Эликсир князя Собакина - Лукас Ольга (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
Это была Книга.
Петр Алексеевич придвинул к себе лежавший на видном месте увесистый том и нежно погладил суперобложку, украшенную голографическими символами твердых валют. Поверх валют было выведено золотом:
Последние три месяца Рамакришна поселился у Савицкого на правах самого дорогого гостя и стал для директора чем-то вроде Книги Перемен. Петр Алексеевич приобрел привычку раз в десять минут открывать всезнающего Гопкинса на случайной странице, чтобы получить ответы на вопросы: что было, что будет, чем дело закончится, чем душа успокоится?
На этот раз выпала тринадцатая страница. Савицкий поморщился, ткнул пальцем пониже, чтобы не попасть на тринадцатую же строчку, и прочел:
Бывают минуты, когда действовать становится неблагоразумно или невозможно. Предайся тогда уединенным размышлениям и жди Слова или Знамения. А пока ждешь, лучше всего занять ум чем-нибудь однообразным и монотонным, не требующим затрат чистой энергии и не беспокоящим Голодных Духов.
Петр Алексеевич мысленно поблагодарил гуру – чистой энергии у него и так почти не осталось, вся ушла на спасение бизнеса. Что бы такого поделать монотонного? Взгляд его упал на портрет жены Нади, стоявший тут же, на столе, и он сразу вспомнил данное ей обещание: отсканировать студенческие и свадебные фотографии, сделанные задолго до наступления цифровой эпохи. Давно собирался, но все было некогда, а поручать это личное дело секретарше Юле он не считал возможным.
Зазвонил телефон. Забыв о сбережении чистой энергии, Савицкий вцепился в трубку так, словно это был прибор для измерения силы.
– Оплатите услуги телефонной связи до 29 июня, или линия будет отключена. Оплатите услуги телефонной связи…
В таких случаях гуру учил без промедления думать о светлой стороне вещей.
– А ведь могли и Голодные Духи позвонить, – пробормотал Петр Алексеевич, ослабил побелевшие пальцы и осторожно положил трубку на рычаг.
Раньше за оплатой счетов следила Юля. Теперь она в отпуске. В долгосрочном, неоплачиваемом, без всяких перспектив возвращения «отпуске», как теперь стали стыдливо называть увольнение. Там же и все остальные сотрудники «Газинапа». Еле-еле движутся только три линии: лицензионные «Байкал» и «Тархун», а также первое, самое удачное детище Петра Алексеевича – «Квас из бочки». Их обслуживают люди, которых просто немыслимо выставить на улицу: многодетная мать из Инты Марь Иванна, бывший алкоголик, а ныне трудоголик Семен, да еще Миша – непутевый сын домработницы Савицких тети Зины. Три линии из четырнадцати! А ведь прошлым летом завод не останавливался даже ночью…
Завтра привезут оставшиеся холодильники из сети магазинов «Эконом-классик». Уж если даже экономы отказываются от сотрудничества, то, значит, дело совсем труба. Сливайте всю газированную воду, какая найдется на складе, причем в самом что ни на есть печальном и буквальном смысле…
«Стоп, стоп! Где-то тут должна быть светлая сторона!» – оборвал свои размышления Савицкий.
Неужели нет?
Есть: уже нашлись желающие купить пару холодильников. Правда, за четверть цены, но ведь это только начало. А там, глядишь, пойдет слух, люди захотят иметь у себя дома оригинальные и экономичные агрегаты, дела наладятся, и через полгода Петр Алексеевич станет директором завода по изготовлению креативных криогенных установок для дома, офиса и торговых помещений. «ООО „Криогений“» – отлично звучит. Да что там холодильники! Микроволновки, стиральные машины, плиты газовые, плиты электрические, тостеры… Петр Алексеевич улыбнулся своим фантазиям, любовно погладил Рамакришну Гопкинса и потянулся к лежащей рядом стопке фотоальбомов.
На самом верху покоился старинный альбом с золотым обрезом. Через всю первую страницу тянулась каллиграфическая надпись:
Дорогому Петечке от бабули в день окончания шестого класса.
Люби меня, как я тебя, и вечно будем мы друзья
Давно это было.
В день, когда внучек закончил шестой класс на все пятерки, бабушка торжественно вручила ему аккуратный сверток, перевязанный алой шелковой ленточкой. Начинающий филателист решил, что внутри, конечно же, тот самый альбом для марок, который он клянчил с начала второй четверти, но в свертке оказался совсем другой альбом – старый и потертый, с фотографиями каких-то древних предков. Последние страницы были еще пустыми.
– Тебе предстоит их заполнить! – торжественно объявила бабуля.
Петька тогда своей миссии не оценил. Он пролистал альбом, поглядел на бородатых дяденек в странных очках на веревочках и засунул это дело в самый дальний угол книжного шкафа – между собранием сочинений Анатоля Франса и книгой «Как себя вести».
«Если уж сканировать – то с самого начала», – подумал Петр Алексеевич и провел ладонью по глянцу старинной фотографии, на которой его бабушка – кудрявая кукла в платьице с рюшами – была запечатлена сидящей на коленях у своего отца, князя Льва Сергеича Собакина.
«Я была очень капризное и непоседливое дитя, – вспомнил Савицкий рассказ бабушки. – Для того чтобы заставить меня сфотографироваться, папа пришлось сводить меня в кофейню к Саврасенкову и напоить горячим шоколадом…»
Петр Алексеевич улыбнулся. Бабуля была жива до сих пор, через месяц ей исполнялось 96 лет, и он подумал, что к празднику надо преподнести старушке новое кресло. Говорят, в Японии разработали каталку, управляемую силой мысли, а сила мысли у бабули была до сих пор недюжинная.
«Да где же я теперь возьму денег на такое кресло?» – тут же спохватился Петр Алексеевич. Он тяжело вздохнул, но сразу опомнился: «Думаем позитивно! Воображаю, куда бы бабуля укатила на силе своей мысли. Сколько бы денег на одни телефонные переговоры ушло!»
Он перевернул страницу.
Следующей шла фотография Льва Сергеича Собакина соло. Фотограф запечатлел князя во время одной из его многочисленных экспедиций. Судя по сдвинутой набекрень папахе, а также по парящему в небе орлу, путь легендарного предка в то время пролегал по хребтам Кавказа.
Прадедушка-князь был человек, мягко говоря, необычный. Он с юных лет проявил себя отступником света и большим оригиналом. Потомок старинного рода решительно отказался от службы в гвардии и поступил в Петербургский университет, причем не на юридический и не на историко-филологический, а на химический факультет. Учился Лев Сергеич у самого профессора Менделеева и даже написал под его руководством магистерскую диссертацию по теории растворов.
«Димитрий Иванович очень, очень высоко ценил папа», – любила повторять бабуля. При этом она делала такое лицо, будто узнала об этом от Димитрия Ивановича лично.
Как бы то ни было, профессором князь так и не стал – не позволил порывистый и неуемный характер. Он никогда нигде не служил, в родовом имении подолгу не засиживался, а большую часть жизни провел в разнообразных, часто загадочных и всегда опасных экспедициях. В наше время сказали бы, что его сиятельство был большой любитель экстрима. Он разыскивал мамонтовую кость на Крайнем Севере и стоянки людей каменного века на альпийских озерах. В компании писателя Мамина-Сибиряка сплавлялся на барках по реке Чусовой. Пару лет прожил в своей псковской деревне Зайцево и, говорят, работал там на земле наравне с крестьянами. Принимал участие в Уральской экспедиции Менделеева и не прерывал контактов с учителем до самой его смерти.
Успехом у дам князь, несмотря на титул и богатство, не пользовался. Уже в юности, пришедшейся на 1880-е годы, он фраппировал людей света клочковатой бородой, синими очками и крайне нелюбезным характером. «Какой-то разночинец, un moujik», – фыркали дамы. Кроме того, князь пугал всех – и аристократию, и особенно интеллигенцию – своими убеждениями, представлявшими собой дикую смесь монархизма, анархизма, прогрессизма, сциентизма и самого пылкого патриотизма. Еще студентом он опубликовал в газете «Гражданин» статейку, где доказывал, что Русский Дух не есть метафорическая или метафизическая абстракция, а напротив, представляет собой «химическую действительность», которую рано или поздно откроет наука. Передовая общественность встретила статью ухмылками, а ретрограды – улюлюканьем. «Он химик, ботаник, он Духа избранник, князь Лева, из света изгнанник», – изгалялся Виктор Буренин. После этого случая князь печатно никогда не высказывался, однако часто писал что-то, запершись у себя в кабинете.
