А я люблю военных… - Милевская Людмила Ивановна (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Отпустите, — потребовала я, — разве не видите, мне бить больше некого!
Мне поверили и отпустили, смущенно в сторону отошли, поглядывая украдкой как бы я еще чего не выкинула. Выпроваживать меня грубо ни у кого духу не хватило.
Евгений с тоской смотрел на меня: на лице его отражалась боль.
— Соня, зачем ты мучаешь себя?
Ха! Что несет он, бедный мужчина?! Себя мучаю! А что же говорить о Юльке? Еле живая ноги унесла! Или его это не волнует?
— Соня, не мучай себя!
Ужас, какая в его глазах тоска!
— Так это я, оказывается, мучаю себя? Я! А не ты! Теперь знаю, что мне делать. На завтра же назначу свадьбу и приглашу всех твоих друзей!
Евгений переменился в лице: тоска сменилась на тревогу.
— Но мы же официально еще не разведены, — напомнил он.
— Если ты можешь жениться при живой жене, то что помешает мне выйти замуж при живом муже?
Евгений — какое непостоянство — обрадовался:
— Так значит ты согласна на развод?
И тут меня куда-то понесло, куда-то не туда, словно забыла зачем пришла.
— Да, — гордо ответила я, — для этого сюда и явилась. Прими это в качестве свадебного подарка. Завтра же дам тебе развод. Прощай и желаю счастья! Насколько это возможно при твоей новой жене.
Я это так громко сказала, что все — и метрдотель и охрана — с облегчением вздохнули, Евгений же с опаской спросил:
— Значит я могу идти? Ты не будешь больше скандалить?
— Иди, — согласилась я. — Иди, если ты меня больше не любишь.
Он удивился:
— Нет, это ты больше не любишь меня. Ты твердила это с утра до вечера, даже хуже: говорила, что ненавидишь, что презираешь.
— А ты? Что делал ты? Не хочешь ли ты сказать, что любишь меня? — с надеждой спросила я.
— Нет, уже не хочу, — отрезал Евгений.
— Ну и катись к своей каракатице кривоногой! — взвизгнула я.
Он зло сплюнул, безмолвно выругался и ушел.
Глава 18
Все ждали, что я тоже уйду, но я осталась: осела на диван, обхватила голову руками и застыла. На душе кошки скребли, и вот в такой неблагоприятный момент почему-то вспомнился Владимир Владимирович.
“Во всей этой истории уже то хорошо, — подумала я, — что меня до сих пор не схватили. Значит Женькина свадьба не заинтересовала эфэсбеэшников, следовательно здесь и есть самое безопасное место, так зачем же отсюда уходить? И, главное, куда?”
Я беспомощно глянула на метрдотеля, озабоченно державшегося на безопасном расстоянии. Он вынужден был откликнуться на немой призыв и подойти.
— Софья Адамовна, очень сочувствую вам, но и вы в мое положение войдите: нет у нас свободных мест.
— Успокойтесь, — ответила я, — больше не буду скандалить. Просто поужинать хочу.
— Но нет у нас свободных мест! — для убедительности прикладывая руку к сердцу, взмолился он. — Клянусь, нет и сегодня не будет!
“Значит не получилось. Не век же сидеть мне на этом диване“, — подумала я, собираясь подниматься и, несолоно хлебавши, отправляться на все четыре стороны.
Метрдотель, заметив мое намерение, обрадовался и с подъемом залепетал:
— Софья Адамовна, в любое другое время рады будем вас видеть, вы же знаете, Софья Адамовна, как мы к вам относимся, со всей душой, со всей душой, но в этот раз, Софья Адамовна…
И вот тут-то вошел он, мой объект! Во всем своем блеске и с ошеломительным букетом: белые розы в потрясающем количестве.
А я в растрепанном виде — в каком виде можно быть после драки с будущей женой бывшего мужа?
Сразу захотелось исчезнуть. Незаметно.
Я заволновалась: “Как тут выйдешь? Он же меня увидит. Просто стыд, на кого я похожа.”
В действительности на кого я похожа мне страшно хотелось знать, но до зеркала было далеко, и снова объект на этом пути — все время он становится между мной и зеркалом.
— Софья Адамовна, умоляю вас, — продолжал занудствовать метрдотель.
Я поспешила его успокоить:
— Хорошо-хорошо, только сразу не гоните меня. Немного здесь посижу, остыну, в порядок себя приведу и уйду.
