Фанера над Парижем - Милевская Людмила Ивановна (список книг .txt) 📗
— У меня тоже сложилось впечатление, что Коровин отнюдь не эстрадная звезда, сегодня же у него полный аншлаг, — заметила я.
Впрочем, меня это радовало. Мы с Розой скромно остановились в сторонке и глазели на то, как любители спиритизма внемлют Коровину.
«В обстановке, когда к маэстро не пробиться, он вряд ли станет обвинять меня в равнодушии к его персоне», — удовлетворенно подумала я, не без содрогания вспоминая его кровать в кабинете.
И действительно, минутой позже Коровин, заметив меня, извинился взглядом и бессильно пожал плечами, мол, поделать ничего не могу, атаковали. Я осталась довольна, но взглядом выразила печаль.
— Кто на него натравил эту толпу? — не переставая изумляться, шептала мне на ухо Роза.
— Кто угодно, только не я.
Кстати, Маруся мгновенно присоединилась к толпе, благо ее габариты сильно способствовали продвижению непосредственно к Коровину. О своем обещании не спускать с меня глаз она, похоже, давно забыла. Равиля поблизости не было, но кто знает, что они там с Перцовым удумали? Вдруг поручат меня убрать кому-то третьему.
Пока я безрадостно размышляла на заданную судьбой тему, жаждущие общения с духами поклонники Коровина во главе с ним же начали перемещаться на второй этаж в зал для спиритических сеансов. Мы с Розой последовали их примеру.
Должна сказать, что там тоже все было не как обычно. Большую часть огромного зала занимали ряды кресел, разделенных широкими проходами, на которые помощники Коровина и приглашали сесть гостей, сам же Коровин скрылся за ширмой.
Мы с Розой тоже сели, то и дело обмениваясь удивленными взглядами.
— Так бывало здесь раньше? — украдкой спросила я.
— Не припомню, — удивленно ответила Роза. Удивляться было чему: от знакомой обстановки мало что осталось: комната была задрапирована черным бархатом. Черный цвет преобладал во всем, даже роскошный паркет прикрывал черный ковер, на котором по-прежнему стоял стол, накрытый черной скатертью.
Коровин же, стоит отметить, в противоположность траурной обстановке, вышел из-за ширмы в белом фраке. На этот раз все обошлось без свечей. Золоченая хрустальная люстра под потолком мигнула, погасла на мгновение и вновь зажглась рубиновым светом. Я непроизвольно ахнула — перед нами стоял Равиль. В белых перчатках и черном облегающем костюме он больше походил на циркового гимнаста, чем на медиума.
— Я с тобой, — сжав мой локоть, шепнула Роза.
Коровин приблизился к рядам и царственным жестом начал приглашать к столу избранных. Маруся. Роза и я попали в их число.
Последним место за столом занял Равиль. Коровин остановился за его спиной. Я приготовилась к тому, что он, как и в прошлый раз, начнет совершать над головой Равиля пасы, но ошиблась. Коровин сложил руки на груди и забормотал: «Всемогущий боже, дозволь благим духам содействовать мне в общении, коего я настойчиво добиваюсь. Сохрани меня от самообольщения, дабы я не думал, что нахожусь в полной безопасности от духов злых. Избавь меня от гордыни…»
Роза наклонилась к Марусе, сидящей рядом, и изумленно прошептала:
— Что он делает?
— Молитву медиума читает, — тоном, предназначенным для бестолковых, прошипела Маруся.
— А раньше что ж не читал? — не могла не поинтересоваться я.
— У великого магистра вчера одержание было, — с пафосом сообщила Маруся.
— Что это за недержание? — бестолково переспросила Роза. — Энурез, что ли?
— Одержание, — возмущенно зашипела Маруся, — знать бы пора. Это когда дух выходит из воли медиума и мешает ему общаться с другими духами. Так и до омрачения недалеко…
Невыносимый шепот Маруси заглушал все более и более громкий голос Коровина.
«…Если я поддался искушению как-либо злоупотребить или кичиться способностью, которую Тебе угодно было даровать мне, то я молю тебя, господи, забрать ее у меня…»
Вдруг я почувствовала на себе тяжелый взгляд, повернула голову и наткнулась на глаза Равиля. Взор его был злобен и мутен, но, встретившись с моим, мгновенно превратился в ласковый и просветленный. Меня охватил озноб.
