Любовники чертовой бабушки - Милевская Людмила Ивановна (читать книги бесплатно .TXT) 📗

«Во Франции блондином считают любого, кто не брюнет. Этот парень здесь должен цениться на вес золота», — подумала я и не ошиблась.

Себастьен эту мысль подтвердил:

— Смотри, девочка, похоже, к нам спешит сам Казанова. Все от него без ума, а он идет к нам. Уступаю тебя ему.

— Нет, Себастьен, не хочу, не надо, — заупрямилась я.

— Иди потанцуй с ним, девочка, только не забывай, ты достойна лучшего. Дай ему это понять.

— Как? Я не знаю французского.

— Жестами, девочка, и мимикой, — усмехнулся старик и подтолкнул меня к незнакомцу.

Я (без особой охоты) на время танца очутилась в объятиях Казановы. Вдруг он сказал по-английски:

— Муза, вы очень красивы. Я Андре. «Выходит, мы давно могли разговаривать», — подумала я и (не удивляйтесь) ему нагрубила.

Терпеть не могу мужчин, которые так открыто себя обожают.

— Тогда ответь мне, Андре, как у тебя с мозгами? — сурово спросила я.

— У меня есть мозги, — заверил Андре.

— Тогда почему они не помогают тебе скрывать свою самовлюбленность?

Не дожидаясь ответа, я поспешила к старику Себастьену.

Глава 24

— Хорошо тебе, девочка? — спросил Себастьен. Пришлось с усмешкой ответить:

— Представь себе, да, несмотря на то, что ты пытался испортить мне вечер.

Себастьен изумился:

— Тебе не понравился наш Казанова? Вижу, девочка, ты обречена на счастье.

— Почему? — удивилась я.

— Умеешь выбирать то, что нужно. Девочка, ты слишком мудра. Хочешь, угощу тебя твоим любимым ликером?

— Мы договорились пить только шампанское, — напомнила я и в качестве примера залихватски опорожнила бокал.

Мгновенно опьянев, я расчувствовалась.

— Представляешь, — пожаловалась я Себастьену, — какой-то болван закрасил мой портрет на стене. Видишь, теперь там жуткий павлин с женской грудью. Спрашивается, какому придурку это понадобилось?

— Мне, — не без гордости признался мой старикан.

— Зачем? — возмутилась я, внезапно трезвея. — Я была так горда. Портрет русской девушки в самом лучшем клубе Парижа!

Себастьен поперхнулся дымом своего «Голуаза».

— Твой портрет в забегаловке? — спросил он. — Считаешь, это прилично?

Моя мысль устремилась другими тропами: при слове «прилично» в голове всегда возникает бабуля.

— Ах, я здесь так внезапно!.. Даже Гануся не знает, где я! А бабуля! — в этом месте горе мое обострилось, я вдруг зарыдала.

Себастьен относился к моим страданиям с уважением. Он оперся локтем о стойку бара и, прищурив выгоревшие глаза, смотрел на меня с безмятежным вниманием: курил «Голуаз» и молчал. Когда я досыта нарыдалась, он протянул мне мобильный и подсказал:

— Можно ведь позвонить.

Я приложила трубку к уху и струхнула перед бабулей. Себастьен подбодрил меня:

— Давай.

Низкий аристократичный голос бабули звучал так ясно, словно она стояла у меня за спиной и говорила мне прямо в ухо. Как я любила и ненавидела этот голос! Какой он милый, родной! Я завопила:

— Бабуля!

— Муза, почему ты кричишь?

— Потому что рада тебе, потому что тебя обожаю, потому что только ты есть у меня! Остальное все чепуха!

— Деточка, ты пьяна как черт, — с достоинством сообщила бабуля и повесила трубку.

Я растерянно уставилась на Себастьена:

— Она что, не захотела со мной разговаривать?

— Может, мы разбудили ее? — предположил оптимист старикан.

Я взглянула на часы. Ерунда. Бабуля «сова», она сидит в своем кресле перед камином, курит трубку, смотрит на пламя, мечтает и слушает музыку. Я ей помешала.

— Разбудила бы ее, позвонив где-то в полдень, — просветила я Себастьена.

— Почему же мадам рассердилась? — тревожно спросил старикан.

Я с изумлением обнаружила, что он лишился своей обычной невозмутимости и выглядел очень взволнованным.

— Надо знать бабулю, — сказала я, из дружеских соображений стараясь открыть старикану глаза. — На девяносто процентов она состоит из достоинства. Я громко кричала, думаю, это ее оскорбило.

Себастьен схватил трубку, быстро набрал какой-то номер и долго молчал. Когда он прятал трубку в карман, глаза его наполнились светлой грустью.

— Давай напьемся, — предложил он любезно. Я согласилась и, громко икнув, испугалась:

— Кажется, уже напилась.

— Ерунда, это быстро пройдет.

Мы стали пить. Я не пыталась угнаться за Себастьеном, впрочем, он и не позволил бы. Чем больше мы пили, тем лучше нам становилось.

— Знаешь, чем человек отличается от животного? — вдруг спросил Себастьен.

— Тем, что ходит на двух ногах? Думаю, мы скоро встанем на четвереньки.

— Нет. Человек отличается от животного тем, что может пить водку. Именно водка делает человека человеком.

— Она же превращает его и в животное, — вставила я.

— Умная мысль, — похвалил меня Себастьен. — Во всем нужна мера. Человек должен пить до тех пор, пока ему не захочется открыть свою душу. Тебе хочется открыть свою душу?

— Себастьен, моя душа нараспашку! — с восторгом воскликнула я.

— Значит, тебе уже хватит, — заключил он. — Брось пить и пошли-ка пешком по ночному городу. Хочу слушать рассказ о твоей бабуле. Подходит такая программа?

Я взвизгнула от восторга.

— Подходит! Я обожаю свою бабулю! А кто будет о бабуле рассказывать?

— Ты, больше здесь некому.

С бутылкой шампанского мы покинули «Парти дэ плэзир». Себастьен нес бутылку непринужденно и очень красиво: зажав горлышко между указательным и средним пальцами. Я была горда тем, что иду рядом с ним. Он мною тоже гордился.

— А нас полиция не арестует? — на всякий случай спросила я.

Себастьен обиделся:

— Арестует? Меня? Героя? Мюз, ты спятила! Не бойся со мной ничего и рассказывай, — потребовал Себастьен, — рассказывай о мадам Бабуле.

И я с удовольствием начала рассказывать, потому что бабуля мой вечный кумир.

— Бабуля стремится к совершенству и превращает свою жизнь в сказку. Ей это удается, — начала я.

Цоканье лошадиных копыт раздалось у нас за спиной. Мы оглянулись и увидели настоящую карету с кучером на облучке.

— Поедем? — спросил Себастьен. — Я тоже хочу превратить жизнь в сказку!

— Наверное, дорого, — засомневалась я.

— Ерунда, я плачу, — крикнул Себастьен, на ходу заскакивая на подножку кареты и поражая меня своей прытью. — Франция хорошо обеспечивает национальных героев! — с гордостью просветил меня он.

Пристыженная за свою Родину, я уселась в карету. Мы неспешно поехали.

— А что любит твоя бабуля? — внезапно спросил Себастьен.

— Меня.

— Ты человек, а я спрашиваю о том, чем ей нравится заниматься.

— Много чем. Бабуля все любит, кроме работы. Бабуля говорит: если будешь работать, у тебя никогда не будет денег. Без денег счастливой быть трудно, потому что приходится себя ограничивать. Ограничивая себя в желаниях, унижаешь воображение. Человек с униженным воображением — раб. Так считает бабуля.

Себастьен восхитился:

— Гениально! А что еще она говорит?

— Что женщина вообще ничего не должна уметь делать: лишь сводить мужчину с ума.

— Гениально!

Пришлось согласиться:

— Да, но не у всех это получается. Во всяком случае, у бабули в восемьдесят шесть это выходит гораздо лучше, чем у меня в двадцать пять.

Себастьен радостно поразился:

— Так ей всего восемьдесят шесть?

Я уточнила:

— Еще не исполнилось.

— Да она же еще ребенок в сравнении со мной! Я сейчас!

Себастьен достал трубку, лихорадочно набрал номер и долго молчал в трубку. Потом он передал трубку мне и грустно сказал:

— Говори.

— Кто это? Немедленно признавайтесь или я рассержусь! — услышала я строгий голос бабули, впрочем, не лишенный кокетства.

— Бабулечка, это я.

— Муза? Ты?

В ее голосе было столько разочарования, что я едва не зарыдала.

— Да, бабуля, это я, твоя Муза.

— И хорошо, — сказала бабуля мстительным тоном, — а то я уже думала, что это опять сумасшедший, который звонит мне два года подряд.