Козырной стрелок - Ильин Андрей (книги хорошего качества .txt) 📗

— Таких работников можно признать артелью и причислить к пролетариату, — предложил выход Федор.

— Нельзя. Они не наемный труд. Они собственники своих средств производства. И значит, хозяева. То есть совсем другой, противоположный пролетариату класс.

— Тогда пусть будет отец буржуй, а дети пролетарии.

— Опять нет. Они являются совладельцами средств производства. И наследниками средств производства. Пусть даже в настоящий момент их угнетает хозяин-отец.

— Тогда не знаю.

— Вот я и говорю. Границы, определяющие классовую принадлежность, размылись. Сейчас иной священник более сознателен в отношении к сложившемуся положению дел, чем обуржуазившийся люмпен-пролетарий. Мы не можем теперь ориентироваться на один только классовый подход. Классовый подход устаревает, как форма определения основных движущих сил и их союзников в предстоящей всем нам борьбе.

— Классовый подход никогда не утратит своих позиций, — возразил товарищ Максим. — Классовое сознание всегда будет в наибольшей степени присуще наиболее угнетенным слоям населения — пролетариям и малоимущему крестьянству. Кулаков-фермеров я, естественно, из их числа исключаю. Отметая классовую первооснову нашей борьбы, ты рискуешь обуржуазить и лишить истинно действенных лозунгов наше, по-настоящему классовое движение.

— И все же я не согласен, товарищ Максим. В этом вопросе наши взгляды расходятся диаметрально. Я бы хотел с тобой поспорить, но, к сожалению, сейчас не имею на это возможности.

— Мы можем завершить дискуссию позже, когда закончим дело, для которого здесь собрались. И можем развернуть дискуссию более широко, для чего привлечь к ней наших товарищей. Спорные вопросы теории партия не должна замалчивать, а, напротив, должна выносить в широкие партийные массы.

— Я согласен. И готов к дискуссии. Прохор и Максим пожали друг другу руки.

— Вернемся к нашему вопросу, — призвал Федор.

— Ты сказал, что у кандидата по-настоящему пролетарское происхождение.

— Да. Я знал его отца и мать.

— Какое у него место основной работы?

— Он работает в милиции, в уголовном розыске.

— Рядовой?

— Нет, подполковник.

— Образование?

— Школа милиции, юридический институт и курсы повышения квалификации.

— Отношение к воинской повинности?

— Отслужил срочную службу. Отличник боевой и политической подготовки. Комсомолец. Секретарь первичной ячейки своего стрелкового отделения. Награжден нагрудным знаком «За отличную службу» и поощрениями командования. Пять месяцев служил на погранзаставе на границе с Афганистаном. То есть знает о границе не понаслышке. Уволен из рядов Вооруженных Сил в звании старшего сержанта.

— За границей бывал?

— Да. Раньше по путевке профсоюза — в Болгарии и в Германской Демократической Республике. После в командировках по служебным делам в Австрии и Швейцарии.

— В Швейцарии?.. — оживился Прохор.

— Да. В Швейцарии. Был по обмену опытом три недели.

— Семейное положение? — продолжил выяснение анкетных данных Максим.

— Пять лет как разведен.

— Разведен — это нехорошо...

В привычном перечне вопросов зависла пауза.

— Ну при чем здесь семейное положение? — тихо возмутился Прохор. — Мы не жену ему подбираем. И не в гарем забрасываем.

— При всем при том семейное положение! При том, что если человек предал жену, он способен предать движение.

— Он не будет участвовать в движении. Он будет выполнять строго определенное задание. Между прочим в Швейцарии выполнять, где уже бывал и где имеет определенные связи.

— Этого мы не знаем.

— Если был три недели, то наверняка имеет.

— Хорошо. Кто его еще рекомендовал?

— Мой старый товарищ. Он работал в органах и характеризует его как кристально честного и сочувствующего нашему Делу человека.

— Вторая рекомендация есть?

— Вторая рекомендация моя. Я тоже знаю его с детства. Потому что знаю его родителей и часто бывал у них в семье. Я считаю, что ему можно доверять.

