Седьмой грешник - Питерс Элизабет (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗

Напрягая зрение, она вглядывалась в окружающую темноту, пытаясь уверить себя, что этого не может быть. Такое не могло случиться. Ее друзья должны быть где-то здесь, не могли же они все сразу исчезнуть... Где-то, страшно далеко, прозвучало эхо — не то чей-то смех, не то голос.

Джин пустилась бежать и тут же ушибла ногу о торчащий камень. Слабый огонек свечи сразу заметался. Содрогаясь от ужаса, Джин прикрыла его ладонью. Если свеча погаснет, она погибла. «Ужас тьмы»... — это слова святого Иеронима. Наверно, он знал, что говорил, имея в виду не просто темную ночь, а могильную тьму смерти.

Джин понимала, что двигаться с места нельзя. Она совершенно потеряла ориентацию, а коридоры разветвлялись на каждом шагу. Рано или поздно ее хватятся, и Монтини, который, надо думать, дорогу обратно знает так же хорошо, как дорогу вперед, вернется за ней. Если она останется здесь, ей нечего опасаться...

«Опасаться» — это слово вдруг поразило ее своим зловещим смыслом. Конечно, ей нечего опасаться, что о ней забудут. Если только она не впадет в панику, ее найдут, но если ее подозрения верны, другая опасность следует за ней по пятам, следует уже много дней. Вдруг ее ждет четвертое, и уже последнее «происшествие»!

Она вздрогнула, услышав какой-то звук. Искаженный и усиленный эхом крик больше походил на вой, но как только Джин взяла себя в руки и прикрыла драгоценное пламя свечи, она различила, что зовут ее. Последние остатки благоразумия улетучились, и она пустилась бежать — то ли навстречу спасителю, то ли прочь от неизвестного убийцы. Она уже ничего не соображала и со всего размаху врезалась в приближающуюся фигуру. Ее свеча погасла — и к счастью, иначе она прожгла бы рубашку своего спасителя. Ловким движением он успел в последнюю минуту отстранить собственную свечу и свободной рукой обнял Джин.

— Майкл, — прошептала Джин.

— Он самый. Что с тобой? С чего такая паника?

— Тебе ли спрашивать. — Джин отступила, и он не стал удерживать ее. — А с тобой... с тобой все в порядке?

— Со мной? Конечно. — Майкл улыбнулся. — Я излечился. Мне здесь даже нравится.

— А мне нет! — Но Джин не нравилось и другое — ее пугало выражение лица Майкла и то, как блестят в свете свечи его глаза. Зрачки были сильно расширены, взгляд неподвижен. Загадочная полуулыбка усиливала неприятное впечатление.

— Ну, раз ты меня спас, пошли скорей догонять остальных.

— Зачем спешить? Здесь тихо и спокойно. Так, как и должно быть. Остряки туристы ушли, никто не глазеет, не притворяется напуганным...

— Майкл!

— Я не ходил к мессе с тринадцати лет, — мечтательно продолжал Майкл. — Церковь так отвращала меня, что, проходя мимо, я всегда плевался. Никакие новые общественные движения во славу Иисуса меня не привлекали, не люблю всей этой показухи. Но в таком месте, как это, начинаешь постигать смысл веры. Понимаешь, что означают все христианские символы и тот факт, что одно не противоречит другому, а, наоборот, сливается с ним. Смерть и воскресение, возвращение туда, откуда ты вышел, плоти — в землю, а души — к Господу.

— Майкл, — повторила Джин. Она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать, ей казалось, что он где-то далеко от нее. — Перестань, пожалуйста. Ты меня пугаешь.

— Чего ты боишься? Нас скоро найдут. Если только мы не пойдем назад.

Джин решила, что нужно кричать немедленно. Ей было стыдно, наверное, ей просто мерещится, что Майкл прижимается к ней всем телом, заталкивая ее в темный боковой проход. Пусть мерещится, она все же закричит.

Джин уже открыла было рот, но тут на нее из-за поворота налетел Энди. Он держал свечу высоко над головой, и в ее свете копна рыжих волос блестела, словно нимб.

— О, простите, я, кажется, помешал, — холодно произнес он. — Но Монтини уже бьется в судорогах. Он рассказывал нам ужасные истории о том, как люди терялись здесь и заблудившихся находили только много лет спустя... Так что лучше бы вам подыскать более подходящее место для уединения. Согласны?

