Сладость на корочке пирога - Брэдли Алан (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
На лице мисс Маунтджой, словно туча, закрывшая луну, появилось несколько рассеянное выражение, как будто она потратила целую жизнь, готовясь к роли, и на сцене в свете рампы забыла слова.
— Эти мальчишки, — сказала она наконец. — Эти отвратительные, мерзкие мальчишки. Я никогда их не забуду; и им не помогут круглые щечки и детская невинность.
— Один из этих мальчиков — мой отец, — спокойно заметила я.
Ее взгляд был устремлен куда-то в прошлое. Медленно она вернулась в настоящее, и ее глаза сфокусировались на мне.
— Да, — сказала она. — Лоуренс де Люс. Джако. Твоего отца прозвали Джако. Школьная кличка, тем не менее даже коронер называл его так. Джако. Он произносил это так мягко на дознании, почти ласково — как будто все в суде были очарованы этим прозвищем.
— Мой отец давал свидетельские показания на дознании?
— Конечно, он свидетельствовал — как и другие мальчики. В те времена такие дела делались именно так. Он все отрицал, разумеется, любую ответственность. Из коллекции директора украли ценную почтовую марку, и никто не мог сказать ничего, кроме: «О нет, сэр, это не я, сэр!» Как будто марка по волшебству отрастила грязные пальчики и сама себя похитила!
Я хотела было сказать ей, что мой отец не вор и не лжец, но внезапно осознала: что бы я ни сказала, ничто не заставит этот древний ум изменить мнение. Я решила проглотить обиду.
— Почему вы ушли из церкви этим утром? — спросила я.
Мисс Маунтджой отшатнулась, словно я выплеснула стакан воды ей в лицо.
— Ты говоришь без обиняков, не так ли?
— Да, — ответила я. — Это как-то связано с молитвой викария за незнакомца среди нас, не так ли? Человека, тело которого я нашла в огороде в Букшоу.
Она зашипела сквозь зубы, как чайник.
— Тынашла тело? Ты?
— Да, — сказала я.
— Тогда скажи мне вот что — у него были рыжие волосы? — Она закрыла глаза и не открывала их в ожидании моего ответа.
— Да, — ответила я. — У него были рыжие волосы.
— За дарованное нам возблагодарим Господа от всей души, — выдохнула она, перед тем как открыть глаза. Мне показалось, что это реакция не просто необычная, но и в некоторой степени нехристианская.
— Я не понимаю, — заметила я. И я действительно не понимала.
— Я сразу же признала его, — пояснила она. — Даже после всех этих лет я узнала его сразу же, как только увидела эту шапку рыжих волос, выходившую из «Тринадцати селезней». Если бы этого оказалось недостаточно, его развязность, высокомерная самонадеянность, эти холодные голубые глаза — любая из этих черт — подсказали бы мне, что в Бишоп-Лейси вернулся Гораций Бонепенни.
У меня было такое чувство, будто мы погружаемся в более глубокие воды, чем я полагала.
— Возможно, теперь ты понимаешь, почему я не могла принимать участие в молитве о вечном покое мерзкой души этого мальчика — этого мужчины.
Она протянула руку и взяла у меня пакетик с леденцами, положила одну в рот и сунула в карман остальное.
— Наоборот, — продолжала она, — я молюсь о том, чтобы он, в этот самый момент, страдал в аду.
И с этими словами она вошла в промозглый Ивовый особняк и захлопнула дверь.
Кто же этот Гораций Бонепенни? И что привело его назад, в Бишоп-Лейси?
Мне приходил в голову только один человек, который может рассказать мне об этом.
Подъезжая по каштановой аллее к Букшоу, я увидела, что синий «воксхолл» больше не стоит у дверей. Инспектор Хьюитт и его люди уехали.
Я заворачивала «Глэдис» за угол дома, когда услышала металлическое позвякивание, доносящееся из оранжереи. Я подъехала к двери и заглянула внутрь. Это оказался Доггер.
Он сидел на перевернутом ведре, постукивая по нему садовой лопаткой.
Дзинь… дзинь… дзинь… дзинь… Так колокол Святого Танкреда звонит на похоронах какого-нибудь старца в Бишоп-Лейси, звонит и звонит, как будто отмеряет часы жизни. Дзинь… дзинь… дзинь… дзинь…
Он сидел спиной к двери и явно меня не замечал.
Я прокралась в сторону кухонной двери, изо всех сил нашумела, уронив «Глэдис» с громким звоном на каменное крыльцо («Прости, “Глэдис”», — прошептала я).