«…Провидением, каково я есть благо всех, и также мое собственное нравственное продвижение», — возвышенно подвывая, закончил, наконец, молиться Коровин.
Равиль отвел от меня свои ласковые глаза и с почтением взглянул на великого магистра. Коровин же сделал многозначительную паузу и буднично сказал:
— Сегодня, милостивые государи и государыни, мы попытаемся вызвать дух императора Петра Великого. Надеюсь, нет возражений? — он обвел окружающих невидящим взглядом.
Возражений не последовало. Коровин назидательно продолжил:
— Однако учитывая, что дух царя Петра — дух мятежный и нетерпимый, каковым был и сам император при жизни, мы будем общаться с этим духом при помощи пневмографии. Прошу запомнить, господа, что для достижения нашей цели следует предельно сосредоточиться.
Я наклонилась к Розе и шепнула:
— Ты умеешь это делать?
— Конечно, — ответила Роза.
— Так сделай это и за меня, — попросила я. Роза изумленно пожала, плечами, выражая сомнение, удастся ли ей справиться с поставленной задачей.
— Я за тебя, — гаркнула Маруся, которую сомнения вообще редко посещают.
Коровин строгим взглядом призвал ее к тишине и театральным жестом тронул плечо Равиля. Тот поднялся со стула и, двигаясь по кругу, раздал сидящим за столом белые плотные листки бумаги и ручки. Лист бумаги и ручка достались и мне вместе с внезапным комплиментом.
— Сегодня вы неотразимы, — шепнул мне на ухо Равиль.
Я вздрогнула от неожиданности, но он уже что-то шептал Марусе.
— Что он сказал тебе? — спросила я, когда Равиль вернулся на свое место.
— Чтобы я ручку не ломала, — буркнула Маруся.
— Она в прошлый раз во время пневмографии ручку поломала, — пояснила Роза и тут же поинтересовалась:
— А тебе он что сказал?
— Что я неотразима, — вынуждена была признаться я.
— Врет, — успокоила меня Маруся.
Коровин тем временем начал делать пасы над головой Равиля, противно подвывая:
— Вызыва-а-а-а-ю-ю…. Вызыва-а-а-а-ю-ю…
Так продолжалось до тех пор, пока Равиль не побледнел, вздрогнул и глухим, с хрипотцой, голосом ответил:
— Пошто звал, холоп?
— Он здесь! — торжественно заявил Коровин. — Пишите свои вопросы.
Все присутствующие деловито бросились писать послания царю Петру. Я последовала их примеру и вывела на своем листочке традиционное «Где он?», на этот раз имея в виду уже Турянского, а не веник.
Когда все вопросы были заданы, Коровин, вновь делая пасы над головой Равиля, возопил:
— Ответь нам, о великий дух!
Бедный Равиль вновь вздрогнул, словно его плетью хлестнули, и, еще больше побледнев (какое мастерство!), произнес:
— Да.
Он как сомнамбула поднялся и пошел вокруг стола, останавливаясь за спиной каждого из сидящих. Его рука на миг застывала над листочком, делая сложные движения. Переходя к следующему клиенту, Равиль переворачивал листок чистой стороной вверх и двигался дальше, пока не обошел всех. Когда же он уселся на свое место, красное свечение исчезло, и люстра вспыхнула слепящим светом, который плавно перешел в обычное мягкое сияние.
— Переверните листки, — приказал Коровин. Все бросились переворачивать, всматриваясь в собственные вопросы, которые ничуть не изменились.
— О великий дух, — возопил Коровин, воздев руки к потолку, — ответь нам, недостойным!
Затем он буднично, расслабленно бросив вниз воздетые руки, сказал:
— Если дух соизволил ответить нам, то вы прочтете его откровения на обратной стороне.
Я мигом, опередив всех присутствующих (вот так реакция!), перевернула свой лист и обнаружила на нем надпись: «В этом доме».
Обычная надпись безо всякой там старославянской грамматики и ятей. Что за фокус?
Я подняла глаза к люстре и поняла.
Нет, не смысл дурацкой фразы на моем листке поняла я, а то, как ее сделали. Это была фотография. На бумажку нанесли известный мне химический состав, который позже и проявился, когда зажгли яркий свет, а до того освещение было красным, и текст был невидим. То же мне, фокусники!
