Веселая поганка - Милевская Людмила Ивановна (книги онлайн .TXT) 📗
В дороге американец повел себя как всегда неприлично: вытащил свой мешочек и давай молится. А чем же должна заниматься я? Умирать от скуки?
— Можете вы хоть чем-то даму развлечь? — не скрывая раздражения, спросила я.
Он пожал плечами и ответил:
— В принципе, наверное, могу, но не ставлю перед собой такой задачи.
«Ответ прозвучал нагло,» — мысленно отметила я, делая выводы, что совсем он недрессированный, этот американец.
— Неужели вы можете говорить и думать только о Боге? — изумляясь, воскликнула я.
— Могу я все, но стремлюсь лишь к тому, что доставляет мне наслаждение.
— К этому и я стремлюсь, хоть и не монахиня, так в чем же разница между нами?
— В том, что я осознал назначение своей души, а вы нет, потому и страдаете.
Мне стало обидно:
— Я страдаю? Только и делаю, что наслаждаюсь буквально всем: едой, мужчинами, подругами, зрелищами и даже шляпками. Ум мой постоянно находится в поиске чем бы насладиться еще.
Монах усмехнулся, с удовлетворением кивнул и согласился:
— Да, вы во власти кармы, неизбежно ведущей вас к Высшей Истине: наслаждение души только в чистом и преданном служении Верховной Личности Господа. Все остальное — иллюзия, а в ней падение. Когда-нибудь ценой многократных рождений вы придете к этой истине, пока же майя завлекает вас в сети материальных наслаждений.
— Кто она, ваша майя? Вы столько уже говорите о ней, а я не знаю.
— Майя — низшая, иллюзорная энергия Верховного Господа, которая правит материальным миром. Майя — это забвение своих вечных отношений с Верховной Личностью Господа. Майя запутывает нас чередой материальных желаний, заставляя нарабатывать карму, и уводит от Духовного Царства, заставляет умирать и рождаться, вместо того, чтобы жить вечно.
— Зачем же нам горе такое? Зачем же майя эта послана Господом нам? — удивилась я, памятуя о прошлой речи монаха, где он расписывал доброту Господа.
— Майя призванна воспитывать падшие в этот материальный мир души. Она многообразна в своих проявлениях, она дает массу соблазнов с одной лишь целью: не дать попробовать того, чему нет равного: наслаждения истинного служения Господу. Раз вкусив наслаждения истинного служения Верховной Личности Господа, человек откажется от всего материального и не пожелает расставаться с Духовным Царством, но вкусить этого он может лишь очистившись от скверны желаний, уводящих его от Абсолютной Истины.
Тут уж я никак не могла промолчать:
— Разве дело только в желаниях? Можно подумать, что мы приходим в благоустроенный мир. Приходится изрядно поработать, прежде чем вкусишь хоть чего-нибудь, не говоря уже о наслаждениях.
— И все же желание движет людьми — желание наслаждений. В материальном мире люди живут в погоне за миражом, ищут счастье, а находят нищету, голод, холод, предательство близких, болезни, душевные страдания и смерть. Короткий миг наслаждения в этом мире достается страшной ценой труда и страданий, в Духовном же Царстве Господа наслаждение длится вечно и нет здесь такого удовольствия с которым это наслаждение можно сравнить.
— Да что вы говорите? — изумилась я. — Там что, действительно такой кайф?
— Невыразимый, — заверил монах.
Я разволновалась, как же так, где-то есть вполне доступный кайф, а я даже и не попробовала.
— Послушайте, — воскликнула я, — но неужели нет другого пути? Неужели обязательно надо отказываться от этой жизни? Отказываться от еды, секса и шляпок? По— другому испытать этот кайф нельзя?
Монах, горестно качая головой, ответил:
— Этот материальный мир для того и существует, чтобы падшая личность путем приобретения опыта через страдания очистилась и вернулась в Духовный Мир для преданного служения Господу и наслаждения.
Я разволновалась еще больше. Это сколько же мне еще тут придется страдать, пока я очищусь? И хватит ли моего терпения? А счастье, кажется, так близко. Вон, монах какой-то уже на пути к нему.
— Послушайте, — воскликнула я, — но если ваш Бог так добр, что выполняет любые мои желания, выходит осталось лишь выбрать чего пожелать? Могу я к примеру уговорить его дать мне немножечко счастья, или хотя бы терпения, чтобы поскорей очиститься и попасть туда, где вечное блаженство?