— Черт побери! — сказала я достаточно громко, чтобы меня было слышно в оранжерее. И сделала вид, что увидела его через стекло. — О, привет, Доггер! — поздоровалась я жизнерадостно. — Ты-то мне и нужен.
Он не сразу повернулся, и я притворилась, что счищаю глину с носка туфли, пока он приходил в себя.
— Мисс Флавия, — медленно произнес он. — Вас все искали.
— Что же, вот она я, — сказала я. Лучше аккуратно поддерживать разговор с Доггером, пока он не придет в чувство окончательно.
— Я говорила кое с кем в деревне, и мне рассказали кое о ком, и я подумала, что ты можешь рассказать мне об этом кое-ком.
Доггер изобразил подобие улыбки.
— Я знаю, что выбрала не лучшие слова, но…
— Я знаю, что вы имеете в виду, — прервал меня он.
— Гораций Бонепенни! — выпалила я. — Кто такой Гораций Бонепенни?
От моих слов Доггер начал извиваться, как подопытная лягушка, к хребту которой подсоединили гальваническую батарею. Он облизнул губы и яростно вытер их носовым платком. Его глаза начали туманиться, мигая, словно звезды перед восходом солнца. Одновременно он прилагал нечеловеческие усилия взять себя в руки, но без особого успеха.
— Не обращай внимания, Доггер, — сказала я. — Это не имеет значения. Забудь.
Он пытался встать на ноги, но не смог подняться с ведра, на котором сидел.
— Мисс Флавия, — сказал он, — есть вопросы, которые надо задать, и есть вопросы, которые задавать не надо.
Опять то же самое: так похожие на закон, эти слова падали из уст Доггера так естественно и с такой окончательностью, как будто их изрекал сам Исайя.
Но эти несколько слов, казалось, полностью истощили его, и с громким вздохом он закрыл лицо руками. Я ничего так не хотела в этот момент, как обнять его и прижать, но знала, что он это не любит. Я просто удовольствовалась тем, что положила руку ему на плечо, осознавая, что этот жест успокаивает скорее меня, чем его.
— Я пойду найду отца, — сказала я. — Мы проводим тебя в комнату.
Доггер медленно повернул лицо ко мне, мертвенно-белую трагическую маску. Слова упали, как камни, скрежещущие о камни.
— Они забрали его, мисс Флавия. Полиция увезла его.
12
Фели и Даффи сидели на украшенном цветочным узором диване в гостиной, обнявшись и завывая, как пожарные сирены. Я сделала несколько шагов, желая присоединиться к ним, и тут Офелия заметила меня.
— Где ты была, маленький звереныш? — прошипела она, вскакивая и набрасываясь на меня, как дикая кошка, ее глаза опухли и покраснели, как велосипедные фонари. — Все тебя искали. Мы думали, ты утонула. О! Как я молилась об этом!
Добро пожаловать домой, Флавия, подумала я.
— Отца арестовали, — припечатала Даффи. — Его увезли.
— Куда? — спросила я.
— Откуда нам знать? — презрительно сказала Офелия. — Туда, куда увозят арестованных людей, полагаю. Где ты была?
— В Бишоп-Лейси или Хинли?
— Что ты имеешь в виду? Выражайся яснее, малолетняя идиотка.
— Бишоп-Лейси или Хинли? — повторила я. — В Бишоп-Лейси есть только однокомнатный полицейский участок, так что я не думаю, что его повезли туда. Полиция графства располагается в Хинли. Вероятнее всего, они забрали его в Хинли.
— Его обвинили в убийстве, — сказала Офелия, — и его повесят. — Она снова разрыдалась и отвернулась. На миг я почти пожалела ее.
Я вышла из гостиной в коридор и увидела Доггера на полпути вверх по западной лестнице, он тяжело поднимался, ступенька за ступенькой, как приговоренный на эшафот.
Теперь был мой шанс!
Я подождала, пока он скроется из виду на верхушке лестницы, потом проскользнула в кабинет отца и спокойно заперла дверь за собой. Первый раз в жизни я оказалась одна в этом помещении.
Одна стена целиком предназначалась для отцовских альбомов с марками — пухлых томиков в кожаных переплетах, цвета которых обозначали царствование того или иного монарха: черный — королевы Виктории, красный — Эдуарда VII, зеленый — Георга V и синий — нашего теперешнего короля Георга VI. Я вспомнила, что тонкий красный томик приютился между зеленым и синим и содержал лишь несколько марок — девять известных вариантов четырех марок, выпущенных с портретом Эдуарда VIII, до того как он сбежал с той американкой.