Метрдотель мне поверил и, приступив к своим непосредственным обязанностям, покинул холл, я же осталась сидеть на диване, прячась за раскидистым фикусом.
Я рассчитывала, что объект прошествует в ресторан (наверняка у него рандеву с его курочкой), тогда-то незаметно и выскользну — уж очень не хотелось показываться в заплаканном и помятом виде.
Но все вышло иначе: объект мой как назло с букетом в руках застыл, прямо в холле, будто истукан стоит и жадно поглядывает то на часы, то на дверь, ведущую на улицу.
“Ага, — злорадно подумала я, — курочка-то наша запаздывает!”
Объект простоял довольно долго — я уже приуныла на своем диване; нервно ощипывая фикус, страдала неимоверно — не привыкла к бездействию.
Настоявшись вдоволь, объект достал из кармана мобильный и начал куда-то звонить. Судя по всему, он уже психовал. Продолжительный телефонный разговор не добавил ему настроения. В конце концов объект громко выругался, швырнул букет в мусорный бак и решительно проследовал в обеденный зал.
Я порхнула с дивана и подбежала к стеклянной двери, собираясь установить за каким объект приземлится столиком. Так, простое любопытство, но в рядах охраны оно посеяло панику. Рамбулье в два прыжка настиг меня и забасил:
— Софья Адамовна, пойдемте воздухом подышим.
— Сейчас подышим, — пообещала я, отмечая, что объект расположился у фонтана (место самое дорогое) за столиком, сервированным на две персоны.
Зал еще не был полон, но народ усердно подтягивался. Радовало хоть то, что метрдотель не обманул: свободных мест, похоже, действительно не предвиделось.
Вдруг вижу, по залу бежит Тамарка и прямиком ко мне. Выскочила в холл и как обычно, сразу в крик:
— Мама, ты невозможная! Зачем ты, глупая, сюда приперлась?
— Странный вопрос, а ты зачем?
— Ха! Я здесь, как и везде, очень даже к месту, но ты? Ты-то как могла так низко пасть? Мама! Я тебя совсем не узнаю! Где твоя гордость? Твоя легендарная гордость! Она что — уже миф?
— Тома, — отмахнулась я, — при чем тут гордость? Не до гордости уже мне, когда беда приключилась. Надо человека спасать! Спасать родного человека. Он же сирота, о нем же, кроме меня, позаботиться некому.
— Ты тоже сирота и позаботься лучше о себе.
Я активно начала ей возражать, но Тамарка меня не слушала. Озаренная мыслью, она приобрела решительный вид и тоном капрала заговорила:
— Значит так, Мама, не позорься, возьми себя в руки, мобилизуй гордость и бодрым шагом отправляйся мстить. Я тебе помогу. Здесь можешь не сомневаться и на меня рассчитывать.
Я разозлилась:
— Господи, Тома, в чем тут сомневаться, ведь с детства знаю тебя, но не хочу я мстить, это всегда успеется. Сейчас же хочу мужа обратно забрать, тогда и мстить не придется.
— Нет, Мама, всегда лучше отомстить, поверь моему опыту. И потом, ведь есть же женская гордость, элементарная женская гордость. Как можешь ты забывать о ней?
— Да при чем здесь гордость, — взорвалась я, — когда родной человек гибнет?
В Тамарке обнаружилось столько непонимания, что пришлось к аллегории прибегнуть.
— Ну, Тома, только вообрази: твой Даня угодил в болото. Будешь ты его вытаскивать или нет?
Похоже, мысль Тамарке понравилась.
— Мой Даня? В болото? — с игривой задумчивостью спросила она.
На лице ее блуждала мечтательная улыбка.
— Да, твой Даня! — свирепея, рявкнула я. — В болото! Которое засасывает, пиявки впиваются в тело, слепни жалят лицо, жижа заполняет рот, и змея, роскошная гремучая змея ползет к нему, поигрывая жалом, ползет и вот-вот нанесет твоему Дане смертельный удар!
— Укус! — покрываясь ужасом, поправила меня Тамарка. — Мама, ты невозможная! Какие жути ты нагоняешь!
— Что там жути? Лучше скажи: будешь ты спасать своего Даню или нет?
— Буду! Конечно буду! Он смерти всяческой достоин, но это слишком жестоко.
— Так вот Юля хуже всякого болота! Она и болото, и пиявки, и слепни, и гремучая змея и черт знает что еще! Уж тебе-то смех рассказывать! Уж столько лет ее знаешь!
