Можно любить и лысых - Дар Фредерик (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Наш шофер решает прибытие сделать шикарным. Он описывает вираж, едва не перевернув нас, и резко тормозит перед закрытыми воротами.
— Вот тут, — говорит он. Берю глубоко вздыхает.
— Не слишком-то быстро, черт! Если это ферма, то пускай будет фермой, а не маскируется под концентрационный лагерь. Нет ли тут газовых камер? Сдается мне — а нюх меня еще никогда не обманывал — что есть.
— Меня зовут Бен Мой.
Он менее строг, чем судья в старину, высокий, морщинистый, и, вероятно, улыбался в последний раз еще до войны с бурами, когда генерал Грант приказал набить свою трубку молодой рабыне, которую первой отпустил на волю.
— Вы — интендант этого королевства? — спрашиваю я, машинально протягивая ему руку, которую он якобы не видит.
— Я — управляющий “Ред Окс Ферм”, — исправляет меня субъект, указательным пальцем разглаживая одну из своих морщинок.
— Мой друг и я — французы. Кроме того, мы из парижской полиции.
Он делает едва заметный жест, сопроводив его гримасой, будто напуган приземлением на его огороде самолета “Конкорд”.
— Мы приехали из-за Стива и Маризы Флип. Вы в курсе того, что с ними случилось?
— Да, шериф округа сообщил, что они убиты.
Говоря это, он не проявляет никаких чувств. Если бы у меня в комнате перегорела лампочка, он воспринял бы это известие точно так же: “Ах, вот как? Хозяин извещен”. — И все.
Через окно я различаю предгорья Кордильер, которые на горизонте резко вздымаются к самому небу. Чудовищные скалы — не чета нашим Альпам, мирным и домашним.
Комната, в которой мы находимся, уставлена горшками цветов. Можно подумать, что мы находимся где-то в Голландии или Швейцарии. Мебель — новенькая, с иголочки. Кресла-качалки напоминают нам, что мы — в англосаксонской стране. Пахнет резедой и конским навозом.
Через открытую дверь нам видна кухня, в которой толстая негритянка месит тесто. Она будто сошла с рекламного проспекта об Америке.
— Хотя бы предложил глоток вина, — шепчет Берюрье. — У меня язык присох к глотке.
Жажда мучает и меня, но мажордом нисколько не похож на приветливого хозяина французской пивнушки.
— Мы приехали, чтобы задать вам несколько вопросов, мистер Мой. Этого требует расследование.
— У вас есть документы?
К счастью, у меня сохранилось старое свидетельство о работе в парижской криминальной полиции. Я протягиваю его старику. Слово “полиция” и трехцветная карточка слабо влияют на его гостеприимство. Во всяком случае, его настроение не улучшается.
Он водружает на нос очки и внимательно сверяет мою карточку с оригиналом, вертит ее в пальцах, чуть ли не нюхает, потом возвращает ее мне, держа двумя пальцами, словно грязный засморканный платок или скользкую улитку, или цветную фотографию Джеральда Форда.
— Хорошо, — говорит он сухо и таким тоном, будто собирается немедленно вышвырнуть нас за дверь. — Так чем могу служить?
— Вы знаете, при каких обстоятельствах погибли супруги Флип, мистер Мой?
— Какой-то безумец застрелил их, как собак.
— Не совсем так. Этим безумцем был знаменитый актер, который действовал в пределах самообороны.
Бен Мой запихивает два пальца между шеей и воротничком, как бы показывая свое сожаление, что не надел рубашку на два размера больше.
— Знаменитый актер, говорите? Кто же это — Фрэнк Синатра, Марлон Брандо или Пол Ньюмен?
— Нет, мистер Мой.
— Я не знаю других знаменитостей с тех пор, как похоронили Спенсера Тресеи.
— Я говорю о Франции. Этот актер знаменит во Франции.
У Моя в запасе имеются весьма выразительные жесты. Он поднимает правую руку, не двигая локтем, и кладет ее себе на плечо. Это — грубый жест, полный пренебрежения к тому, что не является Америкой.
— Вы говорите, он действовал в интересах самообороны? — спрашивает меня костлявый собеседник. — Неужели ваш комедиант мог опасаться Стива и Маризы? Молодых и самых безобидных существ в мире, не считая младенцев и старых трапперов, которые уже перевелись.