— Если я когда-нибудь решусь уединиться для утех в таком местечке, можешь послать меня к врачу на освидетельствование, — проговорил Майкл своим обычным голосом. — Мы здесь просто философствовали. Веди нас к Монтини, нахал!

Остальные поджидали их в маленькой часовне с грубыми стенами. При виде заблудившихся Монтини разразился страстной речью. Когда он устал браниться и процессия двинулась дальше, Джин проскользнула поближе к Жаклин.

— Простите, — прошептала она задыхаясь. — Сама не знаю, как это случилось. Как вы думаете...

— Я ничего не думаю. Только, ради Бога, держись ближе ко мне.

И почти сразу они вышли из мрачных коридоров на широкую подземную площадку. Сводом ей служило сложное переплетение древних брусьев и современных балок. Еще до объяснений падре Джин догадалась, что они находятся под церковью. На этой площадке как бы встретились два пласта истории. Перед экскурсантами выстроились в ряд римские мавзолеи — небольшие сужающиеся кверху кирпичные сооружения, которые выглядели так, будто их возвели лет десять назад. Поодаль в стороне виднелись остатки стен христианского культового центра, который построили над рядом могил на два или три столетия позже.

Монтини начал рассказывать, но Джин слушать не стала. По правде говоря, ее мало интересовало, удалось ли вообще похоронить Петра и Павла, а уж где — и того меньше. Майкл был не так уж далек от истины в своих недавних теологических рассуждениях, хотя ее и не устраивало место и время, выбранное им для подобных бесед. Плоть человеческая обращается в прах, физические же останки — ничтожные пустяки, что-то вроде гальки или раковин, собранных ребенком на память о прогулке. Разве не сам апостол Павел сказал: «А как стал мужем, оставил младенческое»? [33]

Однако она чувствовала и то, как влекут к себе эти безмолвные свидетельства бренности человеческой жизни. Душа так забаррикадирована плотью, что ей надо к чему-нибудь прилепиться. Присев на корточки под нависшим фундаментом верхней церкви, Джин ощутила легкую дрожь, когда ей попались на глаза нацарапанные на стене надписи — она прониклась сочувствием к тем, кто приходил сюда возносить молитвы над останками апостолов.

— "Paule et Petre, petite pro Victore", — громко прочитала она, а Жаклин, присевшая около нее на корточки, перевела:

— "Петр и Павел, помолитесь за Виктора". Подумайте, я еще помню латынь, а ведь учила ее двадцать лет назад!

— Прекрасно! — отозвался стоявший за ними Энди. — А вот акцент Джин похвалить не могу. Хотя она и специалист в средневековой латыни, меня от ее произношения корежит.

— Ну, тогда и мне лучше помалкивать, — сказала Жаклин, поправляя очки. — Я все забываю, что большинство из вас владеет латынью не хуже, чем английским.

— Ну да, это ведь язык, с которым мы работаем, — подтвердил Энди. — Ладно, дамы, оторвитесь от созерцания. На очереди языческие захоронения.

Остальные уже спустились ниже и стояли перед мавзолеями. На одном из них сохранилась мраморная табличка с именем того, кто здесь похоронен. Подначиваемая молодежью, Жаклин попробовала разобрать надпись. Это заняло немало времени, ее прическа рассыпалась, очки съехали на нос.

— Не могу даже первое слово разобрать, — пожаловалась она. — MCL — это что, дата? [34]

— М — означает Marcus, CL — Clodius, — объяснил Энди. — Marcus Clodius Hermes — так звали того парня, который лежит здесь.

— Ага, понимаю: «Маркус Клодиус Гермес, кто...» Все ясно! «Кто жил... лет...» Какие-то цифры... Подождите минутку, я должна римские цифры посчитать по пальцам, — «кто жил семьдесят пять лет»!..

Вдруг она смолкла. Дейна рассмеялась и начала подсказывать ей, но более чуткий Энди схватил Жаклин за руку:

— Джеки, что с вами?

Жаклин обернулась. Увидев ее лицо, Джин вздрогнула. Оно было бледное как полотно, только на скулах горели два ярких пятна. Завитки распущенных бронзовых волос обрамляли уши, будто медные украшения. Не обращая внимания ни на Энди, ни на остальных, она растолкала всех, как козявок, и ринулась к Джин.