Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова. - Кантор Максим Карлович (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
— Вы Денису Макарову верите?
— Безусловно, — сказал Сергей Ильич, — его свидетельство ценно тем, что подтверждено всей исторической литературой. Подобных свидетельств сохранилось достаточно много.
— Сверхъестественные силы? — спросил Чухонцев язвительно.
— Отчего же, вполне естественные.
— Только не надо нам рассказывать про графа Дракулу, вампиров, вурдалаков и всякое такое. Про Дракулу я кино видел, — сказал Гена Чухонцев.
— И что же, — полюбопытствовал Татарников, — неплохое кино?
— Для детишек развлечение! У нас-то с вами не кино, а самая настоящая реальность! Вот я и говорю, не надо про Дракулу — вы дайте нам исторические примеры!
— Помилуйте, помимо Влада Дракулы существует в истории великое множество подобных примеров. Например, современники были убеждены, что Чезаре Борджиа — вампир. Хрестоматийных историй об оборотнях не перечесть. Напомню хотя бы историю знаменитой Мелюзины Лузиньян, случившуюся в восьмом веке. Дама эта была драконом. Да, не удивляйтесь, она оборачивалась по ночам крылатым чудовищем и облетала вокруг замка. Иными словами, Мелюзина была суккубом, и ее супруг это обнаружил. Однажды вошел без стука к ней в опочивальню и был потрясен, увидев у жены длинный чешуйчатый хвост. Мелюзина с пронзительным криком вылетела в окно и больше никогда не возвращалась, лишь по ночам крылатая змея заглядывала в комнаты сыновей. Так гласит легенда.
Мы с Чухонцевым смотрели на Татарникова недоуменно. А Сергей Ильич безмятежно продолжал:
— Следует вспомнить древнекитайские предания о лисах, оборачивающихся женщинами на ночь, а поутру убегавших в норы. Не забудьте и о мертвецах, встающих из могил и возвращающих себе плоть до утреннего крика петуха. Также подумайте и о том, что пражский раввин, создавший глиняного Голема, и доктор Джекил, открывший способ превращаться в мистера Хайда, — ориентировались на реальный опыт человечества. Вещь или тело может перейти в иное состояние, которое содержит некие качества прежнего облика, но по видимости отлично.
Мы слушали Татарникова словно бы впервые — неужели это тот самый Сергей Ильич, которого мы знали? Историк ли с нами говорит? Ученый ли это? Сергей Ильич всегда отличался трезвостью во взглядах — нет, я не оговорился, отличался именно трезвостью, то есть рациональным подходом к проблеме. То, что он любил выпить, к делу не относится.
Татарников затянулся желтым дымом и продолжал.
— Оборотничество не есть что-то колдовское. Это просто-напросто нахождение между двумя мирами. Обычное промежуточное состояние, то, что иные философы определяли как сумерки души. Следует различать антропоморфное и зооморфное оборотничество, то есть обращение в иной человекоподобный облик, или же в зверя. Скажем, русские сказки сохранили нам описание царевны-лягушки, братьев-лебедей и так далее. Однако есть оборотничество и вещественное — когда оборотень переходит в предметный мир, например Баба-яга оборачивается теплой печью на пути замерзшего путника.
— Что вы такое говорите, Сергей Ильич? Вот уж не ждал от вас! — Я смотрел на Татарникова ошеломленно. Серьезный человек, профессор истории, что он несет!
— Вы хотите сказать, что не верите в оборотней, голубчик?
— Сергей Ильич, это ведь совершенно не научно!
— То есть вы верите в то, что государственные облигации будут погашены, а в то, что Мелюзина летала вокруг замка, — в это не верите? Лис-оборотней, считаете вы, не бывает? А мятая бумажка с надписью «сто рублей» — которая соответствует золотому запасу страны, давно украденному, — это как раз, по-вашему, настоящее? Где, простите, логика? Вы верите в финансовый капитализм, то есть в то, что нарисованное на бумаге соответствует реальной работе мировой промышленности, — а в народные предания не верите? Позвольте спросить, голубчик, а почему? Почему вы доверяете некоему, простите за резкость, прощелыге из правительства больше, чем свидетельствам своих предков? Каким критерием руководствуетесь? Вот, скажем, министр финансов сказал, что кризис кончился и надо опять вкладывать деньги в акции нефтяных компаний. В это вы верите? А сотни тысяч сказителей в разных уголках нашей планеты не сговариваясь оставили нам истории о том, как люди оборачиваются животными, — и в эту простую — естественную! — вещь вы поверить не можете? Не понимаю вас, голубчик! По-моему, лисице гораздо легче обернуться женщиной, нежели листочку бумажки — куском золота.
Татарников говорил обычным, мерным, немного занудным тоном. Он прерывался лишь на то, чтобы закурить новую сигарету.
— В истории оборотничества нет ничего сверхъестественного. Это самое что ни на есть торжество естества. Необходимо понять природу оборотничества, в том числе для исторических исследований.