— Ты понимаешь всю степень ответственности, которую ты на себя возлагаешь этим решением?

— Конечно. Я готов отвечать за него партийным билетом.

— Ну что ж. Другие кандидатуры у нас есть? Других кандидатур не было. Вообще не было.

— Голосуем.

Все трое подняли руки.

— Единогласно.

— Ты говорил ему о характере нашей просьбы?

— Да. Но только в самых общих чертах.

— Где он?

— Ждет в соседней комнате.

— Позови его.

Федор ушел и тут же вернулся с крепким, лет сорока подполковником.

— Подполковник милиции Громов Александр Владимирович, — четко представился он.

— Вы знаете, зачем мы вас пригласили?

— Да. Вам нужно вернуть какие-то деньги.

— Не какие-то, а Народные деньги. Которые были заработаны потом и кровью пролетариев нашей страны в период развитого социализма. И которые принадлежат им. И должны быть направлены на дело освобождения их от существующего ига новой буржуазии...

— Погоди, Максим, — перебил его Прохор. — Так мы ничего не сможем объяснить. Разговор идет о деньгах, которые были положены центральным аппаратом Коммунистической партии Советского Союза в ряд иностранных банков в качестве непрекосновенного резерва на случай возникновения нештатных политических и социальных ситуаций. Которые, как вы видите сами, наступили. Я надеюсь, вы разделяете наше негативное отношение к тому, что происходит в стране?

— Да! — коротко ответил Александр Владимирович.

— Я очень рад, что наши взгляды на действительность совпадают. Иначе мы бы просто не могли с вами сотрудничать. Так вот, возвращаясь к деньгам. Сейчас эти деньги нужны не в заграничных банках, а нужны здесь. Нужны на организацию борьбы за освобождение страны от ига лжедемократии.

— Почему вы не получите эти деньги сами? — спросил Александр Владимирович.

— Мы не имеем такой возможности. Получение денег связано с рядом оргмоментов, требующих специальных навыков.

— Вы имеете в виду сопровождение и охрану груза?

— В том числе и это.

— А что еще?

— Еще определенный уровень юридической культуры и связей в силовых структурах или Министерстве иностранных дел.

— Для чего?

— У нас есть некоторые проблемы с доставкой этих средств в страну.

— То есть, если называть все своими именами, вам нужно окно на границе или слепой таможенник?

— Некоторым образом.

— Могу сказать сразу, что окна в границе у меня нет. А вот с таможней я, в силу своих служебных обязанностей, сталкивался. С таможней я, наверное, помочь могу. Но вряд ли на основе голого энтузиазма. Сами понимаете, в какое время мы живем.

— Сколько потребует таможня?

— Если те, кого я знаю, то пять процентов со стоимости провозимого груза, если до ста тысяч долларов, и два с половиной процента, если свыше ста.

— Значит, в нашем случае два с половиной, — заметил Федор.

— Если сумма значительно больше, они могут сделать скидку.

— Ну вот видите, — горячо сказал Федор.

— Это надежный канал?

— Это достаточно надежный канал. К тому же я могу подстраховать прохождение денег со стороны своей работы. В свою очередь, я могу задать вам вопрос?

— Конечно.

— Почему вы выбрали именно меня?

— Вас рекомендовали Федор и еще один человек. Они доверяют вам. Мы доверяем им.

— До меня вы ни с кем не работали?

— Так получилось... Работали. Но остались ими недовольны и были вынуждены отказаться от услуг.

— С кем вы работали? Это не праздный вопрос. Если вы нанимаете меня, я должен знать, кто был до меня. И должен знать о всех событиях, бывших до меня.

— Мы работали с генералом Петром Семеновичем.

— Который застрелился?

— Вы тоже об этом слышали?

— Я об этом не слышал, я об этом знаю! И в связи с вновь открывшимися в нашем деле обстоятельствами, с его самоубийством, я должен знать все. Абсолютно все.

— Хорошо, вы узнаете все, когда мы согласуем оставшиеся вопросы.