Дурак умер, да здравствует дурак! - Уэстлейк Дональд Эдвин (читать книги регистрация .txt) 📗
Седовласый круглолицый священник в черном одеянии ласково улыбнулся мне, оглядел с головы до ног и произнес тихим елейным голосом:
— Доброго вам дня, досточтимый сэр. А мисс Гертруда Дивайн дома?
Достаточно ли надежно я спрятал лампу? Суетливо и поспешно прижав ее к крестцу, я ответил:
— Э... нет. Ей... э... надо было ненадолго уйти. Не могу сказать, когда она вернется.
— Ага. Ну что ж, — со вздохом сказал священник, вытаскивая бурый бумажный пакет из-под левой мышки и запихивая его под правую. — Зайду попозже. Извините за беспокойство.
Любая мелочь, любая кроха сведений могла иметь значение, поэтому я спросил:
— Не соблаговолите ли объяснить, в чем дело?
— Библия мистера Грирсона, — ответил священник. — Может, я зайду завтра пополудни?
— Не знаю, будет ли мисс Дивайн дома, — сказал я. — Что вы имеете в виду, говоря о библии мистера Грирсона?
— Он заказывал библию с посвящением.
Итак, мой дядя Мэтт, знаменитый кутила, гуляка и мошенник, на склоне лет обратился к богу. Сознавая, что это низко, я, тем не менее, испытал легкое злорадство при мысли о том, что донельзя уверенный в себе обманщик утратил изрядную долю этой уверенности, как только почувствовал приближение конца.
Думаю, мне удалось скрыть это недостойное человека чувство. Я сказал:
— Может быть, я сумею вам помочь. Я — племянник мистера Грирсона.
— О, правда? — его довольная улыбка приобрела печальный оттенок. Весьма рад познакомиться с вами, сэр, хотя, конечно, предпочел бы сделать это при менее прискорбных обстоятельствах. Я — преподобный Уиллис Маркуэнд.
— Здравствуйте. Я — Фредерик Фитч. Э... не зайдете ли в дом?
— Если вы уверены, что я не нарушу...
— Ни в малейшей степени, сэр.
Когда я закрывал дверь, преподобный Маркуэнд заметил лампу. Я издал глупый смешок и объяснил:
— Вот, как раз чинил, когда вы пришли.
Водрузив купидонов обратно на телевизор, я предложил преподобному присесть.
— Ваш дядя был замечательным человеком, — начал он. — Такая утрата!
— Вы были близко знакомы?
— Боюсь, что только по телефону. Мы немного поболтали, когда он позвонил в институт, чтобы заказать библию, — преподобный похлопал по лежавшему на диване бурому конверту.
— Это она и есть?
— Не желаете ли взглянуть? Это наше лучшее издание, просто красота. Мы все очень им гордимся.
Сняв обертки, он показал мне книгу. Она и впрямь производила внушительное впечатление, почти такое же, как лампа с купидонами, и была выдержана в той же цветовой гамме. Переплет из белого дерматина, затейливое золотое распятие, золотая же вязь на корешке. Обрез тоже был золотой, а закладками служили красные ленточки. Книга изобиловала старательно выведенными буквицами и была щедро снабжена иллюстрациями на толстой бумаге, а большинство диалогов было набрано красным шрифтом. На фронтисписе красовалось посвящение, начертанное золотым курсивом: "Дражайшей Герти Дивайн со всею моею любовью навсегда. Но куда ты пойдешь, туда и я пойду.
Руфь 1: 16. Мэтью Грирсон".
М-да, странно. Я еще мог представить себе, что дядюшка Мэтт на склоне лет пристрастился к богословию, тем более, зная, что болен неизлечимой формой рака. Но едва ли ему, да и кому-нибудь другому, пришло бы в голову дарить Герти Дивайн (несмотря на ее ангельскую душу) библию в переплете из белого кожзаменителя с золотым тиснением. В это как-то не верилось. Стало быть, книга содержит в себе еще что-то, незаметное с первого взгляда.
Я понял. Это была какая-то весточка. Ключ, который сумеет распознать Герти.
Ключ к чему?
Может быть, триста тысяч долларов — это еще не все? В конце концов, дядя Мэтт сколотил свое состояние в Бразилии, а Бразилия — огромная молодая страна, богатая еще почти не тронутыми запасами сырья. Может быть, денег больше, гораздо больше, а триста тысяч — лишь верхушка айсберга. И указатель пути к главному кладу — как раз в этой библии?
Ну конечно! Зачем еще дарить триста тысяч совсем чужому человеку, даже если по бумагам он — твой родственник? Да затем, что это — крохи для цыплят, а настоящая кубышка запрятана где-то еще.
Вот почему дядя Мэтт подослал ко мне Герти. Он предоставил ей самой решать, рассказать мне об остальных деньгах или нет. Триста тысяч — это просто испытание, чтобы узнать, стоит ли отдавать мне все. А Герти похитили люди, которые хотят вытянуть из нее сведения о кладе.
— Вы разносите эти штуки? — спросил я.
— Э... — священник растерянно улыбнулся. — Возникает вопрос оплаты.
Ваш дядя должен был прислать нам чек, но, к сожалению, кончина помешала ему...
— Сколько это стоит? — спросил я.
— Тридцать семь долларов пятьдесят центов.
— Я выпишу вам чек, — сказал я, доставая чековую книжку, которую прихватил из дома, поскольку не знал, как долго буду в бегах. Но пока мне не выдавалось случая воспользоваться ею.
Преподобный Маркуэнд снабдил меня ручкой и сказал:
— Выпишите на Институт любящих сердец.
Я передал преподобному чек, и Маркуэнд, казалось, опять собрался сесть, чтобы уже в качестве священнослужителя, а не рассыльного, обсудить со мной мои собственные богословские воззрения, но я сумел отбояриться от него, заявив, что должен немного поработать. Преподобный выказал полное понимание и тотчас ушел, а я приступил к штудированию священного писания.
Проведя за этим занятием почти час, я так ничего и не вычитал. Вроде, библия ничем не отличалась от любой другой. Во всяком случае, я никаких особенностей не обнаружил. Но ведь сообщение было адресовано Герти, которая, несомненно, поймет все с первого взгляда.
В конце концов мне пришлось забросить богословие. Я засунул библию в духовку, от глаз подальше, и, забыв о ней, возобновил размышления, прерванные приходом преподобного Маркуэнда. Собственно, они сводились к тому, что единственный факт, в котором я мог быть уверен, — убийство дядюшки Мэтта. Начав с этого факта, я, если очень повезет, сумею раскопать еще несколько достоверных фактов.
Что ж, прекрасно. На тот случай, если Герти удастся убежать от похитителей, я оставил ей записку, в которой обещал время от времени позванивать, и отправился в библиотеку, чтобы просмотреть газетные сообщения об убийствах.
