестнице вверх. При первом же шаге ступени под его ботинками отчаянно заныли — точно так же они звучали и в ту ночь, когда я, дико труся и все же сжимая кулаки как последнюю надежду, поднимался наверх, чтобы столкнуться там лицом к лицу с Лехой Мухиным. Этот скрип меня успокоил — он доказывал, что я не спятил, что все случившееся в ту ночь было правдой. Трупы можно убрать, лестницу — вымыть, лампочки — ввернуть, а борщ — сварить, однако перебрать половицы на лестнице никому в голову не пришло, и теперь скрип ласкал мой слух. Я твердо знал — это было, это было здесь, и никто не мог убедить меня в обратном.
— Здравствуйте, — донеслось сверху. Я в два прыжка преодолел оставшиеся ступени и увидел Шумова, а рядом с ним — сутулого человечка неопрятного вида. Человечек был одет — снизу доверху — в старые галоши, белые шерстяные носки почти до самых колен, спортивные штаны с пузырями на коленях и сиреневого цвета кофту, видимо, женскую. Впечатление неопрятности происходило не столько даже от пузырей на коленях, сколько от пучков щетины разной длины на подбородке и от вида прилипшей к губе ленточки капусты. На шее у мужчины болтались очки на резиночке, и теперь обитатель 142-го дома медленно водрузил очки на переносицу, осмотрел Шумова и выдавил из себя равнодушное:
