Бермудский треугольник черной вдовы - Донцова Дарья (читать книги онлайн txt) 📗
– Согласен, – кивнул Денис, – цен я не знал, но подумал, что во времена динозавров аппаратура за копейки не продавалась.
Борцов крякнул, Жданов, не обращая внимания на него, резвым рысаком поскакал дальше.
– Так я и сказал Ливневой: «Отец баловал Семена». Анна Сергеевна бросилась на защиту Кратова: «У мальчика мать умерла рано, Федор Григорьевич сына очень любил. Сеня не хулиганил, с детства был вдумчивый». И давай режиссера нахваливать, дескать, он с камерой не расставался, кино постоянно снимал, сделал документальный фильм «Деревня Гуськово», его в местном клубе показывали, ребенку подарок от администрации села вручили. Семен профессию прямо с пеленок выбрал. После школы поступил…
– Почему он про деревню Гуськово фильм снял? – удивился Иван Никифорович.
– Шеф, вы сразу суть ухватили, – похвалил его Жданов, – а у меня память гениальная. Гуськово почему-то в голове засело, вроде я про него раньше слышал. И вдруг вспомнил! Где дача у родителей Веры Лазаревой была? В Гуськове! Возраст у Семена и Веры один, в детстве они могли вместе играть. Ох, забыл сказать. Отец Кратова писатель, строчил сценарии для кино, у него в Гуськове дом был.
– Так, – протянул Иван, – любопытно.
– Вот и мне так показалось, – ажитировался Денис. – Я у Ливневой поинтересовался, не поддерживал ли Семен перед уходом в монастырь близкие отношения с женщиной по имени Вера Лазарева? Вероятно, она его подруга детства из Гуськова. Домработница ответила, что Кратов жил крайне замкнуто, никаких приятелей не имел, любовниц не заводил. В школьные годы мальчика вывозили в Гуськово на дачу, там у него было много друзей, но дети к Сене в гости приходили редко. Отец работал над книгами, ему шум мешал. Имен ребят из деревни Анна Сергеевна не помнила. Я решил взбодрить ее память и спросил:
– Значит, в детстве Кратов не был нелюдимым? Когда он полюбил одиночество?
Тетка призадумалась:
– Лет в тринадцать-четырнадцать. Точно, вспомнила! Отец Сени тогда уехал с группой писателей по стране, лекции народу они читали. Я осталась с мальчиком одна, он прямо от рук отбился, целыми днями где-то носился, потом вдруг заболел, слег, неделю в постели провел, есть-пить-читать не хотел. Ни температуры, ни насморка не было, просто какая-то беспричинная слабость. Потом он выздоровел, но до конца лета на участке сидел, не хотел по улице носиться, дети к нему не заходили. Да, да, припоминаю… В Гуськове в то лето кто-то из мальчиков то ли утонул, то ли на велосипеде ехал и под машину попал, его насмерть сбили. Все дети в деревне на мопедах гоняли. Что-то такое приключилось. Сеня испугался, стал домой в Москву проситься… Вроде мы уехали в середине августа. Но вот что точно, больше Сеня в Гуськово не ездил, на следующий год истерику закатил: не хочу на дачу!
Отец рассердился:
– Не желаешь в комфортных условиях жить? Отправляйся в лагерь.
И отослал его на два месяца в Крым, в какое-то место от Министерства обороны. Семен туда ездил до окончания школы, в Гуськово категорически ехать отказывался. А его папаша, наоборот, любил дачу.
Денис обвел всех торжествующим взглядом.
– Ну? Интересно, да? Я примчался в офис, рассказал все Роберту, и мы залезли в компьютер.
– Радует местоимение «мы», – усмехнулся Троянов.
– Ты открыл ноутбук, – исправился Жданов, – но идея моя. Я подумал: у Лазаревой дача в Гуськове, Кратов там летом жил, а что Паскин? И Сачков? И Гена Волков? Вдруг они тоже оттуда? А теперь угадайте, где родился Анатолий Паскин, где он прожил до двадцати пяти лет, до смерти матери, которая его одна воспитывала? В каком селе находился дом, который Толя продал, чтобы купить однушку в Марьиной Роще? Ну? Кто хочет стать миллионером? Нужна помощь зала?
– В Гуськове? – предположил Глеб Валерьянович.
– Приз в студию, – подпрыгнул Денис, – начинается суперигра! Паскину столько же лет, сколько Лазаревой и Кратову. Троянов порылся в документах и выяснил, что во времена детства Веры в Гуськове жило двести пятьдесят восемь человек, из них семьдесят детей. Ровесников Веры шестнадцать. Думаю, к ним нужно прибавить дачников, допустим, приезжих двадцать, итого тридцать шесть ребят. Они все друг друга знали. Не хочу сказать, что одной компанией повсюду таскались, но точно общались.
– А что Сачков и Волков? – остановил нашего «гения» шеф.
– У матери Владимира дачи не было, – уже менее радостным тоном заметил Жданов, – но она могла снимать дом в Гуськове.
– Или в другом селе, – сказал Глеб Валерьянович, – не притягивай информацию за уши.
– И что получается? Лазарева прячет тетрадь с рисунками, где упомянуты ее друзья детства, она точно не хочет, чтобы картинки посторонним на глаза попались! Почему? – не утихал Жданов.
– Если желаешь спрятать вещь, ее не стоит тащить на работу, – заметил Иван Никифорович.
– Вы не правы, – заспорил Денис, – это смотря от кого чего утаить хочешь. Кто сейчас в квартире кроме Веры живет?
– Алексей Голиков, сын Инны Валерьевны, – ответила я.
– О! – обрадовался Жданов. – Вера явно не хочет, чтобы тетрадь попалась ему на глаза. Квартира у черной вдовы большая, но муж может на «живопись» наткнуться, удивиться, станет вопросы задавать. А на службе Лазарева никого не опасалась.
– Она единственная запирает стол, – протянула я.
– Во! – воскликнул Жданов. – Чуете? Красотка не желает, чтобы коллеги рассматривали ее работы, отсюда и замок. Но какая-нибудь любопытная баба могла его открыть. Тань, он сложный?
– Не особенно, – пожала я плечами, – электронная отмычка на раз-два справилась, а ее сейчас легко купить. Не успела я запереть ее стол, потому что вошла одна из сотрудниц, а потом мне пришлось успокаивать Любовь Павловну Сачкову. В мое отсутствие вернулась Лазарева и наорала на коллегу, которая сидела в кабинете, обвинила ее во вскрытии своего стола, грубила.
– Ага! – воскликнул Денис. – И какой вывод делаем из услышанного? Вере не по вкусу, что любопытные руки шарили в ящике, но то, что рисунки увидят сотрудники, пугает ее меньше, чем если их увидит Алексей. Почему? И что такого тайного в картинках?
– А вот и я! – воскликнула Антонина, врываясь в комнату. – Замерзла жуть, на улице колотун.
– Ноябрь, – элегически заметил Борцов, – для России уже зима.
Троянов крутанулся на компьютерном стуле.
– У нас мороз в июне – июле, а в декабре одуванчики зацветают.
– Ветер свищет, – поежилась Юрская, – чуть с ног не сбил, всего ничего по улице прошла, а насквозь продрогла. Ольга Олеговна милая такая, дальше холла меня не пустила, разговаривали мы у вешалки, она на стуле сидела, а я сначала стояла. Радушная хозяйка. На внутренней стороне двери у нее объявление висит, если бы не оно, не поболтать бы мне с Ткач по душам. Уж извините, сварю себе чашку кофе и отчитаюсь.
Я встала:
– Сделаю тебе латте, начинай рассказ.
– Погодите, – засуетился Жданов, – я забыл одну деталь из разговора с Ливневой сообщить.
– Это потому, что ты щебечешь, как воробей, – неодобрительно заметил Роберт, – птица с ветки на ветку скачет, суетится, а Ден докладывает бестолково. Начал говорить о домработнице Кратова? Заверши. Потом к сообщению про детей из Гуськова переходи.
У Дениса покраснели уши, но он сделал вид, что не слышит Роба.
– За неделю до показа на канале «Говорун» своего сериала Семен попросил Ливневу отвезти три конверта по разным адресам. Такое поручение он дал Анне Сергеевне впервые. Домработница удивилась: «Сеня, зачем по городу кататься? Можно по почте отправить». Кратов отрезал: «Нет. Это очень важная корреспонденция. Боюсь, что конверты потеряют, вовремя не принесут. Если тебе лень, сам займусь». Ливнева выполнила его поручение. Сейчас она не может назвать ни номеров домов, ни квартир, но вспомнила, что одно послание бросила в ящик в подъезде дома где-то на Патриарших прудах, второе – на Старом Арбате, в переулке на задах МИДа, третье – в убогой пятиэтажке в Марьиной Роще.
Глава 23
Антонина почти залпом опустошила чашку и стала докладывать о том, что разузнала.
