Шоу гремящих костей - Луганцева Татьяна Игоревна (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
– Я не нравлюсь вам, Карл? – спросила она его.
– Я бы так не сказал…
– Вы свободны, я свободна. Я не понимаю, что тебе мешает быть со мной более раскованным и раскрепощенным. Ты ведешь себя, как закомплексованный женатик.
– Я не анализирую свое поведение, – сухо ответил Карл.
– Это все из-за Яны? Ты не можешь не видеть, что эта женщина не любит тебя. Она совершенно холодна и погружена в свои мысли и какие-то ненормальные идеи. К тому же она замужем.
– Я это знаю. Я считаю, Алевтина, что неэтично говорить плохо о человеке, который старается тебе помочь.
– Ох, я забыла о вашем княжеском воспитании! Извините!
Алевтина замкнулась и, заметно злясь, стала собираться в театр. Она надела трикотажное платье, собрала волосы в узел, нанесла легкий блеск на губы и, взяв себя в руки, через силу улыбнулась Карлу.
– Идем на репетицию, мой телохранитель!
Карл в театре следовал за Алевтиной по пятам, чувствуя, как она нервничает.
– Я подожду тебя у гримерной, – предложил он.
– А вдруг там прячется убийца? – спросила актриса.
И Карл зашел за ней в гримерную комнату.
У него сразу заложило нос, и он начал чихать, а поэтому и не обращал внимание на то, что Алевтина долго раздевалась, затем так же долго одевалась. Карл почувствовал себя зрителем на бесплатном сеансе стриптиза. Потом Алевтина отдала себя в руки гримера, женщины в возрасте, худой и высокой.
– Твою внешность, Аля, ни один гример не испортит, – сказала она ей.
– Я не понимаю, почему на генеральную репетицию требуют наложения грима? – спросил Карл, вытирая слезящиеся глаза.
– Все должно быть до последнего штриха так, как зрители увидят во время спектакля. Режиссер на генеральной проверяет все в совокупности и дает последние наставления, вносит, если требуется, изменения, – пояснила Аля.
Они прошли к сцене. Алевтина поздоровалась с другими артистами и осталась на сцене, а Карл спустился в зрительный зал. Он кивком головы поприветствовал режиссера Виктора Владиславовича и занял место в первом ряду.
Карл вспомнил о том разговоре, когда Илья Ильич говорил, что режиссер приставал к молодой актрисе, а Алевтина отказала ему и Виктор Владиславович угрожал ей. Странно, что Алевтина не упомянула об этом случае, когда рассказывала о письмах с угрозами. Яна однажды вечером в гостинице прямо в лоб спросила актрису об этом:
– Алевтина, в театре ходят слухи, что ты отвергла ухаживания главного режиссера и он тебе за это пригрозил. Это правда? Если ты хочешь, чтобы мы тебе помогли, ты не должна ничего скрывать.
Алевтина тогда только рассмеялась.
– Кто вам поведал такую чушь? Конечно, это неправда!
– Мне тоже показалось это странным, – согласилась Яна, вспомнив рассказ своей матери о том, что Аля является дочкой покойного друга режиссера Рунева. – Виктор Владиславович – человек порядочный, и вряд ли он себе позволит такие вольности.
Карл встрепенулся и подумал: «Но мы еще не говорили с самим режиссером, всегда надо выслушать обе стороны».
Алевтина на сцене была хороша, щеки ее раскраснелись, глаза горели. Карл пододвинулся к Виктору Владиславовичу и спросил:
– Уважаемый Виктор, наблюдаете за игрой своей любовницы?
Карл даже и предположить не мог, что его вопрос может произвести такую реакцию. Режиссер сначала побледнел, а затем пошел красными пятнами.
– Перерыв! – крикнул он сорвавшимся голосом молодого петуха, обернувшись к Карлу и пряча глаза за толстыми стеклами очков, просипел: – Следуйте за мной, молодой человек!
Он встал и, спотыкаясь и не оборачиваясь, поплелся к себе в кабинет на первом этаже театра. Режисер толкнул дверь с табличкой «Директор», вошел в кабинет и обессиленно опустился за свой заваленный бумагами стол, уныло повесив плечи.
– Это Алевтина вам сказала?
– Нет. Не имеет значения, кто нам сказал. Это правда? Вы грубо домогались ее, и Аля отказала, после чего вы, Виктор, стали ей угрожать. Это правда? Заметьте, что я беседую с вами как неофициальное лицо, – проговорил Карл, удобно располагаясь на диване, стоящем вдоль стены и вытягивая вперед больную ногу.
– Алевтина вам так сказала? – снова повторил свой вопрос режиссер, ослабляя узел галстука.
