Старшая правнучка - Хмелевская Иоанна (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Теперь что осталось проедают, ничего у них за душой нет. И тут через прислугу дошло до меня, что мой Лукашек само имя панны Флоры счел пророчеством, ибо флорою природы сызмальства очарован, и потому ради сей девицы от своих научных занятий отрывается. И в панне Флоре тоже пробудилась нечаянная страсть ко всяким травкам…
…Надо же такому приключиться! Панна Флора в наш пруд свалилась, Лукашек ее спасать бросился, на руках вынес из водной стихии, соблазн великий и искушение, ведь оба, почитай, без одежды были. Лукашек сюртук скинул, в рубахе одной остался, Флора же в одних чулках, вроде как туфельки в воде потеряла. А платье с нее Лукашек самолично содрал, оно за камыши зацепилось и едва панну не погубило. Девица всенародно предстала в нижних юбках, ибо сын мой на руках ее нес аж до самого дома. Теперь без сомнения, чем дело завершится, – честным пирком да за свадебку. Сама себе удивляюсь, как сильно огорчает меня отсутствие приданого у невесты. Мой Лукаш и не ищет богатого приданого, однако же брать жену из обнищавшей фамилии тоже негоже, к тому же излишне привыкшую ко всяким Парижам да Венам.
Ознакомившись с методом охмурения двоюродного дедушки Лукаша двоюродной бабкой Флорой, Юстина от души посмеялась. Потом взгрустнула, вспомнив, как нежно любили они друг друга всю жизнь, о чем много говорилось в семье, да и она сама имела возможность наблюдать в детстве. Погибли оба в последнюю войну, причем вместе со своими детьми. В тридцать девятом ехали на машине в Глухов, и по дороге их накрыла немецкая бомба. Так что и оплакивать было некому, все погибли.
Матеуш видит, как я злюсь, и нарочно дразнит, говорит – разумный у нас сынок, сначала посмотрел, что берет, ведь под платьем немногое разглядишь. А Лукашек, сдается мне, излишне на камыши грешит, может, и не было такой уж необходимости платье с панны сдирать, просто малый не промах. Да и панна Флора своего тоже не упустила, ножки стройные во всей красе представила. А ножки у нее на диво хороши и сами по себе чем не приданое?
И опять отдельные фразы прабабкиного дневника заставили Юстину кое-что вспомнить. Ну конечно же, видела она собственными глазами двоюродную бабку Флору на золотой свадьбе бабки Матильды! Так и слышит осуждающий шепот собравшихся, дескать, эта неисправимая Флора воспользовалась новой скандальной модой, чтобы показать свои ножки, который раз выставить их на публичное обозрение, осталась у нее такая привычка с молодых лет. И куда только Лукашек смотрит!
Странные вещи, однако, способна сохранить детская память.
В голове не укладывается, сколь разумной может быть молодая девушка! Пришла Зося и, руки мне целуя, просила ни в коем случае не принимать предложения пана Порайского. Она ему напрямик заявила, что не желает его в мужья, так он уперся и к родителям грозился обратиться. А Зося его не хочет, индюк он надутый, лицом на овцу смахивает, а претензий поболее, чем у наследника престола. Долго беседовала я с младшей дочерью и лишь дивилась ее разумности. Как только девица, столь молодая годами, моде на пана Порайского не поддалась и насквозь его видит, не располагая житейским опытом? Не иначе кто иной на примете у Зоей имеется, только помалкивает о том. Обеспокоилась я, однако дочь расспрашивать не стала, сама скажет, как пора придет. А может, еще и сама не вполне уверена?
…Добрых пара недель ушла у меня на хлопоты по хозяйству. Во всем нужен глаз да глаз, не то снова девки заленятся и не потрясут, как должно, подносов с засахаренными фруктами. Теперь новые запасы заготовлены, и купцы еврейские опять ко мне понаехали, заверяя, что мое сухое варенье много лучше киевского.
