Что сказал покойник - Хмелевская Иоанна (читать хорошую книгу txt) 📗

Сначала я попыталась вырваться, но тут же отказалась от этих попыток, увидев за дверью полицейского в форме. Остаток здравого смысла подсказал мне, что в моем положении самое лучшее — перейти на сторону полиции, и чем скорее, тем лучше. Я рванулась к представителю власти, пробилась сквозь толпу и оказалась по ту сторону двери. Мой преследователь, к моему удивлению, не препятствовал мне, но и не выпускал меня из рук.

— Мне нужно поговорить с вами! — громко крикнула я полицейскому, вырываясь из рук вцепившегося в меня негодяя. Негодяй как-то слишком легко выпустил меня. Полицейский смотрел не на меня, а на что-то за моей спиной.

— Конечно, конечно, только давайте уйдём отсюда, — сказал он как-то рассеянно.

Я оглянулась и увидела целый табун ворвавшихся в притон полицейских. В это время избранный мной блюститель порядка резко повернул меня опять спиной к двери и закрыл мне лицо чем-то вроде мягкой рукавицы. Я хотела сдёрнуть её, но негодяй схватил меня за руки, а тут ещё сумка и сетка. Я вдохнула приторный залах, сразу напомнивший мне больницу.

«Наркоз! — пронеслось в голове. — Только не дышать!» — И, видимо, вдохнула.

Случается, что человек проснётся в своём доме, в собственной кровати, и все-таки в первую минуту не понимает, где находится. Что же говорить человеку, который после наркоза просыпается в таком месте, которое не знает, как и назвать.

Было мне мягко, ничего не скажу. И это было моим первым ощущением. Вторым — что мне как-то нехорошо, и тут же появилась мысль о минеральной воде. Впрочем, мысль какая-то смутная, абстрактная, которая воплотилась в образе искромётного, пенящегося ручейка, приятное журчание которого заглушало монотонный, навязчивый звук, действующий на нервы. Я открыла глаза.

Надо мной был белый низкий потолок в форме полусферы, очень странный, впрочем, может, это был вовсе и не потолок? Бессмысленно пялилась я на него некоторое время, потом решилась посмотреть по сторонам.

То, что было справа, я сочла, после некоторых размышлений, спинкой дивана, обитого чёрной кожей, из тех, которые в Копенгагене стоят от пяти тысяч и выше. Такая дорогая спинка вполне меня устраивала, и я посмотрела в другую сторону. Мне пришлось смотреть довольно долго, так как то, что я увидела, никак не вязалось с потолком. Столики, кресла, ковёр и прочие предметы должны были находиться в нормальном помещении, а не в бочке с полукруглым потолком. Зато ему вполне соответствовали окна в слегка выгнутой стене, длинный ряд маленьких окошечек, которые как-то очень хорошо сочетались с навязчиво-монотонным шумом. По другую сторону помещения, над моим диваном, тоже были такие же окошечки. Ничего не поделаешь, приходится примириться с фактом, что я нахожусь в самолёте. И что этот самолёт летит.

Мой характер не позволил мне долее оставаться в бездействии. Я опробовала все части своего тела, сначала осторожно, потом смелее; все действовало, неприятное ощущение внутри меня постепенно уменьшалось, я слезла с дивана (который действительно оказался диваном, обитым чёрной кожей), переместилась в кресло и глянула в окно.

Я увидела пространство, настолько огромное, что испугалась, уж не в космосе ли я нахожусь, но тут же успокоилась, вспомнив, что в космосе должно быть темно, моё же пространство было наполнено светом. Вскоре мне удалось различить в нем отдельные элементы. Надо мной было безграничное небо, подо мной столь же безграничная водная гладь. Между ними просматривался горизонт.

Постепенно я пришла в себя как физически, так и умственно. Теперь я осмотрелась уже более внимательно и обнаружила на диване своё пальто, а возле дивана шляпу, сумку и сетку. Парик по-прежнему находился на голове. Я была босиком, вернее, в чулках, а сапоги стояли по другую сторону дивана. Все было на месте, материального ущерба мне не причинили.

Мысль о материальном ущербе заставила меня осмотреть сумку и сетку. Обе они были набиты деньгами.

«Поразительно честные бандиты», — удивилась я. А в том, что меня похитили бандиты, я ни минуты не сомневалась. Кто же ещё? Зачем им понадобилось меня похищать, я пока не придумала. Правда, для такого предположения ещё не было никаких оснований, разве что в глубине души я желала этого, так как всегда питала склонность к рискованным предприятиям.