– Нет. Аля сказала, что это неправда. Поэтому я и пришел за разъяснениями к вам, и, судя по вашей реакции… – Карл обвел глазами стены кабинета, увешанные и обклеенные старыми афишами и фотографиями актеров.
– Она вам не солгала. Это действительно неправда, – тихо ответил Виктор Владиславович. – Я домогался ее… и она мне не отказала, мы стали любовниками…
Теперь уже у Карла открылся рот.
– Как это?
– Вот так! Вы что, молодой человек, вчера родились? Может быть, вы считаете меня старой развалиной? Случилось то, что случилось! – вспылил Виктор Владиславович, вытирая пот со лба.
– Но Яна характеризовала вас как порядочного человека!
– Я им и был… до того как в моей жизни появилась эта чертовка! – сокрушенно произнес режиссер и директор театра, старательно не смотря на фотографию в рамке, стоящую среди бумаг у него на столе.
На фотографии Карл заметил красивую пожилую женщину с пышной прической из густых длинных волос, слегка тронутых на висках сединой. Женщина сидела на стуле, а рядом, облокотившись о спинку стула, стояла молодая девушка неприметной наружности, чем-то похожая на Виктора Владиславовича. Карл понял, что эти дамы на фотографии являются женой и дочкой режиссера театра.
– Но Алевтина же дочь вашего друга, так рассказала Людмила Цветкова Яне! Как вы могли такое допустить?! – недоумевал Карл.
– Кто? Дочь? – переспросил Виктор Владиславович.
– Ну да. Ей некуда было деваться, и Аля приехала к вам в театр от вашего старого друга, – пояснил Карл, говоря то, что ранее слышал от Яны.
– Именно так гласит легенда? – усмехнулся режиссер. – Она приехала с письмом от Владимира. В нем Владимир Михайлов сообщал, что окончательно потерял себя, спился и загубил свой талант. И что эта молодая женщина в последий период его непутевой жизни стала его любовницей. Владимир отблагодарил ее тем, что по старым связям определил ее в театр, где когда-то играл сам. Он устроил Алевтину на место ведущей актрисы, где она грубо потеснила его родную дочь, которая показалась блеклой и бесталанной по сравнению с Алей. Мой друг писал, что, умирая, испытывает муки совести и считает, что окончательно его погубила эта беспутная женщина, которая поначалу прикинулась бедной овечкой, а затем превратилась в настоящую тигрицу. И в то же время Владимир сообщал мне, что более потрясающей любовницы у него не было за всю жизнь. Добившись от Владимира всего, что она хотела, Алевтина Михайлова бросила его и ушла к другому мужчине.
Карл слушал Виктора Владиславовича, потрясенный неожиданным открытием. Почему-то ему казалось, что режиссер вполне искренен. Хотя Яну в свое время так же впечатлил рассказ Люси Цветковой, рассказ, надо отметить, прямо противоположный.
– Вскоре Владимир скончался, и Алевтина приехала ко мне в театр с письмом от моего друга, которое даже не было запечатано! Алевтина читала его и не скрывала этого. Письмо, в котором Владимир называл ее проституткой, винил в своей кончине и тут же признавался в неземной любви к ней. Вот тут она и сидела, на вашем месте, на этом самом диване, спокойная и хладнокровная. Ведь Владимир предупреждал меня насчет этой женщины, но ничего не помогло. Как только я заглянул в эти большие, зеленые глаза… Меня словно бес попутал, и уже через несколько дней мы тоже стали любовниками прямо на этом диване…
Карлу стало неудобно сидеть на нем, он понял также, почему так скованно чувствовал себя в присутствии Алевтины. Князь всегда ощущал исходящую от нее негативную энергию, она играла роль милой девушки, а на самом деле эта женщина была развратна и коварна.
– Я сам не знал, что творю! – оправдывался режиссер. – Алевтина была талантлива на сцене и ужасна в жизни, в отношениях со мной. Она издевалась, становясь то пылкой и любящей, то холодной и ненавидящей. Это словно контрастный душ! Не знаю, сколько бы я выдержал, если бы она не бросила меня и не увлеклась хозяином ресторана Арнольдом. Я унижался, плакал, пытался ее вернуть, но Алевтина оставалась непреклонной. Тогда я скорее от отчаяния, чем от здравого смысла, пригрозил ей, что выгоню из театра, если Аля не вернется ко мне, на что она только презрительно рассмеялась. Оказывается, наши любовные утехи Алевтина записывала на диктофон и в любой момент могла отослать их моей супруге, у которой слабое сердце… Она умела подстраховываться… Что мне оставалось делать? Я был уничтожен, сломлен, я смирился…
