Что сказал покойник - Хмелевская Иоанна (читать хорошую книгу txt) 📗
Странный он все-таки человек. В конце концов, ничего удивительного, что я ему надоела. Удивительное заключалось в том, что он не уходил от меня. Ему ничего не мешало: детей у нас не было, женаты мы не были, навязываться ему я бы не стала. Он, однако, оставался со мной — чужой, скучающий и злобный. Он отравлял мне жизнь, губительно действовал на мои нервы и здоровье, и мне казалось, что этот человек меня ненавидит — не знаю, за что, но именно поэтому не может со мной расстаться.
Три года уже продолжался этот ад, а я все ещё на что-то надеялась. Временами мне казалось, что все ещё может измениться к лучшему, что я ему все-таки нужна, раз он не уходит от меня.
Глядя на эту золотую луну, слушая это ласково шепчущее море, я все вспоминала и вспоминала и ничего приятного не могла вспомнить.
— Такая женщина, как вы, не должна сидеть одна в этот чудный вечер! — произнёс вдруг чей-то голос.
Точно к такому выводу я только что пришла и сама. Повернув голову, я увидела того самого незнакомца с пляжа.
— Хотите вы или нет, а я все равно останусь здесь, — продолжал он и сел. — Такая женщина в такой вечер должна слушать комплименты. Все равно чьи. Что вы сделали с морской звездой?
— Звезда лежит на балконе и сохнет, — ответила я и добавила: — Вы можете неразборчиво представиться.
— Почему неразборчиво?
— А тогда и волк будет сыт, и овца цела. Может, вы не любите знакомиться со всеми дамами, которых встречаете на пляже. Если же вы представитесь неразборчиво, я не узнаю вашей фамилии, приличия, однако, будут соблюдены.
Он рассмеялся, встал и представился. Я тоже, вспомнив в последний момент, что меня зовут Мари Гибуа. Маникюр у меня был свежий, нос не блестел, ветра не было, поэтому причёска моя ещё не растрепалась, так что все было в порядке. Беседа текла как горный ручеёк.
— Долго вы ещё пробудете здесь? — поинтересовался он, прерывая восторги по поводу природы в лунном свете.
— Не знаю. Неделю или две.
— Надо же, как мне не повезло! Только приехал и тут же встретил вас. Очень некстати!
— Ну вот! — возмутилась я. — Ведь вы собирались делать мне комплименты!
— Так ведь это и есть грандиозный комплимент, — со вздохом произнёс он. — Мне потребуется здесь полная свобода и ясная голова, а я уже знаю, что вы меня поглотите целиком.
— И не думала! — решительно и неискренне запротестовала я.
— Зато я думаю так, — отпарировал он. — Я ещё надеялся, что вы окажетесь обычной красивой глупышкой, с которой не о чем разговаривать, а вы оказались…
— …отталкивающей интеллектуалкой, с которой можно только разговаривать, — услужливо подсказала я.
Он прервал меня:
— Ну, это уже слишком. Не выношу провокаций! Пошли танцевать!
И мы пошли танцевать. И потом гуляли. Как известно, луна движется по небу. Поздно ночью её лучше всего было видно из запущенного, совершенно безлюдного уголка парка, заросшего роскошной растительностью.
О чудо! После стольких переживаний вновь почувствовать себя женщиной! Кем я только ни была в последнее время: главой семьи, государственным служащим, матерью и, наконец, самым настоящим загнанным зверем, которого преследуют охотники. И опять стать просто женщиной! А тут ещё луна, море и рядом мужчина моей мечты… Будь что будет, пусть даже завтра при свете дня он убежит от меня с криком ужаса.
На следующий день я не могла определить, убегает ли он от меня с криком ужаса, поскольку его просто нигде не было видно. Может, он просто сбежал профилактически, не желая рисковать, встретясь со мной при свете дня, но и это не испортило мне настроения. Надо быть благодарной судьбе и за малое. Я не только не обижалась на него, но даже и к шведу отнеслась более благосклонно и согласилась после ужина отправиться с ним в турне по местным злачным местам. Правда, это ничем хорошим не кончилось, так как швед очень быстро упился и мне пришлось спасаться от него бегством.
Не зажигая света, я вышла на балкон и долго любовалась открывающимся отсюда видом: слева — Монте-Кастелло, прямо — море и скалы, справа — панорама побережья. Жаль, что нельзя было увидеть Этну, для этого мне пришлось бы залезть на крышу. Потом я посмотрела вниз, на свою подругу пальму.