— Но, тем не менее, у каждого из них в руках были револьверы, когда Кристиан стрелял в них.
— КТО ЭТО СКАЗАЛ?
Перед моими глазами вновь встает вся трагедия на роскошной вилле.
— Таковы установленные мною факты, мистер Мой.
— А я утверждаю, что это — вранье, только и всего. Он снова берет мою карточку и с заметным акцентом читает: “Санатоний”.
Берюрье трогает меня за руку.
— Извини, мек, но это насекомое явно ищет, к чему бы придраться. У него такой тон, что я удивляюсь, как ты терпишь. Я сделаю из него мокрое место, если он посмеет сказать, что мы не те, за кого себя выдаем.
— Плюнь! Это выходки идиота.
— Они действуют мне на нервы, мек. Не позволю оскорблять себя всякому паршивцу из Америки! Ладно, пока ты разбираешься с этим прохвостом, схожу на кухню и посмотрю, можно ли договориться с той черной девицей. И, наконец, чем-то надо промочить горло.
Он исчезает.
Бен Мой устремляет на меня такой злобный взгляд, что может убить им, но я нахожусь в отличной спортивной форме.
— Это имение принадлежит Флипам? — спрашиваю я.
— Безусловно.
— Значит, они были богаты?
— Это зависит от того, что называть богатством, мистер… мистер…
Он опять смотрит в мою карточку.
— Мистер Санатоний.
Теперь он и мне начинает действовать на нервы. У меня невольно сжимаются кулаки, и я пугаюсь, что могу потерять над собой власть, а это некстати.
— Я хочу спросить: они принадлежали к зажиточным слоям?
— В общем, да.
— А откуда у них состояние?
— Эта ферма принадлежала еще родителям мистера Флипа.
Отец обеспечил сына, когда тот еще не родился, тогда откуда у него появилась мысль — вместе с женой стать убийцами?
Это — самая неразрешимая загадка всей истории. Потрясающе! Счастливая, богатая, здоровая пара, только начавшая совместную жизнь в одном из плодородных штатов США, летит в Париж на свидание со своей смертью. Разве это нормально?
В дверном проеме появляется живописная фигура Берю.
— Чернуха превосходна! — заявляет он. — Правда у нее не было спиртного, зато — какое пиво?! И она — весьма аппетитная хозяюшка. Ее вид наводит на игривые мысли, готов подраться с любым.
— Что он говорит? — беспокоится Мой, не понимающий по-французски.
— Ему очень нравится ваша ферма.
Почему-то в это мгновение я вспоминаю о ненасытной Инес, которая хотела еще и еще, и ей было все мало. Она была из той породы женщин, для которых половой акт — единственная цель их существования.
Она стала случайной жертвой развернувшейся драмы. Ей разбили череп, чтобы скомпрометировать меня, связать мои руки и парализовать мою инициативу. Убили ни в чем не повинную женщину. Кто они? Вероятно, те техники! Люди организованные и, конечно, без малейшего намека на совесть и человечность.
Инес на лошади в Нейи. Словно наяву, вижу ее в маленькой гостинице, куда привел ее наспех. Она еще в бриджах для верховой езды. Тогда я впервые имел дело с девицей в таком наряде. Она легла на кровать и, расстегнув сюртучок, обнажила великолепные груди, затем неторопливо стала стягивать брюки, открывая моему взгляду свои тугие чресла. Я не дал ей полностью раздеться и с неистовой страстью овладел ею, возбужденный роскошным телом и нескрываемой похотью.
И вот я — косвенный убийца Инес — заявляю: действовала организованная банда.
Эта банда узнала, что прославленный “Санатоний” приглашен предотвратить нечто, направленное против известной личности, и тогда банда немедленно приступает к действию. БАНДА!
— Мистер Мой!
— Я вас слушаю.
Его беспокоит, что коп находится на его ферме. Янки к этому не привыкли и не любят этого. Меня еще терпят, потому что я — француз, из страны, которую надо снабжать деньгами.
— Для чего мистер и миссис Флип ездили во Францию?
— Видимо, захотелось.
— А они вам не говорили о своих планах?
— Говорили, но не поясняли. Сказали, что поедут в Париж первого июня. Я вздрагиваю.