Чертов монах в ужасе закатил глаза и продекламировал:
— Я попросил Бога даровать мне терпение, и Бог сказал мне: «Нет». Он сказал, что терпение — результат испытаний. Его не дают, а заслуживают. Я попросил Бога подарить мне счастье, и Бог сказал: «Нет». Он сказал, что дает благословения, а буду ли я при этом счастлив, зависит от меня.
— Но мне он и благословения не дает! — с обидой воскликнула я.
— Дает, но вы его не принимаете, потому что лишены веры.
«Нет, с этим Богом, вижу, не договоришься никак. Так и буду страдать в сетях майи, пока не вырожусь во что-то приличное,» — подумала я и, твердо решив выпытать у монаха все его тайны, проявила всю свою хитрость и мастерство.
Монах же твердо стоял на своем: вера, отречение от всего плотского и мирского: от мяса, алкоголя, секса, моды и даже косметики и лишь после этого можно приступать к чистому и преданному служению Верховной Личности Господа.
Приступать, — вся жизнь уйдет на одно отречение. А кайфовать когда? Отрекусь от всего, а вдруг и нет никакого Господа? А жизнь-то уже тю-тю… и ничего не вернуть — впереди лишь земля и черви.
Где гарантии?
— Что вас пугает? — изумлялся монах. — То, что вы проведете свою жизнь в благости? Даже если бы не было Господа, чистая жизнь лучше, чем замутненная сексом, никотином и алкоголем. Во всяком случае длинней.
— Но кому нужна такая стерильная жизнь? Ее протяженность уже воспринимается скорее как зло, чем как благо.
За спором с монахом дорога промелькнула в одно мгновение, и я не заметила как подъехала к тому кафе, в котором гнездятся «братаны».
— Мне следует идти, — сказал монах, как только я припарковала неубиенный Марусин «Жигуль» в знакомом уже дворе. — «Братаны» могут не сразу появится, к тому же они очень много болтают попусту…
— Лучше скажите, что не понимаете половины, — прервала я его метким замечанием.
— Необходимое я пойму, — заверил монах. — Возможно придется там задержаться, но вы сидите здесь и не выходите из машины.
— Очень нужно, — отозвалась я, живо представив себе третье купание в ледяной реке.
— Не выходите, даже если очень нужно, — поняв меня буквально, продолжил инструктаж мой монах. — К тому же я на вас рассчитываю. Возможно придется спасаться бегством, и если в нужный момент вас не окажется за рулем…
— Да поняла я, поняла. Буду сидеть, как связанная… Тьфу, черт! Как привязанная.
Символичная получилась оговорочка — вот жизнь до чего довела.
Монах укоризненно покачал головой (видимо в связи с упоминанием нечистой силы) и быстро растворился в темноте двора. А я принялась ждать.
Часов в Марусиной машине даже не предполагалось, хотя радио все же имелось, но издавало оно вместо музыки и голосов лишь утробные звуки. Требовалось скоротать время, тянущееся, как немыслимая липучка.
Монах поработал-таки над моим сознанием, привил дурные наклонности: в голову лезли мысли о наслаждении. Оказывается есть такое наслаждение, которого я еще не испытала. Это было очень обидно. Я и так и этак примерялась, как бы испытать это сильнейшее духовное наслаждение, но не расставаясь со всеми наслаждениями мирскими. Особенно со шляпками не хотелось расставаться.
Сколь голову не ломала, придумать ничего не могла. За этими экзерсисами пролетело какое-то время, и я обнаружила, что на землю опустилась мгла — предвестница ночи. А монаха все нет и нет. Терпение мое лопнуло.
«Схватили его „братаны“, как пить дать схватили, — подумала я. — А может и утопить успели уже, вон стемнело, а его все нет.»
От воспоминаний о ледяной воде по телу пробежала нервная дрожь.
«А с другой стороны, — продолжила размышления я, — ведь спасал же он меня. Телом своим отогревал, эликсиром поил… Нет, не брошу его в беде. Дорогу в подвал теперь знаю. Брать с собой, видишь ли, не захотел он меня, а чем я хуже его, этого недотепы, монаха ни к чему не пригодного? Он же, как говорится, не украсть, не покараулить. Одна надежда на меня.»