Под пальмой кто-то стоял. Я испугалась, что это швед и что он опять примется громко выражать свои чувства, разбудит всю гостиницу и соседние дома и окончательно меня скомпрометирует. Я уже готова была скрыться в комнате, как вдруг сообразила, что на виднеющихся в сумраке очертаниях головы отсутствуют последствия деятельности коровьего языка. Я присмотрелась внимательней — это был он, блондин моей мечты!
Я была тронута. Если бы ещё у него был плащ на плечах, кинжал в зубах и гитара в руках! Правда, наверное, очень трудно петь, держа кинжал в зубах, но в конце концов это не важно. Пусть не поёт, пусть только стоит. Сколько лет уже никто не стоял под моим окном! Впрочем, тут же подумала я, где было стоять-то? Просто не было условий…
Долго в молчании стояли мы так — он под пальмой, а я на балконе. Первой не выдержала я, устали ноги и разболелась поясница. На минутку вышла в комнату, чтобы взять стул, и успела увидеть, как он удаляется. Несколько прозаичный финал романтической сцены.
Зато на следующий день я стала объектом самых горячих чувств. Мало того. Блондин настоятельно уговаривал меня поехать с ним в путешествие по Сицилии, уверяя, что без меня чудесные пейзажи потеряют все своё очарование. Я согласилась.
Мы побывали и в тех местах, где я уже бывала раньше, и в совершенно новых для меня, посетили Палермо, Катанию, Сиракузы, а Монте-Кастелло я могла бы нарисовать по памяти. Страсть к туризму, овладевшая моим спутником, вполне отвечала моим вкусам. К тому же так приятно было чувствовать себя слабой женщиной, находящейся под защитой сильного мужчины. Не понятно все-таки, что он во мне нашёл, хотя взгляд в зеркало ещё раз подтвердил, что Таормина всегда хорошо сказывалась на моих внешних данных.
Наша безмятежная идиллия была нарушена в самом неподходящем месте и в самый неподходящий момент. Мы находились в Лазурном гроте. Сидя в качающейся лодке, я в который уже раз смотрела и не могла насмотреться на лазурное чудо, не в силах поверить, что вижу это наяву. Потом я взглянула на Аполлона Бельведерского, сидевшего на вёслах, и, поскольку всегда отличалась особой впечатлительностью при восприятии прекрасного, у меня защемило сердце. Он молчал, кому-то надо было внести элемент поэзии, и это сделала я.
— Твои глаза, — заявила я, хотя и несколько возвышенно, но совершенно искренне, — совсем как эти голубые отблески на скалах. — И, будучи не в силах удержаться, добавила: — Как жаль, что ты не настоящий…
Задумчиво рассматривающий лазурные воды Аполлон так резко повернулся ко мне, что лодка чуть не опрокинулась:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Осторожно, я не умею плавать!
— Ничего, я умею. Что значит — не настоящий?
Я не сразу ответила. Не так-то просто было ему объяснить это.
— Ну, не знаю. Ты не можешь быть настоящим, потому что никак не вписываешься в мою настоящую жизнь. Ты — как хэппи энд в фильме из жизни высшего общества. Потом на экране появляется надпись «конец», и надо идти домой.
Сказав это, я тут же пожалела о сказанном, хотя это и была чистая правда.
Он пристально посмотрел на меня и тихо спросил:
— А какая она, эта твоя настоящая жизнь?
Ну, не могла же я и в самом деле сказать ему, что моя настоящая жизнь находится очень далеко отсюда, на севере, где луна бывает серебряной, а не золотой, где море серо-зеленое и холодное, а в моем городе ходят трамваи, переполненные спешащими на работу людьми. В городе, где жизнь кипит, а тридцать пять лет назад были одни развалины. Нет, ничего этого я не могла ему сказать и только молча смотрела на прозрачную синюю воду.
— Ты мне ничего не рассказываешь о себе, — продолжал он. — Я ничего о тебе по знаю. Кто ты? Где живёшь?
Мне всегда хотелось быть таинственной натурой, и вот раз в жизни получилось. И как всегда бывает, некстати. Проблеск здравого смысла, воплотившегося в очереди за лимонами, заставил меня воздержаться от излишней откровенности.