…Ну и купил наконец Матеуш тот дом в Варшаве. Нет чтобы загодя меня известить, так он сюрприз устроил. Гневалась я изрядно, однако злость мою как рукой сняло, когда дом увидела. Удобства там всякие наисовременнейшие – покои и ванные, и туалетные, и электрический свет повсеместно, и прочие приятности. Чай, прорву денег в него всадил? Да Матеуш заверяет – напротив, дом он приобрел, считай, за бесценок, подрядчик ставил его для судьи Вежвицы, судья разорился и дом за полцены спустил. Вот до каких последствий может довести роман престарелого сластолюбца с молодой авантюристкой, но чтобы Матеуш при этом корысть поимел – никак не ожидала.
Старуха Загробельская все свое имущество Флоре отдает, себе оставляя лишь малую часть, необходимую для безбедного проживания в Трувилле. Для Лукашека моего обстоятельства весьма благоприятно складываются, не станет теща на голове у молодых сидеть. Да я и сама склонна была ей приплатить, лишь бы подалее уехала, а у нее и в голове не было таких домогательств.
…Ну и вылезло шило из мешка – Зосеньке, дочери моей, пан Костецкий голову вскружил. И как столь неприметный молодой человек мог одержать верх над самим паном Порайским? Ведь и десятой доли состояния пана Порайского не имеет, хотя, признать должно, намного превосходит наружностью. Так земли-то и тридцати влук не наберется; под Вышковом, правда, еще лесу изрядно. Который раз тайно радуюсь – счастье великое, что дети наши могут жениться и замуж: выходить по велению сердца, а не ради богатства да приданого. Матеуш стороной разведал, что пан Мариан Костецкий – хозяин примерный, по заграницам не ездит, сам за всем приглядывает и понемногу даже выплачивает отцовские долги. Зося оке моя, по всему видать, склонна к деревенской жизни и светские удовольствия ей не нужны.
…Это ж надо такому ужасу на Зосенькиной свадьбе приключиться! По сию пору не могу в себя прийти, рука так и трясется. Лишь милости Всевышнего мы обязаны тем, что живы остались. Беспременно уже нас с Матеушем и на свете бы не было, кабы не псы дворовые.
Гостей понаехало со всей округи поболее двухсот персон, все родные да знакомые, со своей прислугой. Ночью после свадьбы одни гости разъехались, другие спать полегли, не шибко трезвые. Мы с Матеушем, чрезмерно утомленные, тоже уж спали, а сторожа, свадебного угощения, полагаю, изрядно хлебнувши, ранее остальных заснули. Ни господа, ни прислуга, ни сторожа окаянные лая собачьего не услыхали, хотя те, чужих в доме почуя, прямо разрывались. Одна судомойка Франя из окна буфетной выглянула. Я уж там не стала дознаваться, с чего она середь ночи в буфетной оказалась, думаю – не иначе как младшего огородника поджидала, с которым у нее амуры. Ну да Бог им судья, ведь они первыми шум подняли и всех нас перебудили. Перво-наперво двери распахнули и псов в дом запустили. Те, с ужасающим гавканьем в дом ворвавшись, к дверям нашей с Матеушем спальни примчались и на двух бандитов набросились, которые уже под дверями спальни притаились. И тут сразу же пожар за оранжереей вспыхнул. Матеуш потом уже растолковал нам, что злодеи нарочно срубленные ветки, что за оранжереей лежали, подожгли, чтобы весь народ туда сманить, а бандиты тем временем нас с Матеушем спящих спокойно бы прирезали и драгоценности мои украли. Драгоценности я в спальне держала, так беспременно кто-то подглядел, где их припрятала. Другого ничего в доме ценного не было, и денег чуть, какие деньги после свадьбы? Рублей пятьдесят осталось, не более.
Услыхав лай разъяренной собачьей своры, Матеуш с пистолетами в руках выскочил из спальни и в грабителей выстрелил, которые от собак отбивались, однако тем удалось сбежать, хотя и изрядно покусанным. Двое их было. Третий от оранжереи улизнул, тому небось собаки никакого вреда не причинили. Огонь быстро погасили, всего два стекла от жару лопнуло, а больше никакого ущерба.
Матеуш чуть свет вызвал жандармов, те сразу провели расследование, по кровавым следам выследили злоумышленников, и вышло – не иначе те на бричке уехали, потому как кровавые следы словно кто ножом отрезал. По дороге же следов колесных после свадьбы пропасть, так бандитскую бричку выследить и не удалось. На хороших лошадях к восходу далеко могли умчаться.