Вместо того чтобы предаваться отчаянию, я решила подсчитать свои капиталы. Странное зрелище, должно быть, представляла я, сидя с ногами на диване, окружённая со всех сторон кучками измятых банкнотов. Я насчитала пятнадцать тысяч восемьсот двадцать крон, с некоторым трудом перевела это в доллары, и получилась приличная сумма — свыше двух тысяч. Под деньгами я обнаружила сигареты. Закурив, я поняла, что мне совершенно необходимо сделать две вещи: умыться и напиться минеральной воды. А уже потом я обо всем подумаю.

В этом прекрасно меблированном аэроплане наверняка имелся так называемый санузел. Надо его поискать. По причинам, не совсем ясным для меня самой, я решила вести себя как можно тише, не звать на помощь, пусть они думают, что я ещё не очнулась. Кто «они», я не знала, но не сомневалась, что на самолёте должны быть люди. Хотя бы пилот, правда?

Зная расположение помещений в нормальных самолётах, я направилась в хвост, без колебаний определив, где у самолёта перед, т.е. нос. Я подошла к небольшой дверце и уже взялась за ручку, как вдруг услышала голоса, доносящиеся из-за этой двери. Я осторожно отпустила ручку и приложилась ухом. Попробовала в нескольких местах, и наконец нашла точку, где было кое-что слышно.

Люди за дверью разговаривали по-французски, что меня вполне устраивало. В целом их беседа доносилась до меня в виде нечленораздельного шума, но отдельные фразы звучали вполне отчётливо, и то, что удалось разобрать, оказалось чрезвычайно интересным.

— Идиотская история! — услышала я сердитый и уверенный голос. — Не можем же мы перетрясти всю Европу, сантиметр за сантиметром!

— Эх, надо ж было так ошибиться! — воскликнул с раздражением другой голос. — И убить её мы не можем, вообще ничего ей не можем сделать, пока не скажет…

Дальше ничего нельзя было расслышать, но вот неожиданно прорвалось несколько отчётливых фраз:

— Да нет, наверняка поймёт. А если даже и не поймёт, достаточно того, что сообщит в полицию. Хотя бы о том, что увидит!

— Так какого черта нужно было тащить её с собой?

— Другого выхода но было. Теперь уже ничего…

Голоса зазвучали приглушённо, я с трудом улавливала лишь обрывки фраз:

— …так она нам и скажет! Ты бы на её месте сказал?

— У меня идея! Предложим ей вступить в дело.

— Шеф не согласятся!

— Дурак! Зато она согласится, все скажет, а потом несчастный случай…

И дальше опять неразборчивый гул голосов, из которого я понимала лишь отдельные слова:

— …в долю… процент согласуем… можно наобещать…

— Неплохо придумано!

— …ни в коем случае не выпускать. Стеречь как зеницу ока до прибытия шефа…

— …наш единственный шанс — вытянуть из неё до этого…

— …если не забыла…

И опять неразборчивый шум, перекрытый властным голосом, видимо, старшего в компании:

— Ясное дело, потом ликвидировать. Но бесследно! Не так халтурно, как обычно ты работаешь, а действительно никаких следов. Мы не можем рисковать.

— А на проснулась ли она? — вдруг с тревогой спросил другой голос. Одним кенгуриным прыжком я оказалась на своём диване, но не легла, решив, что сидеть имею право, а изобразить на лице состояние полной прострации мне не составит ни малейшего труда. Дверь, однако, оставалась закрытой, как видно, они не торопились проверить, в каком состоянии я нахожусь.

«Что же все это значит, черт побери? — думала я, сидя на диване с совершенно естественным идиотским выражением на лице. — Что такое я должна им сказать? О какой ошибке они говорили? Сказать?.. А, так, значит, покойник… Дал маху, что и говорить. Действительно, ошибочка…»

Услышанное произвело на меня столь сильное впечатление, что я полностью пришла в себя и начала сосредоточенно обдумывать создавшееся положение. Значит, меня обременили какой-то потрясающе важной тайной. Минуточку, что он там говорил? "Все сложено сто сорок восемь от семи, тысяча двести два от "Б", как Бернард, два с половиной метра до центра". Так, что ещё? Ага, «вход закрыт взрывом». Нет, что-то ещё было. О рыбаке, кажется. Нет, не о рыбаке. «Связь торговец рыбой Диего» и ещё что-то. Что же? А, вот: «па дри». И не закончил. Интересно, что бы это все значило?