Скажем, рассмотрим оборотничество применимо к социо-культурной эволюции человечества. В этом смысле Россия — страна-оборотень. Она обращается то в Запад, то в Восток, не являясь, по сути, ни тем, ни другим. Она — оборотень, обыкновенный вервольф, вот эта ее оборотническая природа и должна быть учеными изучена. Невозможно изучать одну из ипостасей сложного организма — ведь не составит же врач представления обо всем организме, если будет изучать только одну часть больного? Кем является дама Лузиньян — женщиной или драконом? Она является оборотнем, соединяющим в себе и то, и другое. И так же точно обстоит дело с Россией. Как у всякого нормального оборотня, у России есть определенная цикличность в превращениях. Периоды, когда Россия воображает себя Европой, длятся примерно 15 лет, а потом сменяются на 40-летний период стагнации, который исследователи европейско-прогрессивной ориентации воспринимают как регресс. Таким исследователям кажется, что со страной произошла культурная катастрофа — так и барону Лузиньяну показалось, что случилась беда, когда он увидел у жены хвост. Многим ревнителям прогресса мнится, что Россия изменяет себе и своему европейскому пути, когда она возвращается к византийской ипостаси. На деле же это никакой не регресс, ни в коем случае не измена. И даже соревнования между динамичной цивилизацией западного толка и стагнацией сталинско-брежневского образца — такого соревнования нет. Это всего лишь циклы бытия оборотня. Короткий день в европейском обличии сменяется долгой ночью восточноподобной тирании — и это попросту природа вервольфа, именуемого в исторических хрониках словом «Россия». Не климат пугал приезжих де Кюстинов и Герберштейнов, не варварские нравы — европейские исследователи оставили нам записки о куда более экзотических землях, но записки эти не столь взволнованны. Пугал их непредсказуемый характер объекта исследования — они терялись: что именно они изучают? И если оказывалось, что период их исследований падал на завершение российского цикла, и они становились свидетелями превращения — путешественников охватывал суеверный ужас. Сюда же плюсуются иррациональные отзывы самих русских о природе своего отечества. «Умом Россию не понять» — как прикажете западному ученому обходиться с такой посылкой? Он стремится понять именно умом, он хочет фактами объяснить то, что необъяснимо фактами: именно потому, что природа оборотня двойная, одни факты следует располагать в одной шкале, а другие — в другой! Существует неимоверное количество исследований о России, произведенных достойными учеными; большинство этих работ абсолютно бесполезны. Если изучать природу оборотня, то именно как природу оборотня, но не как природу существа, одному лишь биологическому виду принадлежащего.
— Послушайте, Сергей Ильич… — Гена поднял руку.
Однако Татарников не дал себя перебить. Он продолжал вещать так, словно не двое слушателей сидели на кухне, а целая аудитория в университете внимала ему.
— С этим же феноменом связаны и разочарования западных дипломатов и чиновников, имеющих дело с русскими коллегами. Им кажется, что на российских коллег давит государственный аппарат, заставляет ежесекундно менять взгляды, отказываться от вчерашних обещаний. Не так, совсем даже не в этом дело! Просто чиновник, сросшийся с природой своей страны, соединившийся с ее культурной плотью, превратившийся в ее функцию — этот чиновник мимикрирует так же, как и сама страна. Бороться за демократию — давай! строить вертикаль власти — с рвением! И то, что призывы меняются практически каждый день (с точки зрения истории, именно так дело и обстоит) — никак не настораживает рьяного чиновника. Он естественным образом — подчеркиваю, самым естественным, присущим его естеству вервольфа образом — перерождается, меняет природу взглядов, приоритеты, ценности, все сразу. Вчера он вызволял из ссылки диссидента Сахарова — а завтра гонит его с трибуны. Вчера давал волю сопредельным странам и республикам — а сегодня вводит в них войска. Да нет же, это не хитрость, он не стратег, помилуйте, какая здесь может быть стратегия — если она есть, то очень плохая. Чиновник, отдающий эти противоречивые приказы, просто оборотень, и ведет себя соответственно. И происходят эти трансформации неизбежно и постоянно — в связи с временным циклом оборотничества. Мы с вами наблюдали, как мимикрировала демократическая элита в класс чиновничества. Толпы с плакатами, отчаянные митинги — почему всего этого не стало? Призывы вместе бороться, лозунги и декларации — куда же они все делись в одночасье? И сами люди, их произносящие, где они? Герои демократического движения все как один получили государственные посты. Многие наблюдатели видят в этом предательство идеалов. Как может один и тот же человек попеременно быть премьер-министром, затем возглавлять оппозиционную партию, затем становиться губернатором при авторитарном президенте? Но именно так только и возможно, если иметь в виду природу российского суккуба. Данный чиновник себе не изменял, он, напротив того, совершенно себе равен — во всех своих меняющихся ипостасях. Он просто не человек, то есть он — не вполне человек. Он — обыкновенный оборотень.
