Что сказал покойник - Хмелевская Иоанна (читать хорошую книгу txt) 📗

Этот вопрос решили за меня.

— Мадам, будьте столь любезны… — галантно обратился ко мне мужчина в штатском.

Он взял меня под руку, прихватил мои вещи и двинулся ко входу в одном из крыльев замка. Отчаяние придало мне силы.

— Минутку! — вскричала я и вырвала у него руку. — Какой чудесный вид!

Я не была уверена, что в моем голосе прозвучал лишь беззаботный восторг, но я очень старалась. А поскольку я поняла, что меня опять ждут суровые испытания, надо было хотя бы осмотреться. Реку загораживал кусок стены. Может, попытаться бежать через эту стену? Нет, неизвестно, что за ней. К тому же меня успеют схватить, пока я буду через неё перелезать. Уж лучше ночью…

Потом я позволила отвести себя в здание. Внутреннее убранство было не менее роскошным, чем в бразильской резиденции. Техника тоже была на высоте. Громадный шкаф в стиле барокко оказался входом в лифт, венецианские зеркала раздвигались сами по себе, как только к ним приближались. В одной из комнат все стены от пола до потолка были заняты книжными полками. Одна из них сдвинулась в сторону после того, как нажали на медный шарик — деталь каминного орнамента, — и перед нами оказался кабинет шефа. Это было просторное помещение, интерьер которого приятно разнообразили архитектурные конструкции и кактусы в мраморных горшках. Посреди комнаты стоял шеф с приветливой улыбкой на лице.

Случается так, что два человека, встретившись первый раз в жизни, сразу почувствуют симпатию друг к другу или такую же спонтанную антипатию. Как-то я познакомилась у Аниты с одним человеком, поляком, постоянно проживавшим в Дании. Это был весьма интересный мужчина. Я тоже не урод. Не скажу, чтобы нравилась всем без исключения, но и стихийного отвращения как будто не вызываю. В конце концов, я не косая, не рябая, не совсем уж лысая, из носу у меня не течёт. Короче говоря, новый знакомый был интересным мужчиной, да и я женщина хоть куда. Тем не менее не успели нас представить друг другу, как мы почувствовали такую сильную взаимную неприязнь, которую никакое воспитание, никакие светские навыки не смогли скрыть. Агрессивная неприязнь излучалась всеми порами тела и, пропитав воздух, сделала просто невозможным наше пребывание в одной комнате.

Нечто подобное произошло и сейчас. Посреди комнаты стоял очень интересный мужчина в самом подходящем возрасте, и представьте, блондин! Темно-русые волосы, карие блестящие глаза, брови немного темнее волос и такие ресницы, что мне завидно стало. При этом стройный, высокий, но в меру, прекрасно сложен и прекрасно одет. Можно сказать, идеал мужчины!

С первой же минуты этот идеал вызвал у меня такую же сильную антипатию, как и тот земляк, у Аниты. И я готова была поклясться, что вызвала у него подобное же чувство. Эта взаимная неприязнь возникла сама по себе, а не только потому, что он посягал на мою свободу и жизнь, а я держала в своих руках, вернее, в зубах, все его состояние.

До этой встречи мы оба были полны решимости как можно дольше ломать комедию друг перед другом. Он собирался играть роль представителя Интерпола, а я — делать вид, что верю ему. Но как только мы увидели друг друга, сразу поняли, что не сможем притворяться, слишком сильна была в нас ненависть.

— Вон! — бросил он моим сопровождающим, и тех как ветром вымело из кабинета.

С минуту мы молча рассматривали друг друга.

Я первая нарушила молчание.

— Надеюсь, я могу сесть, — ядовито сказала я. — И надеюсь, меня наконец накормят. Или, может быть, вы и дальше намерены морить меня голодом?

— Стоило бы, — не менее ядовито ответил он. — Ведь мягкого обращения ты не ценишь.

Усевшись в удобном кресле, я налила себе содовой воды из стоявшего на столе сифона и подняла стакан.

— За твоё здоровье! Люблю разговор начистоту. И могу тебя заверить, что жестокое обращение приведёт к ещё худшему результату.

Не знаю, почему мы сразу перешли на ты, это такая редкость во французском языке. Может, нас сблизило единство взглядов на создавшуюся ситуацию, а может, мы инстинктивно избрали такую форму разговора в предвидении неизбежной ссоры, при которой трудно будет соблюдать вежливость. Очень удобно произнести «ты, свинья!» во втором лице единственного числа, и очень трудно сказать это же в любом другом лице другого числа.

Он очень неприятно рассмеялся, подошёл к столику, налил себе виски и сел напротив меня.

— Так, может быть, мы остановимся на чем-нибудь промежуточном? — предложил он. — Каждый из нас располагает тем, в чем заинтересован другой. Ты держишь в руках мои деньги, я — твою жизнь. Ведь так?

Я кивнула:

— И что самое смешное, мы оба ничего не выигрываем. Убив меня, ты потеряешь деньги. Я же, сидя на твоих деньгах, потеряю жизнь. Ты видишь какой-нибудь выход? Я лично нет.

— А я вижу несколько. Сначала я хотел принять тебя в долю, но раздумал. Не то у тебя окружение, да и тебе доверять нельзя. Потом я собирался тебя обмануть, но не вышло. Когда ты поняла правду?

— Ещё когда мы ехали, но надеялась, что ошибаюсь. Во дворе замка убедилась окончательно.

Он поморщился, в его глазах отражалось растущее отвращение.

— Так я и думал, что ты морочишь нас с этим немецким. Какие все-таки идиоты мои подчинённые! А так, говоря по-честному, какого языка ты и вправду не знаешь?

— Датского, — с искренним удовлетворением сообщила я. — И уверена, что никогда в жизни мне его не выучить. А теперь, мой дорогой, если ты немедленно не дашь мне есть, я отказываюсь продолжать разговор. И плевать мне на тебя, да и на себя тоже. Ничего ты из меня не выжмешь, потому что жизнью я не дорожу. Можешь убить меня хоть сию минуту, и не морочь мне больше голову.

Моё лицо, как видно, явственно отражало бушевавшие во мне злость и упрямство, потому что, взглянув на меня внимательно, он удовлетворённо улыбнулся и нажал на какую-то кнопку. Раздался негромкий звонок.

— Обед для дамы, — произнёс он куда-то в пространство, и через минуту из стены выехал накрытый стол.

Голодная и злая, смотрела я на расставленные яства, а он с иронией наблюдал за мной. В тот момент, когда я потянулась к тарелке, он отодвинул от меня стол.

Застыв, я вопросительно взглянула на него.

— О, пардон, — произнёс он с издёвкой.

Я успокоилась, взяла в руку вилку, и в этот момент стол опять отъехал.

Отнимать кость у голодной собаки — что может быть отвратительнее? Я перестала владеть собой. Хладнокровно, сознательно я дала выход слепой ярости.

Ему удалось уклониться от моей вилки, но больше он ничего не успел предпринять. К сожалению, он сидел слишком далеко от меня, поэтому я не могла разбить все блюда непосредственно об его голову, но все их содержимое полетело прямо в него. Без единого звука крушила я все, что было в пределах досягаемости, стараясь по возможности как можно больше предметов бросить в противника. Он и не пытался остановить меня, видимо понимая, что с таким же успехом можно останавливать разогнавшийся паровоз. Он даже не встал с кресла и лишь пытался защитить себя подносом, как щитом. В заключение я налила себе в стакан воды из сифона, а сифон изо всех сил грохнула о мраморный горшок с кактусом. Этот заключительный аккорд вполне удовлетворил меня, я отпила немного воды, а остальную выплеснула в него, повторив «за твоё здоровье».

Всю эту бурю он выдержал как-то удивительно хладнокровно, спокойно вытащил из кармана платок, вытер лицо, стряхнул с костюма остатки пищи и опять нажал на кнопку.

— Второй обед для дамы, — произнёс он в пространство. — И пусть здесь уберут.

Потом обратился ко мне:

— Что-то в этом роде я как раз и ожидал от тебя. Очень мило с твоей стороны, что ты не обманула моих надежд.

— Взаимно, — холодно ответствовала я.

Затем мы минут десять сидели, молча наблюдая за тем, как в комнате наводили порядок. Стол с обедом был подан второй раз, и я принялась за еду, полная решимости убить его, если он опять начнёт выкидывать фокусы.

Он продолжал молчать, глядя мне в рот, что меня очень раздражало. Когда я уже кончала есть, он сказал: